Субашские источники

</tt>

</tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Золотой Ключ
45°05′49″ с. ш. 35°06′36″ в. д.45.09694° с. ш. 35.11000° в. д. / 45.09694; 35.11000
Другие названия	Субаш
Входит в группу	Субашские источники
Страна	Россия Россия/Украина Украина
Регион	Крым
Название местности	окрестности с. Айвазовского
Тип	источник
Золотой Ключ

К:Водные объекты по алфавиту

Суба́шские исто́чники (укр. Субаські джерела, крымско-тат. Suv Baş çoqraqları, Сув Баш чокъракълары) являются началом реки Субаш, впадающей в залив Сиваш Азовского моря. До революции 1917 года были частью имения семьи Айвазовских Шах-Мамай (ныне село Айвазовское), называвшейся Субаши (с 1948 года Золотой Ключ) .

История

Вторая половина XIX в. характеризуется становлением научного подхода к решению проблемы водоснабжения Феодосии. В 50—60-е гг. XIX в. инженер М. И. Матерно раскопал некоторые участки древнего водопровода, исследовал водоносные слои феодосийских гор. Под руководством инженера П. Малашева в 1864 г. был построен водопровод к фонтану в феодосийских казармах. Новый казарменный фонтан представлял собой перестроенный фонтан средневекового водопровода, иссякший в 1862 или в 1863 г. В систему водоснабжения казарменного фонтана вошли 4 истока средневековых гидротехнических сооружений, старые и вновь отрытые колодцы, дренажные канавы. Водосборные сооружения располагались на склоне горы Тепе-Оба двумя линиями — длиной 211 саженей (450 м) и более 600 саженей (1300 м), — которые сходились в приемном колодце, откуда вода по одной общей трубе направлялась к фонтану. На трассе были устроены 75 малых крытых бассейнов для наблюдения за состоянием линии, фильтры, вантузы, отводные линии, мосты в местах пересечения трубопроводом глубоких балок и оврагов. Использовались керамические трубы длиной 0,2 сажени (0,43 м), средним диаметром — 4 дюйма, средней толщиной — 0,5 дюйма. В день открытия, 24 декабря 1864 г., казарменный фонтан выдал 2880 вёдер (35,4 м³) чистой и вкусной воды. В 1865 г. суточный расход воды в фонтане колебался от 5700 вёдер (70 м³) — 18 апреля, до 2300 вёдер (28 м³) — 21 июля. После продолжительной засухи фонтан выдал 30 октября 1874 г. 1200 вёдер (15 м³) воды за сутки.

В 70-е гг. XIX в. бесперспективность восстановления старинной системы городского водоснабжения стала очевидной. С 1881 г. водную проблему исследовал инженер-технолог М. И. Алтухов. В 1885 г. им был подготовлен проект водоснабжения города из 2 водохранилищ-водосборников, перекликавшийся с идеей инженера Г. Романовского о водонепроницаемости феодосийских гор. Предлагалось перегородить две балки горы Тепе-Оба (Немецкую и Романовского) каменными плотинами высотой 4 сажени 1 аршин (9,25 м) и шириной — 6 саженей (12,8 м). В эти запруды стекалась бы вода с 6,16 кв. верст (около 6,5 кв. км²) горных склонов. Водосборники должны были состоять из чередующихся слоев камня, гравия, песка. При общем объёме водохранилищ в 2 400 000 вёдер (30 000 м³) ежесуточное в течение 15 часов работы водопровода поступление воды в город достигло бы 98 000 вёдер (1200 м³).

М. И. Алтухов также отметил, что наилучшим решением проблемы водоснабжения Феодосии стала бы доставка в город ежесуточно 200 000 вёдер (2500 м³) воды из самого крупного в Крыму источника Субаш (теперь в черте с. Приветное Кировского района), бывшего собственностью второй жены И. К. Айвазовского Анны Никитичны Саркизовой (Бурназян). По предварительным оценкам прокладка водовода из Субаша обошлась бы городу в 600 000 рублей, не считая стоимости покупки источника или прав на отвод в город части субашской воды.

На заседании водопроводной комиссии Феодосийской городской думы, 5 февраля 1887 г., после обсуждения 4 проектов водоснабжения города был принят проект тепе-обинских запруд М. И. Алтухова. Первое водохранилище, вместимостью 1 млн вёдер (12 000 м³) и сметной стоимостью 36870 рублей, решено было построить в 1887 г. Идея Феодосийско-Субашского водопровода не нашла поддержки из-за своей дороговизны.

Но тепе-обинский проект так и не состоялся. Уже начавшиеся работы были прекращены после того, как на заседании городской думы 30 мая 1887 г. И. К. Айвазовский объявил о даре Феодосии, навечно, 50 000 вёдер (600 м³) субашской воды в сутки. Все силы и средства города были направлены на сооружение Феодосийско-Субашского водопровода.

Феодосийско-Субашский водопровод

Новый проект подготовил М. И. Алтухов. Вода в Феодосию поступала самотеком из-за перепада высот между источником и городом. В Субаше строилось приёмное водохранилище, по городу вода распределялась из запасного водохранилища (объёмом в 50 000 вёдер) на Сарыгольской возвышенности. Карагозское и Эгетское промежуточные водохранилища выравнивали давление в трубах на трассе водопровода. Загородная и городская водопроводные сети состояли из чугунных труб разного диаметра, уложенных на глубину 2 аршина (1,4 м). Загородная линия должна была пропускать за 15 часов работы в сутки 50 000 вёдер воды, а городская сеть, учитывая дальнейшее расширение водопровода, — 100 000 вёдер (1 200 м³) воды.

Первоначально намечалось бесплатное пользование субашской водой из 2 городских фонтанов, 3 водоразборных колонн для наполнения бочек и 18 — для ручной тары. Но в итоге субашская вода продавалась не дороже 0,5 копейки за ведро (12,3 л). Большинство феодосийцев покупали воду в 5 водоразборных будках-фонтанах: на Полицейской площади, Карантинной, Татарской, Караимской и Сарыгольской слободках. Водой фонтана Караимской слободки, построенного на средства Бекенеш Хаджи, наполнялась только ручная тара. Остальные фонтаны строились городом и отпускали воду в ручную тару и в бочки. На частных водоотводах расход воды измерялся счетчиками-водомерами.

Фонтан Айвазовского

Главный фонтан водопровода был заложен на Ново-Базарной площади в день тезоименитства императора Александра III, 30 августа 1887 г., после торжественного богослужения в феодосийском Александро-Невском соборе., 29 апреля 1888 г. Городская дума постановила назвать этот фонтан именем Александра III. Сооружался же он по проекту и на средства И. К. Айвазовского.  Фонтан явился точной копией фонтана в Константинополе.  И 29 августа 1888 г. Таврический генерал-губернатор уведомил феодосийского городского голову о Высочайшем Указе от 25.08.1888 г. о присвоении этому фонтану имени его создателя. Воду фонтана Айвазовского разрешалось пить бесплатно, но этой водой запрещалось наполнять тару и уносить с собой. Над изливом находилась серебряная кружка на цепочке с надписью: «Выпейте за здоровье Ивана Константиновича и его семьи», которая исчезла уже во второй половине ХХ века.

Дарственную от А. Н. Айвазовской город получил 1 апреля 1888 г.

Оборудование, в том числе 2—8-дюймовые чугунные трубы, изготовил и установил завод Д. А. Пастухова (г. Ростов-на-Дону). Основные работы на трассе развернулись весной-летом 1888 г.. Строительство водохранилищ, земляные работы выполнили подрядчики Х. Э. Каразаде и Я. В. Можаев. По апрель 1888 г. производителем работ был инженер А. Ф. Лаговский, а с мая 1888 г. — инженер И. О. Эрак. В создании водопровода участвовал феодосийский городской архитектор С. Ф. Адамский. В городское запасное водохранилище вода поступила 30 августа 1888 г. На следующий день началось правильное водоснабжение города.

Церемония торжественного открытия Феодосийско-Субашского водопровода состоялась 18 сентября 1888 г. у фонтана И. К. Айвазовского. Уже после этого проводились испытания, прерванные в конце октября 1888 г. из-за сильных заморозков. Было заменено 59 лопнувших труб, и к 20 ноября 1888 г. водоснабжение г. Феодосии полностью восстановилось. Всего же было уложено 32 км 298 м (10617 штук) труб разного диаметра, причем городские линии включали в себя 4 км 574 м трубопроводов.

Фонтан «Доброму гению»

В 1890 году на городском бульваре (ул. Итальянская — совр. ул. Горького) был установлен фонтан-памятник «Доброму гению» в честь А. Н. Айвазовской. На трассе Феодосийско-Субашского водопровода случались аварии, поэтому город часто недополучал свои 50 000 вёдер воды в сутки. Нехватка воды остро ощущалась летом. Городом велись переговоры об уступке дополнительного количества воды с владельцами Субаша. Но последние соглашались только на продажу всего источника — свыше 250 000 вёдер (3 000 м³) воды в сутки — вместе с имением — до 1000 десятин земли (свыше 1000 га), из которых около половины были непригодными для нормального земледелия, — за сумму не менее 500 000 рублей. В 1912 г. появился проект постепенного расширения Феодосийско-Субашского водопровода. Его автором являлся инженер Д. В. Петров, заведовавший водохозяйством города. В 1914—1923 гг. предполагалось построить новую линию водовода из Субаша пропускной способностью 150 000 вёдер (1 800 м³) воды в сутки, расходуя на это ежегодно по 25 000 рублей из доходов городского водохозяйства. В 1923 г. годовой приток воды из железнодорожного источника (Кошка-Чокрак) и обеих линий Феодосийско-Субашского водопровода составил бы 45 000 000 вёдер (550 000 м³). Потребление воды каждым феодосийцем при ожидаемой в 1923 г. численности населения в 45 тысяч человек достигло бы 2,74 ведра (34 л) в сутки.

Предлагалось два возможных решения судьбы Субашского источника.

В одном случае после 1923 г. ключи с имением выкупались городом за 425 000 рублей с рассрочкой платежа или за 400000 рублей единовременно. До покупки источника планировалось платить владельцам Субаша по 5 копеек за каждую сотню вёдер воды сверх ежесуточных 50 000 вёдер. Второй вариант не предусматривал покупки источника городом. В этом случае намечалось платить по 10 копеек за каждую дополнительную сотню вёдер воды в сутки в 1914—1923 гг. и по 2 копейки — в дальнейшем. По первому варианту прибыль от эксплуатации нового водопровода поступала бы в городскую казну с 1932 г., а по второму — уже с 1924 г.

Строительство в 1887—1888 гг. Феодосийско-Субашского водопровода гарантировало городу ежесуточно до 50 000 вёдер питьевой воды отличного качества. Но стремительное развитие Феодосии в конце XIX — начале XX в. вновь обострило водную проблему, несмотря на дополнительный приток в город воды ключей Кошка-Чокрак. В начале XX в. разрабатывались проекты расширения Феодосийско-Субашского водопровода. В то же время продолжались поиски новых источников пресной воды, в том числе и нетрадиционными способами.

Самый крупный источник Су-Баш, расход воды которого 75 л/с, уже не существует в том виде, каким он был в те времена. В 1939 году, здесь пробурили 2 скважины, вода из которых по вновь проложенному трубопроводу подавалась в Феодосию. В 1967 и 1968 годах были пробурены ещё 2 скважины, которые назвали Большой и Малый Богатыри.

Водой из субашского источника Феодосия обеспечивалась до пуска Северо-крымского канала в 1970 году.

В 1972 году был пущен водопровод в город Старый Крым.

Перспективы использования

В 1984—1985 годах на Субашских источниках [crimeanblog.blogspot.com/2010/09/subashskaya-voda.html работали гидрологи] из Канады и Швеции, брали пробы, делали анализы. Цитата из заключения:

«Качество воды субашских источников позволяет использовать её для питья грудным детям без кипячения, но с простейшей очисткой от механических примесей»

По мнению специалистов Субашские источники могли бы давать Феодосии 13600 м³ воды в сутки, что на 60 % обеспечило бы потребность горожан в питьевой воде. С 2008 года рассматривается вопрос о проектировании водовода к Субашским источникам. [kafanews.com/novosti/3259/pod-subashskie-istochniki-sozdaetsya-obshchestvo_2010-09-16 Программа реконструкции и развития водопроводно-канализационного хозяйства Феодосии] на 2008—2017 годы предусматривает использование Субашских источников для водоснабжения города.

Отрывок, характеризующий Субашские источники

– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.