Суварин, Борис

Борис Суварин
Boris Souvarine
Имя при рождении:	Борис Константинович Лифшиц
Дата рождения:	5 ноября 1895(1895-11-05)
Место рождения:	Киев
Дата смерти:	1 ноября 1984(1984-11-01) (88 лет)
Место смерти:	Париж
Партия:	Французская коммунистическая партия
Род деятельности:	журналист

Бори́с Суварин (фр. Boris Souvarine, 5 ноября 1895, Киев — 1 ноября 1984, Париж) — французский политический деятель и писатель, историк, коммунист, затем антикоммунист

Биография

Борис Константинович Лифшиц родился в Киеве в 1895 году в еврейской семье, сын Константина (Калмана) Лифшица и Мины Штейнберг. Около 1900 года его семья переехала в Париж и впоследствии приняла французское гражданство. Учился на ювелира. В 1914 вступил во французскую секцию рабочего интернационала. Сотрудничал в газете Жана Лонге Le Populaire и издании Максима Горького Новая жизнь. Принял псевдоним «Суварин» по имени русского революционера — персонажа романа Эмиля Золя «Жерминаль». Известно открытое письмо В. И.Ленина Борису Суварину (1918; Сочинения, т. 30).

Был одним из основателей Французской коммунистической партии, входил в её руководство. Делегат 3-го конгресса Коминтерна, член Исполкома Коминтерна, — в это время жил, в основном, в Москве. В 1924 поддерживал Троцкого против Сталина, был снят со своих постов в Коминтерне. Вернулся во Францию, сблизился с Альфредом Росмером и другими троцкистами.

В 1925 издавал «Bulletin Communiste», организовал марксистско-ленинский коммунистический кружок (впоследствии Демократический коммунистический кружок). В 1927 разошёлся с Троцким по ряду вопросов. В частности, Суварин считал систему, существовавшую в СССР, государственным капитализмом, в то время как Троцкий — «деформированным рабочим государством».

В 1935 написал биографию Сталина «Сталин. Очерк истории большевизма» ([www.marxists.org/history/etol/writers/souvar/works/stalin/index.htm]). В 1935 основал Институт социальной истории, собиравший материалы по истории коммунизма, СССР и рабочего движения. Впоследствии порвал с коммунизмом, однако продолжал исследовать это политическое явление как историк.

Во время Второй мировой войны был арестован правительством Виши, но отпущен благодаря сочувствующему офицеру и бежал в США. После войны издавал журналы «Est-Ouest» и «Le Contrat social».

Дружил и сотрудничал с Панаитом Истрати, оставил воспоминания о Бабеле, впоследствии переписывался с Солженицыным.

Умер в Париже в 1984 году.

Труды

• Staline, aperçu historique du bolchévisme, Plon, 1935.
• Cauchemar en URSS, Revue de Paris, 1937.
• Ouvriers et paysans en URSS, Librairie du travail, 1937.
• Un Pot-pourri de Khrouchtchev : à propos de ses souvenirs, Spartacus, 1971.
• Le Stalinisme, Spartacus, 1972.
• Autour du congrès de Tours, Ivrea, 1981.
• L’observateur des deux mondes et autres textes, La Différence, 1982.
• Souvenirs sur Isaac Babel, Panaït Istrati, Pierre Pascal — suivi d’une lettre à Alexandre Soljenitsyne, Lebovici, 1985.
• A contre-courant (recueil de textes de 1925 à 1939), Denoël, 1985.

Дальнейшая жизнь псевдонима

Псевдоним «Борис Суварин» был использован российским журналистом Леонидом Радзиховским в некоторых публикациях периода 2007 — 2009 годов.

Литература

• Panné J.-L. Boris Souvarine. Paris: Robert Laffont, 1993

Ссылки

• [www.peoples.ru/state/politics/boris_suvarin Краткая биография]  (рус.)
• [www.marxists.org/francais/general/souvarine/ Некоторые тексты Суварина (на французском)]
• [www.marxists.org/history/etol/writers/souvar/index.htm Некоторые тексты Суварина (на английском)]
• [www.critique-sociale.info/index.php/histoire/55-les-vies-de-boris-souvarine Разные жизни Бориса Суварина]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Суварин, Борис

– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…