Суворин, Алексей Сергеевич

Алексей Суворин
Псевдонимы:	А. Б-ов
Место рождения:	село Коршево, Бобровский уезд, Воронежская губерния
Место смерти:	Царское Село
Род деятельности:	драматург, журналист, публицист, критик
Язык произведений:	русский

Алексе́й Серге́евич Суво́рин (1834, село Коршево, Воронежская губерния — 1912, Царское Село) — русский журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург.
Отец М. А. Суворина.

Биография

Ранние годы

Алексей Суворин родился в 1834 году в селе Коршеве Бобровского уезда Воронежской губернии(ныне Бобровский район Воронежской области).Отец его был государственный крестьянин того же села, отданный по набору в солдаты, раненый при Бородине и получивший затем офицерский чин:он дослужился до капитана, что в то время давало потомственное дворянство.После смерти жены,в возрасте 49 лет, он женился повторно — на двадцатилетней Александре Львовне Соколовой,дочери священника.. В этом браке родилось девять детей: трое сыновей и шесть дочерей; никто не умер раньше 20 лет; Алексей был старшим ребёнком.

Суворин учился в воронежском Михайловском кадетском корпусе (окончил в 1851) и в специальных классах Дворянского полка (ныне Константиновское военное училище), откуда выпущен в сапёры. Вскоре он вышел в отставку, выдержал экзамен на звание учителя уездного училища и отдался педагогической деятельности, сначала в Боброве, затем в Воронеже, где сблизился с М. Ф. Де-Пуле и поэтом И. С. Никитиным.

В изданной Де-Пуле «Воронежской беседе» (1861) Суворин поместил, между прочим, рассказ из народной жизни «Гарибальди», получивший большую известность благодаря тому, что его часто читал на литературных вечерах знаменитый актёр Садовский. С 1858 г. Суворин стал помещать переводные стихи и мелкие статейки в «Вазе», «Московском вестнике», «Весельчаке» и «Русском дневнике». Несколько корреспонденций из Воронежа (под псевдонимом Василий Марков) в «Русской речи» (1861) обратили на себя внимание издательницы этого журнала, графини Е. В. Салиас-де-Турнемир, которая предложила Суворину переселиться в Москву и принять постоянное участие в «Русской речи». Когда «Русская речь» прекратилась, Суворин занялся составлением книжек для народного чтения, для московского «Общества распространения полезных книг» («Ермак, покоритель Сибири», «Боярин Матвеев», «История Смутного времени»; последняя не была пропущена цензурой). Повесть «Солдат и солдатка» был напечатан в журнале «Современник» (1862, № 2), «Жизнь патриарха Никона» — в «Ясной Поляне» Л. Н. Толстого (есть отдельное издание), в журнале «Отечественные записки» — рассказ «Отверженный» (1863, № 1) и повесть «Алёнка» (1863, № 7 и 8).

Петербург

В 1863 году Суворин переселился в Петербург, где писал обозрение журналов в «Русском инвалиде» (за подписью А. И-н) и стал секретарём и ближайшим сотрудником «Санкт-Петербургских ведомостей», занявших после перехода к В. Ф. Коршу одно из первых мест в рядах умеренно-либеральной печати. Здесь Суворин под псевдонимом А. Бобровский поместил ряд полубеллетристических очерков текущей жизни, собранных затем в отдельной книжке под заглавием «Всякие: очерки современной жизни» (Санкт-Петербург, 1866). Прибавленные главы послужили поводом к возбуждению против Суворина в 1866 году судебного преследования. Окружной суд приговорил автора к 2 месяцам тюремного заключения; судебная палата заменила это наказание 3 неделями содержания на гауптвахте. Сама книга была сожжена (изложение её содержания см. в «Сборнике сведений по книжно-литератур. делу за 1866 г.» Черепина, М., 1867). Широкую известность Суворин приобрёл во второй половине 1860-х годов, когда он под псевдонимом Незнакомец стал писать в «Санкт-Петербургские ведомости» воскресный фельетон («Недельные очерки и картинки»). Крупное значение в газетном деле этому фельетону впервые дал блестящий талант Суворина, соединявший в себе тонкое остроумие с искренностью чувства и уменьем к каждому предмету подойти со стороны его общественного значения. Суворин расширил рамки воскресного фельетона, введя в него обсуждение самых различных сторон современной государственной, общественной и литературной жизни.

Это были лучшие опыты русского политического памфлета, не стеснявшиеся нападать очень резко на отдельных лиц, но вместе с тем только на общественную сторону их деятельности. Самые сильные удары Суворин наносил представителям реакционной журналистики — Каткову, Скарятину, князю Мещерскому и другим. По своим убеждениям Суворин был умеренно-либеральным западником, исходившим из принципов широкой политической свободы, терпимости и протеста против узкого национализма. Это сближало его, между прочим, с «Вестником Европы», где он в 1869—1872 годах помещал заметки о новых книгах и ряд критических и других статей (более крупные из них: «Новый роман Виктора Гюго», 1869, № 6 и 7; «Французское общество в новом романе Флобера», 1870, № 1 и 2; «В гостях и дома (Заметки о Германии)», 1870, № 9 и 10; «Русская драматич. сцена», 1871, № 1; «Историческая сатира» («История одного города» Щедрина), 1871, № 1).

Огромный успех фельетонов Незнакомца сделал его имя ненавистным в известных кругах, и когда в 1874 году В. Ф. Корш и его редакция были устранены от «Санкт-Петербургских ведомостей», то одним из главных к тому мотивов были выставлены фельетоны Суворина. Вынужденный уход из «Санкт-Петербургских ведомостей» вызвал всеобщее сожаление, сказавшееся весьма ярко, когда Суворин в начале 1875 году выпустил две книжки своих «Недельных очерков и картинок». Очерки, в основном писанные на злобу дня, в значительной степени уже утратили актуальность, но тем не менее были раскуплены в несколько дней — факт для книжной торговли того времени почти небывалый.

«Новое время»

В конце 1875 года Суворин стал писать воскресные фельетоны в «Биржевых ведомостях» П. И. Полетики, а в начале 1876 года приобрёл вместе с В. И. Лихачёвым газету «Новое время». В роли официального редактора он не мог выступить по цензурным причинам и считался только издателем, кем и оставался до конца жизни. Ожидания, возбуждённые переходом «Нового времени» к Суворину, были большие; никто не сомневался в том, что воскресают коршевские «Санкт-Петербургские ведомости»; М. Е. Салтыков-Щедрин и Н. А. Некрасов дали свои произведения для первых номеров. Но этим ожиданиям не суждено было сбыться. Став наиболее яркой выразительницей симпатий к болгарскому восстанию 1876 года, газета имела огромный успех не только среди прежних поклонников таланта Суворина, но и в публике совсем иного сорта. Это повело к тому, что через 1—2 года духовный облик издателя становится до неузнаваемости иным, скорее консервативного направления.

Лично Суворин, впрочем, не может быть отождествлён с его газетой. Литературная его манера осталась, в общих чертах, та же, какая была у него в «Санкт-Петербургских ведомостях»; она в основном была свободна от грубого задевания личности, от вульгарных издевательств (в отличие от ведущего критика «Нового времени» В. П. Буренина). Публицистическая деятельность Суворина с приобретением «Нового времени» в общем ослабела. От воскресного фельетона он себя освободил и только изредка вёл рубрику «Маленькие письма».

В 1901 году Суворин принял участие в создании монархической организации «Русское собрание», первое заседание которой прошло в помещении редакции «Нового времени». Он вошёл в совет Русского собрания, но со временем отошёл от активной деятельности Последние годы Суворин усердно занимался театром, к которому издавна был близок как театральный рецензент, и стал во главе литературно-артистического кружка (Малый театр).

С газетой «Новое время» сотрудничал А. П. Чехов. Суворин увидел талант Чехова и сумел сделать его известным на всю страну. Суворин был близок к Антону Павловичу Чехову, сохранилась их обширная переписка.

Скончался Суворин 11 (24) августа 1912 года в Царском Селе, на даче вблизи Баболовского дворца

Драматург

Как драматург, Суворин известен пользовавшейся большим успехом драмой из жизни актёров «Татьяна Репина» (отд. СПб., 1889, 3 изд. СПб., 1899). «Татьяна Репина» навеяна реальным событием — самоубийством молодой актрисы Евлалии Кадминой в Харькове в 1881 году. А. П. Чехов, друживший в то время с Сувориным, написал одноактное «продолжение» «Татьяны Репиной» под тем же названием с теми же персонажами. Суворин напечатал высоко оцененную им чеховскую пьесу в виде малотиражного отдельного оттиска в типографии «Нового времени» (полноценная публикация и постановка по цензурным условиям были невозможны).

Такой же успех имела и драма «Медея», написанная Сувориным в сотрудничестве с В. П. Бурениным (СПб., 1883, 3 изд., СПб., 1892). Историческая драма «Дмитрий Самозванец и царевна Ксения». Кроме того, Суворин написал шутки и комедии: «Биржевая горячка», «Не пойман, не вор», «Он в отставке», «Честное слово», «Женщины и мужчины» и др. Другие литературные произведения С.: роман «В конце века Любовь» (СПб., 1893, 3 изд., 1898), вступительный этюд к изданию «Горя от ума» (СПб., 1886) и подробный анализ подделки пушкинской «Русалки» (СПб., 1900).

Издатель

С 1872 г. Суворин издавал весьма распространенный «Русский календарь». Почти одновременно с приобретением «Нового времени» Суворин основал книжный магазин и издательскую фирму, занимающую одно из первых мест в русской книжной торговле. С 1895 года издает популярное справочное издание «Вся Россия». В ряду его многочисленных изданий особенного сочувствия заслуживает серия «Дешёвая библиотека» (образцом для неё послужили нем. «Universal-Biblothek» Реклама и франц. «Bibliothèque Nationale»), выпустившая уже несколько сот книжек классических произведений русских и иностранных писателей. Ср. «Библиограф», 1893 г.

Кто поставлен был в такие тиски, как современный журналист, тот едва ли выйдет сух из воды. Провинность я за собой чувствую как журналист, но если я удостоюсь того, что моя деятельность будет когда-нибудь оценена беспристрастно, то я уверен, что в результате будет плюс. Как издатель я оставлю прекрасное имя. Да, прямо так и говорю. Ни одного пятна. Я издал много, я никого не эксплуатировал, никого не жал, напротив, делал все, что может делать хороший хозяин относительно своих сотрудников и рабочих. <…> Газета дает до 600 тысяч в год, а у меня кроме долгов ничего нет, то есть нет денег. Есть огромное дело, которое выросло до миллионного оборота, но я до сих пор не знал никакого развлечения, никаких наслаждений, кроме труда самого каторжного. Расчетлив я никогда не был, на деньги никогда не смотрел как на вещь, стоящую внимания..

До 1914 года Суворин издавал подробный адресный справочник «Весь Петербург». Справочник содержал как информацию по самым разным учреждениям и улицам, так и поимённый список квартиросъёмщиков — с адресами, званиями и профессиями, телефонами.

Семья

• Первый брак с Анной Ивановной Барановой (1840—1874), переводчицей, 5 детей (две дочери и три сына):
  • сын Михаил (1860—1936) — писатель, драматург, журналист и общественный деятель консервативного направления; умер в изгнании в Белграде.
  • сын Алексей (1862—1937) — журналист (псевдоним Порошин), издатель. Популяризатор лечебного голодания. Покончил жизнь самоубийством.
• Второй брак с Александрой Львовной Соколовой, 9 детей:
  • сын Борис (1879—1940) — журналист, писатель и издатель; умер в изгнании в Югославии.
  • дочь Анастасия (1877- после 1922) — актриса.

Адреса в Санкт-Петербурге

1890—1912 — Эртелев переулок (ныне — улица Чехова), 6 — собственный дом.

Литература

• Суворин А. С. Всякие. СПб, 1909
• Суворин А. С. Театральные очерки (1866—1876). СПб., тип. Суворина, 1914.
• Суворин А. С. Рассказы. СПб., тип. Суворина, 1913.
• Глинский Б. Б. [dlib.rsl.ru/viewer/01003789586#?page=5 Алексей Сергеевич Суворин]. — СПб.: тип. А. С. Суворина, 1912. — 60 с.
• [library6.com/index.php/library6/item/дневник-ассуворина Дневник А.С.Суворина] / Под ред. М.Кричевского. — М., Пг.: Изд. Л.Г.Френкель, 1923. — 407 с.
• Динерштейн Е. А. А. С. Суворин // А. П. Чехов и его издатели. — М., 1990. — 222 с.
• Динерштейн Е. А. А. С. Суворин. Человек, сделавший карьеру.. — М., 1998. — 374 с.

• [teatr-lib.ru/Library/Suvorin/Telohranitel/ Телохранитель России: А. С. Суворин в воспоминаниях современников] / Сост.: С. П. Иванов; Ред. и подгот. текстов: В. П. Бахметьев, А. Е. Коробанов, А. Е. Тишанинов. — Воронеж: Изд-во им. Е. А. Болховитинова, 2001. — 392 с. — 3000 экз. — ISBN 5-87456-230-3.
• Меньшиков М. О. Памяти А. С. Суворина // Национальная Империя: Сб. ст. / Сост., вступ. ст., послесл. М. Б. Смолина; Православный центр имперских полит. исследований. — М.: Имперская традиция, 2004. — С. 449—452. — 3000 экз. — ISBN 5-89097-052-6.
• Суворин А. С. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904—1908) М.: Алгоритм, 2005, 752 стр., тираж 3000 экз., ISBN 5-9265-0164-4

Ссылки

• Суворин, Алексей Сергеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Динерштейн Е. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/SUVORIN.HTM Публицист «крайних убеждений»] — «Лица», № 6/1995
• [seance.ru/category/names/suvorin-aleksey/ Статьи об Алексее Суворине на сайте журнала «Сеанс»]
• [az.lib.ru/s/suworin_a_s/ Суворин, Алексей Сергеевич] в библиотеке Максима Мошкова
• [biblpatefonh.narod.ru/info7.html Из истории издательства и книготоргового предприятия А. С. Суворина]
• [www.stolypin-info.ru/newspapers Электронный архив газеты «Новое время» за 1909—1911 гг.]

Отрывок, характеризующий Суворин, Алексей Сергеевич

«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.