Сугрива

Сугри́ва (санскр. सुग्रीव, Sugrīva ^IAST, «[обладающий] красивой шеей») — предводитель племени ванаров, был изгнан в лес из-за притеснений своего брата Вали. Эпическое предание говорит, что Сугрива был сыном Сурьи или Солнца, отсюда его другое имя, Равинандана (санскр. रवि, ravi ^IAST, «солнце» + नन्दन, nandana ^IAST, «сын, потомок»).

Сугрива и его брат Бали были рождени от богов Сурьи и Индры. Матерью их являлся Рукшараджи, во время купания обратившийся в женщину. Вначале они вместе правили государством ванаров. Но впоследствии Сугрива лишается власти и изгоняется из-за того что в схватке с демоном Майави он проявляет трусость и покидает поля боя, завалив камнем вход в пещеру, оставив там Вали.

Встреча с Рамой

Среди гор Ришьямукха в пещере Сугрива со своими министрами и придворными нашёл себе убежище. Заметив двух юношей, Сугрива велел Хануману узнать об их планах и сообщить ему. Хануман распознал в Раме и Лакшмане воплощённых Нару и Нараяну и отнёс их Сугриве на своих плечах.

Сугрива показал узелок, выпавший из летевшей колесницы Пушпака, и Лакшмана узнал наножные драгоценности Ситы потому что не смел поднимать глаза на жену старшего брата.

Сугрива понимал Раму, так как они оба были несправедливо изгнаны и понимали тяжесть этого изгнания, к тому же их обоих разлучили с женой. Поэтому они поклялись друг другу перед ритуальным огнём в вечной дружбе. Сугрива же пообещал помочь в поисках Ситы, а Рама пообещал наказать Вали за несправедливость.

Гирлянда отличия

Сугрива, надеясь на помощь Рамы, вступил в бой с Вали, но тот оказался сильнее. Чтобы уцелеть, Сугриве пришлось бежать и просить помощи у Рамы. Рама же повесил на его шею гирлянду и поразил Вали одной стрелой.

Таким образом Сугрива становится главой ванаров и обещает Раме по окончанию сезона дождей отправить отряды на поиск местонахождения Ситы.

«Рамаяна» изображает его признательным, деятельным помощником своих друзей и наделяет его способностью изменять по желанию свой внешний вид.

Сад Мадхувана

Сугрива дал обещание всем обезьянам насладиться вдоволь плодами сада Мадхувана, когда будет точно обнаружено место, где находится Сита. Ванары, узнавшие весть от Сампати, побежали в сад. Стража сообщила об этом Сугриве, который очень обрадовался.

Литература

Три великих сказания древней Индии. Литературное изложение Э. Тёмкина и В. Эрмана. М. 2002.

Рамаяна. Пер. В. Потаповой. \\ В кн.: Махабхарата. Рамаяна. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Т. 2. М. 1974.

Ссылки

• Сугрива // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.advayta.org/item/000002/?id=303 «Рамакатха Расавахини»] — «Рамаяна» в изложении Сатьи Саи Бабы (Главы 22-23)
• [advayta.org/item/000002/?text_id=248 «Рамаяна»] — «Рамаяна»
• [advayta.org/item/000002/?id=316 «Сказание о Раме»] — Литературное изложение Э. Н. Тёмкина и В. Г. Эрмана

Отрывок, характеризующий Сугрива

– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.