Сударенков, Валерий Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валерий Васильевич Сударенков
первый секретарь Калужского горкома КПСС
май 1984 — декабрь 1986
Предшественник: Борис Степанович Чичкин
Преемник: Вячеслав Михайлович Горчаков
первый секретарь Калужского обкома КПСС
27 февраля 1990 — 15 августа 1991
Предшественник: Геннадий Иванович Уланов
Преемник: Геннадий Васильевич Зарапин
председатель Законодательного собрания Калужской области
14 апреля 1994 — 9 ноября 1996
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Виктор Михайлович Колесников
губернатор Калужской области
9 ноября 1996 — 18 ноября 2000
Предшественник: Олег Витальевич Савченко
Преемник: Анатолий Дмитриевич Артамонов
 
Рождение: 13 июня 1940(1940-06-13) (83 года)
Нижние Горки, Калужская область, РСФСР, СССР
Партия: КПСС (до 1991)
 
Награды:

Вале́рий Васи́льевич Сударенков (р. 13 июня 1940 года) — советский партийный и российский политический деятель, 1-й секретарь Калужского обкома КПСС, губернатор Калужской области.





Биография

Родился 13 июня 1940 года в деревне Нижние Горки Малоярославецкого района Калужской области в семье военнослужащего и сельской учительницы. По национальности русский.

Образование и трудовая деятельность

Окончил железнодорожный техникум, Калужский филиал МВТУ им. Н. Э. Баумана в 1969 году (учился год очно и 5 лет на вечернем отделении), заочную Высшую партийную школу при ЦК КПСС в 1979 году. Прошел срочную службу в ВМФ (Тихоокеанский флот, 1959—1963).

С 1964 года — техник, старший техник Калужского турбинного завода, с 1965 инженер, старший инженер, начальник бюро, замначальника цеха, начальник цеха опытного моторного завода (Калуга).

Политическая деятельность

С 1972 года — инструктор, с 1976 заместитель заведующего, с 1980 года — заведующий отделом оборонной промышленности Калужского обкома КПСС.

С 1984 по 1986 год — первый секретарь Калужского горкома КПСС. С 1986 по 1990 год — заместитель председателя Совета Министров Узбекской ССР.

В начале 1990 г. в Калужском обкоме КПСС разразился конфликт между первым секретарем Геннадием Улановым и вторым — Владиславом Олейниковым. В результате они оба ушли со своих постов. Калужская партийная элита вспомнила про Сударенкова, и он оказался в числе кандидатов на высшую областную партийную должность. И одержал победу.

С 1990 по 1991 год В. И. Сударенков — первый секретарь Калужского обкома КПСС. Состоял в ЦК КПСС с июля 1990 года по август 1991 года. Накануне августовских событий 1991 года подал в отставку с поста первого секретаря обкома.

С апреля 1990 по декабрь 1993 года — председатель Калужского областного Совета народных депутатов.

В декабре 1993 года избран членом Совета Федерации, был председателем комитета по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии.

В апреле 1994 года избран депутатом и председателем Законодательного собрания Калужской области. В ноябре 1996 года избран главой администрации Калужской области при поддержке Народно-патриотического союза России. По должности входил в Совет Федерации, возглавлял Комитет по науке, культуре, образованию, здравоохранению и экологии. В очередных губернаторских выборах в Калужской области, прошедших 12 ноября 2000 года, не участвовал.

После ухода с поста губернатора был делегирован в Совет Федерации как представитель исполнительной власти региона. Являлся членом Государственного экспертного совета при Президенте РФ по особо ценным объектам культурного наследия народов РФ и членом Правительственной комиссии по реализации концепции национальной политики.

Награды

Семья

Женат, имеет двух дочерей.

Напишите отзыв о статье "Сударенков, Валерий Васильевич"

Ссылки

  • [archive.is/20121221174147/www.council.gov.ru/staff/members/functionary1630248.html Информация на сайте Совета Федерации]
  • [www.vest-news.ru/files/pdf/2015-06-11-site.pdf Жизнь — по диагонали]

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Сударенков, Валерий Васильевич

– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.