Судебная экспертиза

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Экспертиза — слово латинского происхождения от «expertus», опытный, сведущий. В Российском законодательстве этот термин закрепили только уголовно-процессуальные кодексы 1922 и 1923 годов, отказавшись от термина «сведущие лица», принятого судебными уставами Российской империи и ввели термин «эксперт».

«Судебная экспертиза — процессуальное действие, состоящее из проведения исследований и дачи заключения экспертом по вопросам, разрешение которых требует специальных знаний в области науки, техники, искусства или ремесла, и которые поставлены перед экспертом судом, судьёй, органом дознания, лицом, производящим дознание, следователем [или прокурором][1], в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу».

— Федеральный закон №-73 от 31 мая 2001 «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ»





История экспертизы

Начиная со времен византийского императора Юстиниана (5-6 век) в законодательстве находило закрепление исследование почерка в судебных целях. В России уже в XV веке сравнение рукописей использовалось при установлении подлинности документов. Позднее, в своде законов Российской империи 1857 г., указывалось, что рассмотрение и сличение почерков производится по назначению суда, такое исследование поручалось секретарям присутственных мест, учителям чистописания или другим преподавателям.

В XVII веке изучением письма стали заниматься графологи, которые стремились установить по почерку характер человека, основателем графологии считается французский аббат Мишон. XIX-XX века отмечены трудами по графологии французских криминалистов А. Бертильона и Э. Локара. Отечественная доктрина того времени представлена Е. Ф. Буринским, который впервые обратил вниманием на взаимосвязь между физиологическими особенностями человека и его почерком. Расцвет судебного почерковедения приходится на 1970-1990-е XX века, тогда были предприняты удачные попытки установления пола, возраста, образования и даже роста исполнителя рукописи.

Первые сведения о применении медицинских знаний в судебном процессе относятся ко времени Гиппократа, жившего более 400 лет до н. э. В России официального становления судебной медицинской экспертизы считают 1716, когда Воинским уставом Петра I было предписано привлекать лекарей для исследования повреждений на одежде и теле пострадавшего.

В начале XIX века в России были созданы врачебные управы (в частности, в Москве — Медицинская контора, а в Санкт-Петербурге — Физикат).

На процесс судопроизводства в России и развитие судебных экспертиз существенное влияние оказала Судебная реформа 1864 года. Она регламентировала процесс предварительного расследования, получения и фиксации доказательств, обусловила необходимость более широкого использования научных познаний при рассмотрении уголовных и гражданских дел.

Устав Уголовного судопроизводства следующим образом определял положение экспертизы (ст. 112, 325): "Эксперты должны приглашаться в тех случаях, когда «…для точного уразумения встречающегося в деле обстоятельства необходимы специальные сведения или опытность в науке, искусстве, ремесле, промысле или каком-либо занятии….». В ст. 326 указывалось, что в качестве экспертов могли приглашаться «врачи, фармацевты, профессоры, учителя, техники, художники, ремесленники, казначеи и лица, продолжительными занятиями по какой-либо службе или части приобретшие особую опытность» (Устав уголовного судопроизводства. В книге «Судебные уставы». СПб. В. Головин у Владимирской церкви. 1865 г.).

В начале XX века в России начали использовать в суде и дактилоскопическую экспертизу, в 1906 году была введена система учета, и уже в 1912 г. В. И. Лебедевым была проведена первая дактилоскопическая экспертиза. За всем этим последовало создание сети экспертных учреждений и нормативная регламентация.

В российском законодательстве более-менее развернутые и систематизированные формулировки относительно регламентации экспертизы появились лишь в ХІХ ст.

Остановимся на анализе ст. 325 Устава уголовного судопроизводства 1864 г. (дальше — Устав). В ней отмечалось: «Знающие лица приглашаются в тех случаях, когда для точного выяснения обстоятельств, которые встречаются по делу, необходимы специальные сведения или опытность в науке, искусстве, ремесле, промысле или любом занятии». Статья была вмещена в подразделе «Осмотр и освидетельствование через знающие лица вообще» раздела «Осмотр и освидетельствование».

Похожая формулировка раньше приводилась в ст. 943 Свода законов Российской империи (в 1832 г.). Необходимость предоставления экспертизе статуса средства доказывания была обусловлена интенсификацией процесса дифференциации знаний. В этом плане не потеряло актуальности высказывания В. Д. Спасовича. «Безграничное море знаний человеческих, — писал этот известный российский юрист, — и необходимое правильное разделение труда. Отдельная голова, отдельный ум не в состоянии вместить и тысячной части накопленного веками опыта. Каждая специальность доработалась до особых законов. Если случится, что суду или отдельному человеку необходимо будет обратиться к другой специальности, тогда вместо того, чтобы начать изучение этой специальности и, так сказать, ехать открывать Америку, можно прямо обратиться к специалисту из той или иной специальности и взять у него готовую формулу…».

В начале XX ст. в России начали создаваться учреждения и службы, предназначенные исключительно для проведения экспертиз. В 1912 г. в Киеве и в 1914 г. в Одессе были открытые кабинеты научно-судебной экспертизы. С созданием этих структур значительно активизировался процесс формирования судебно-экспертных отраслей знаний как специализированной научной базы экспертных исследований.

Приобрела актуальность и проблема совершенствования законодательной регламентации экспертизы. Как уже отмечалось, в Уставе экспертиза рассматривалась как разновидность осмотра или освидетельствования. Вместе с тем теоретический вопрос о процессуальной природе экспертизы был тогда ещё остро дискуссионным. Конкурировало несколько концепций. Одни учёные рассматривали экспертизу как самостоятельный вид доказательств, другие — как разновидность показаний свидетеля или осмотра. Существовала также концепция, согласно с которой эксперт — это научный судья.

Со временем становилось все более очевидным, что преимущество — за концепцию экспертизы как самостоятельного вида доказательств.

Неудачной была и терминология ст. 325 Устава. Термины «эксперт», «экспертиза» в нём не употреблялись. Однако в процессуальной литературе второй половины XIX века их уже широко использовали. Несколько архаичным стало выражение «знающее лицо» (росс. «сведущее лицо»). Непонятно было, что имеется в виду под специальными сведениями или опытностью в науке и других занятиях. Ведь если в науке есть специальные сведения, то должны быть и ещё какие-то. Появляется вопрос: какие именно и как их отличить от специальных?

В конце ХІХ и в начале XX ст. в России разрабатывались проекты совершенствования процессуального законодательства, в частности и в части, что касалась экспертизы. Однако они не были реализованы, и формулировка ст. 325 Устава просуществовала вплоть до октября 1917 г.

После октября 1917 года молодое советское государство получило возможность занять внутренними проблемами, а в частности, уголовным судопроизводством. С 1 марта 1919 г. в Москве при Центророзыске начал функционировать Кабинет судебной экспертизы. С учетом законодательства РСФСР на тот момент на Украине был разработан и введен в действие ряд кодексов. Проведена судебная реформа, были созданы прокуратура, адвокатура, нотариат. Принимались практические меры по совершенствованию, повышению качества расследования преступлений, в частности путём применения научно-технических средств. Уголовно-процессуальный кодекс УССР 1922 г. (ст. 62) прямо предусмотрел такой вид доказательств как заключение экспертов.

Законодательная регламентация судебных экспертиз и необходимость обеспечения производства их на надлежащем уровне требовали создание специализированных государственных научно-исследовательских учреждений. В этих условиях постановлением Совета Народных Комиссаров Украинской ССР от 10 июля 1923 года были учреждены в гг. Харькове, Киеве и Одессе областные кабинеты научно-судебной экспертизы и утверждено положение о них. Но первое положение о кабинетах научно-судебной экспертизы регулировало только ограниченный круг вопросов деятельности этих кабинетов.

Функциями кабинетов являлось только производство различного рода научно-технических исследований по судебным делам. В целях более полного правового регулирования деятельности этих учреждений Народный Комиссариат юстиции УССР 30 ноября 1923 г. утвердил инструкцию областным кабинетам научно-судебной экспертизы.

Для выполнения функций указанных в данной Инструкции в составе кабинетов были предусмотрены такие секции: химических и физико-химических исследований, судебно-медицинских, макро- и микроскопических исследований, идентификация личности (дактилоскопия, пороскопия, антропометрия и пр.). В 1923 г. Харьковскому кабинету также было разрешено организовывать также секцию по исследованию тела человека. Инструкция НКЮ УССР 1923 г., действовавшая почти 30 лет, сыграла значительную роль в развитии правового регулирования деятельности судебно-экспертных учреждений республики. Ряд её положений, оправдавших себя на практике, были восприняты в последующих нормативных актах.

25 апреля 1925 г. Совет Народных Комиссаров УССР утвердил новое Положение о кабинетах научно-судебной экспертизы, которое по сравнению с прежним Положением значительно расширяла их функции и внесло изменения в их структуру. Наряду с производством научно-технических исследований и экспертиз по судебным делам кабинеты должны были проводить научные работы и экспериментальные исследования по вопросам уголовной техники и методологии исследования преступлений и исследования личности преступника.

В 1925 г. в связи с тем, что функция кабинетов расширились, повысилась значимость выполняемой ими работы. Они были преобразованы в институт научно-судебной экспертизы. Деятельность институтов регулировалось Положением о судоустройстве УССР, утвержденным второй сессией ВУЦИК 23 октября 1925 г. В структуру институтов были добавлены две новые секции: биологических исследований и криминально-психологических и психопатологических исследований.

Положение о судоустройстве УССР 1929 г. упразднило секции судебно-медицинских исследований, а также криминально-психологических и психопатологических исследований. Был определен профиль институтов, их функции и структура, которые сохранялись на протяжении более двадцати лет. В 1944 г. институты научно-судебной экспертизы были переименованы в научно-исследовательские институты судебной экспертизы.

Первое послевоенное Положение о научно-исследовательских институтах судебной экспертизы было утверждено Министерством юстиции УССР 27 декабря 1950 г.

Это положение расширяло функции институтов в области научно-исследовательской работы. Наряду с разработкой новых методов исследований вещественных доказательств и тактических вопросов, связанных с подготовкой и проведением экспертиз, оно вменяло в обязанности институтов разработку вопросов теории криминалистической экспертизы.

В 19521953 годах произошли изменения профиля экспертной деятельности институтов. Так, отделы биологических исследований прекратили производство экспертиз по исследованию крови, слюны, спермы и волос человека, а отделы химических исследований — внутренних органов человека на яды в связи с отнесением исследований этих объектов к компетенции учреждений судебно-медицинской экспертизы.

В 1960 году был принят новый Уголовно-процессуальный кодекс УССР, произошли изменения в деятельности судебно-экспертных учреждений. Учитывая это, министерство Юстиции УССР 7 марта 1962 г.утвердило новое Положение о научно-исследовательских учреждениях судебной экспертизы УССР.

В 1970 г. Государственным комитетом Совета Министров СССР по науке и технике было принято Общее положение о научно-исследовательских, конструкторских, проектно-конструкторских и технологических организациях, которое предусматривало индивидуализацию правового регулирования деятельности научно-исследовательских учреждений, в частности принятие уставов.

В связи с этим Министерство юстиции УССР с учетом Устава Всесоюзного НИИСЭ 3 декабря 1971 г. утвердило уставы Киевского и Харьковского НИИСЭ, определяющие задачи и формы деятельности институтов в настоящее время. Деятельность Одесской научно-исследовательской лаборатории судебной экспертизы регулируется отдельным положением, утверждаемым Министерством юстиции УССР.

Большое значение для совершенствования практики производства экспертиз в суде по уголовным делам имело постановление пленума Верховного Суда СССР от 1 марта 1971 г. «О судебной экспертизе по уголовным делам».

Впоследствии ещё было много предпринято мероприятий по усовершенствованию деятельности института судебной экспертизы, хотя законодатель и сталкивался с проблемами законодательного и нормативного регулирования, однако все же судебная экспертиза, несмотря на все трудности, укрепляла свои позиции как необходимая база для получения специальных знаний в ходе расследования уголовного дела.

12 классов судебных экспертиз

Класс 1 Криминалистические:

а) автороведческая, баллистическая, почерковедческая, портретная, технико-криминалистическая экспертиза документов, экспертиза холодного оружия и трасологическая (объектом являются любые следы, которые необходимо исследовать, можно отнести экспертизу следов ног человека, исследование замков, пломб, следов орудий взлома и инструментов, исследование следов транспортных средств, экспертиза механических повреждения одежды и др.);

б) видеофонографическая (видеофоноскопическая, экспертиза видео- и звукозаписей), взрывотехническая, фототехническая, экспертиза восстановления уничтоженных маркировочных обозначений;

в) экспертиза объектов волокнистой породы, лакокрасочных материалов и покрытий, нефтепродуктов и горюче-смазочных материалов, стекла, металлов, сплавов, полимерных материалов, наркотических и психотропных веществ, спиртосодержащих жидкостей, парфюмерных и косметических средств.

Класс 2 Судебно-медицинские, судебно-психиатрические и психофизиологические: судебно-медицинская экспертиза и исследование трупа, судебно-медицинская экспертиза и судебно-медицинское обследование потерпевших, обвиняемых и иных лиц, судебно-медицинская экспертиза и исследование вещественных доказательств (биологическая, химическая, цитологическая, генетическая, медико-криминалистическая экспертизы), судебно-медицинская экспертиза по материалам уголовных и гражданских дел, судебно-психиатрическая, судебно-психологическая, а также судебная психолого-психиатрическая и судебная медико-социальная экспертизы.

Класс 3 Судебные инженерно-технические: пожарно-техническая, строительно-техническая, электротехническая, компьютерно-техническая, экспертиза электробытовой техники и экспертиза по технике безопасности.

Класс 4 Судебные инженерно-транспортные: автотехническая, авиационно-техническая, железнодорожно-техническая, иные.

Класс 5 Судебные инженерно-технологические: технологическая и товароведческая.

Класс 6 Судебные экономические: бухгалтерская, финансово-экономическая, инженерно-экономическая.

Класс 7 Судебно-биологические: ботаническая, зоологическая, микробиологическая, энтомологическая, ихтиологическая, орнитологическая, запаховых следов (одорологическая).

Класс 8 Судебно-почвоведческие: минералогическая и почвоведческая.

Класс 9 Сельскохозяйственные: агробиологическая, агротехническая, зооветеринарная, ветеринарно-токсикологическая[2].

Класс 10 Судебно-экологические: экспертиза экологии и экологии среды биоценоза.

Класс 11 Экспертиза пищевых продуктов.

Класс 12 Искусствоведческие экспертизы.

В последнее время наблюдается тенденция не разделять экспертизы на классы. Это объясняется тем, что наука не стоит на месте, появляются новые методы исследований, новые виды экспертиз, и поэтому достаточно сложно относить те или иные виды экспертиз к определённому классу. Так, существует понятие «традиционная криминалистическая экспертиза». Что понимать под словом традиционная? Например, о компьютерно-технической экспертизе лет 15-20 назад и речи не могло быть, а сегодня она является достаточно распространённой и, можно сказать, стала традиционной.

Помимо данной классификации следует упомянуть о делении экспертиз на первичные, дополнительные и повторные.

Первичная экспертиза — экспертиза проводится первый раз для выяснения обстоятельств и фактов, необходимых для расследования дела, а также принятия правильного судебного решения, поскольку заключение эксперта по действующему законодательству является доказательством по делу.

В случае недостаточной ясности или неполноты заключения эксперта суд может назначить дополнительную экспертизу, причём эта экспертиза может быть поручена как тому же, так и другому эксперту.

Повторная экспертиза назначается в случае возникновения сомнений в обоснованности заключения эксперта или наличия противоречий в выводах эксперта или экспертов — по тем же вопросам. Производство её в любом случае поручается другому эксперту (другим экспертам).

Экспертизы в судебном процессе

Первичная — впервые производимая экспертиза, если на досудебном этапе вещественные и иные доказательства экспертному исследованию не подвергались.

Дополнительная — экспертиза, назначаемая в случаях недостаточной ясности или неполноты заключения эксперта, а также при необходимости исследования новых объектов и/или получения ответов на дополнительные вопросы. Поручается тому же или иному эксперту (экспертам).

Повторная экспертиза может быть назначена в случае наличия сомнений в правильности или обоснованности экспертного заключения, а также в случае существования противоречий между несколькими экспертными заключениями. Производство повторной экспертизы в любом случае поручается другому эксперту или группе экспертов.

Комплексная экспертиза назначается судом, если для установления обстоятельств, имеющих значение для данного дела необходимо одновременное проведение исследований с использованием различных областей знания или различных научных направлений в пределах одной области знания. Такая экспертиза поручается нескольким экспертам, которые впоследствии формулируют общий вывод на основании проведенных исследований (если есть специалисты, не согласные с общими выводами, то они подписывают только свою исследовательскую часть заключения). Вопрос о возможности назначения комплексной экспертизы одному эксперту, являющемуся специалистом в нескольким областях (направлениях), в настоящее время является дискуссионным.

Комиссионная экспертиза назначается группе (комиссии) экспертов — специалистов в одной и той же области знаний. По результатам проведенных исследований они формулируют общее заключение.

См. также

Напишите отзыв о статье "Судебная экспертиза"

Примечания

  1. С 7 сентября 2007 года экспертизы прокурорами больше не назначаются (да и раньше это были единичные случаи). Слова [или прокурором] из текста Закона о ГСЭД удалены Федеральным законом от 24 июля 2007 года № 214-ФЗ.
  2. См. также:
    Токсикологическая лаборатория НКВД — НКГБ — МГБ,
    Токсикологическая химия.

Литература

Ссылки

  • [rc-sme.ru Российский центр судебно-медицинской экспертизы Росздрава]


Отрывок, характеризующий Судебная экспертиза

Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.