Корабль-ловушка

Корабль-ловушка или судно-ловушка (англ. Q-boat, decoy vessel, mistery ship) — корабль, имеющий скрытое мощное вооружение и внешне выглядящий как торговое судно. В мировые войны использовался для провоцирования подводных лодок на всплытие и атаку с поверхности. Это давало кораблю шанс уничтожить подлодку ответным огнём.

В Первую мировую войну корабли-ловушки использовались Королевским военно-морским флотом, а также в меньшей степени Кайзерлихмарине. Во время Второй мировой войны они применялись как британцами, так и ВМС США.

Использование до XX века

HMS Kingfisher (1675) был специально разработан для противодействия атакам берберских пиратов на Средиземноморье. Замаскированный под торговое судно, он прятал пушки за фальшь-панелями. Кроме того корабль был оснащён различными средствами изменения внешнего вида.

Во время Французских революционных войн французский бриг, замаскированный под торговое судно и большей частью экипажа, укрытой на нижней палубе, был уничтожен капером Vulture из Джерси

Первая мировая война

К 1915 году Британии отчаянно требовались меры противодействия немецким подводным лодкам, которые наносили урон морским коммуникациям. Использование конвоев, которые доказали свою эффективность раннее, было отвергнуты из-за нехватки у Адмиралтейства ресурсов и несогласия независимых капитанов. Глубинные бомбы того времени были сравнительно примитивны, и практически единственный шанс потопить подводную лодку заключался в её обстреле из орудий или таране на поверхности. Главной сложностью было выманить подводную лодку из-под воды.

Для этой цели были предложены корабли-ловушки, один из наиболее секретный проектов той войны. Их английское кодовое обозначение — Q-boat — произошло от названия порта приписки — Куинстаун (англ. Queenstown) в Ирландии. В Германии их стали называит U-Boot-Falle («ловушка для подлодок»). Такой корабль внешне казался беззащитной целью, но в действительности имел скрытое вооружение. Типичный корабль-ловушка выглядел как грузовой пароход, плывущий в одиночестве в зоне действия подводных лодок. Представляясь подходящей мишенью для палубного орудия, он мог спровоцировать капитана подлодки на атаку с поверхности вместо использования торпед, запас которых был ограничен. Грузом кораблей-ловушек было лёгкое дерево (бальса или пробка) или пустые деревянные ящики, что даже при торпедировании позволяло оставаться на плаву, продолжая провоцировать подводную лодку к всплытию для использования палубного орудия. Экипаж корабля-ловушки мог даже имитировать эвакуацию, но как только подлодка всплывала, камуфляж снимался, и замаскированные им орудия открывали огонь. В тот же момент поднимался военно-морской флаг Великобритании. Благодаря элементу неожиданности подводная лодка могла быть быстро уничтожена.

Первая победа была одержана кораблём-ловушкой 23 июня 1915 года, когда у Аймута была потоплена подводная лодка U-40. Совместную атаку провели британская подводная лодка HMS C24 и корабль-ловушка Taranaki под командованием лейтенанта Фредерика Генри Тейлора. Первого самостоятельного успеха добился корабль-ловушка Prince Charles под командованием лейтенанта Марк-Вордлоу, который 24 июля 1915 года уничтожил подлодку U-36. Гражданский экипаж корабля получил денежное вознаграждение. В следующем месяце перестроенный рыболовный траулер, получивший имя Inverlyon, успешно атаковал UB-4 вблизи Грейт-Ярмута. Inverlyon был парусным судном, не оснащённым двигателем, имевшим на вооружении 47-мм орудия. Экипаж сделал 9 залпов с близкой дистанции, потопив немецкую лодку со всем экипажем, несмотря на попытки спасти одного выжившего немецкого подводника.

19 августа 1915 года HMS Baralong под командованием лейтенант Годфри Герберта потопил U-27, вышедшую на позицию атаки против находившегося поблизости торгового судна. Около десяти моряков с подводной лодки поплыли в сторону торгового судна. Герберт, якобы опасаясь, что они могут его потопить, приказал расстрелять выживших и отправили десант с приказом убить всех, кто успеет подняться на борт. Инцидент стал известен как «Случай с „Баралонгом“».

HMS Farnborough (Q-5) потопил 22 марта 1916 года подводную лодку U-68. Капитан корабля-ловушки, Гордон Кэмпбелл, был награждён Крестом Виктории. Новозеландцы лейтенант Эндрю Блэр Дугалл и суб-лейтенант Уильям Эдвард Сандерс на корабле-ловушке Helgoland (Q-17) столкнулись сразу с тремя подводными лодкам в полный штиль, без двигателя и без связи. Вынужденно открыв ответный огонь раньше времени, им удалось потопить одну подлодку и увернуться от двух торпедных атак. Сандерс был произведен в капитан-лейтенанты, его последним кораблём стал корабль-ловушка HMS Prize. 30 апреля 1917 года Сандерс был награждён Крестом Виктории за схватку с U-93. Считалось, что лодка утонула, но в действительности ей удалось спастись. Сандерс погиб 14 августа 1917 года вместе с кораблём, который был опознан по описанию выживших моряков с U-93 капитаном немецкой подводной лодки U-43 и уничтожен двумя торпедами.

Общее количество кораблей-ловушек в британском флоте могло достигать 366, из которых 61 были потеряны. После войны был сделан вывод, что корабли-ловушки в значительной мере переоценены и отвлекали квалифицированных моряков от других обязанностей, при этом количество потопленных подводных лодок противника оказалось недостаточным, чтобы оправдать эту тактику. В общей сложности в 150 сражениях британские корабли-ловушки уничтожили 14 немецких подводных лодок и повредили 60, собственные потери составили 27 из 200. На долю кораблей-ловушек приходится около 10 % всех потопленных немецких подводных лодок, что ниже эффективности обычных минных полей.

Кайзерлихмарине использовало шесть кораблей-ловушек во время морской войны на Балтийском море. Успеха в уничтожении вражеских подводных лодок они не добились. Необычной тактикой немцев было буксирование замаскированным судном подводной лодки, однако на практике она так и не была применена.

До сегодняшнего времени сохранился бывший корабль-ловушка HMS Saxifrage, в который в 1918 году был переоборудован шлюп типа Flower. В 1922 году он был переименован в HMS President и использовался лондонским дивизионом Королевского флота до 1988 года. Впоследствии корабль был продан в частные руки и в настоящее время пришвартован в Кингс-Рич на Темзе.

Вторая мировая война

Во Второй мировой войне Германия использовала несколько кораблей-ловушек, в том числе «голландский» корабль «Атлантис», который потопил несколько судов общим тоннажем 145 960 т, в том числе норвежский танкер Tirranna 10 июня 1940 года.

Королевский флот подготовил в сентябре—октябре 1939 года девять кораблей-ловушек для работы в Северной Атлантике:

• 610-тонный HMS Chatsgrove (X85), ранее PC-74 (1918);
• 5072-тонный HMS Mounder (X28), ранее King Gruffyd (1919);
• 4443-тонный HMS Prunella (X02), ранее экс-мCape Howe (1930);
• 5119-тонный HMS Lambridge (Х15), ранее Botlea (1917);
• 4702-тонный HMS Edgehill (X39), ранее Willamette Valley (1928);
• 5945-тонный HMS Brutus (Х96), ранее City of Durban (1921);
• 4398-тонный HMS Cyprus (X44), ранее Cape Sable (1936);
• 1030-тонный HMS Looe (X63), ранее Beauty (1924);
• 1090-тонный HMS Antoine (X72), ранее Orchy (1930).

Prunella и Edgehill были торпедированы и потоплены 21 и 29 июня 1940 года соответственно, так и не увидев немецкую подводную лодку. Оставшиеся суда были перепроданы в марте 1941 года, не выполнив ни одной успешной миссии.

Последним кораблём-ловушкой Королевского флота стал 2456-тонный HMS Fidelity, который в сентябре 1940 года был оснащён противоторпедной сетью, четырьмя 4-хдюймовыми орудиями, четырьмя торпедными аппаратами, двумя гидросамолётами OS2U «Кингфишер» и торпедным катером 105. Fidelity имел французский экипаж. Он был потоплен U-435 30 декабря 1942 года во время атаки на конвой ON-154.

К 12 января 1942 года разведка Британского Адмиралтейства отметила «высокую концентрацию» подводных лодок у «североамериканского побережья от Нью-Йорка до мыса Рейс» и сообщила эти сведения ВМС США. В этот день U-123 под командованием капитан-лейтенанта Рейнхарда Гардегена, торпедировала британский пароход Cyclops, что дало старт операции Paukenschlag. Капитаны подводных лодок обнаружили побережье США живущим по законам мирного времени: в городах не соблюдалось затемнение, навигационные буи не были отключены, суда следовали обычными маршрутами с обычными огнями. Атака немцев застала американцев врасплох.

Потери быстро нарастали. 20 января 1942 года верховный главнокомандующий ВМС США направил секретную депешу командующему на Восточной морской границе, требуя немедленного рассмотрения возможности оборудования кораблей-ловушек в качестве противолодочной меры. В результате появился Project LQ.

Было приобретено и тайно переоборудовано на Портсмутской верфи пять судов:

• траулер MS Wave, некоторе время служивший как минный тральщик USS Eagle (AM-132), затем ставший USS Captor (PYC-40);
• сухогруз SS Evelyn, ставший USS Asterion (AK-100);
  
• сухогруз SS Carolyn, ставший USS Atik (AK-101);
  
• танкер SS Gulf Dawn, ставший USS Big Horn;
• шхуна Irene Myrtle, ставшая USS Irene Forsyte (IX-93).

Служба всех пяти кораблей оказалась почти полностью неудачной и очень короткой. USS Atik затонул в свой первый патруль; в 1943 году все корабли-ловушки прекратили патрулирование.

На Тихом океане американцы также использовали корабли-ловушки. Одним из них был USS Anacapa, переоборудованный из лесовоза Coos Bay в рамках проекта Love William. Anacapa не достиг успеха в поисках вражеских подводных лодок, хотя, как считается, им были повреждены глубинными бомбами две дружественные подлодки, оказавшиеся в зоне патрулирования корабля. Anacapa также прекратил службу в качестве корабля-ловушки в 1943 году и оставшуюся часть Второй мировой войны использовался в качестве вооруженного транспорта в южной части Тихого океана и в районе Алеутских островов.

Современное использование

Нападения на торговые корабли со стороны сомалийских пиратов позволили некоторым экспертам по безопасности предложить вновь использовать корабли-ловушки.

В культуре

В романе Эрнеста Хемингуэя «Острова в океане» главный герой Томас Хадсон командует кораблём-ловушкой ВМС США, патрулирующим воды у Кубы в поисках выживших с затонувшей немецкой подводной лодки.

Малькольм Лоури в романе Under the Volcano (1947) рассказывает историю Джеффри Фирмина, страдающего алкоголизмом британского консула в небольшом мексиканском городке Куэрнавака. Герой вспоминает, как, будучи морским офицером во время Первой мировой войны, он был предан военному суду и впоследствии награждён за свои действия на борту корабля-ловушки (пленные немецкие офицеры были якобы заживо сожжены в топке).

В романе Джеймса Х. Кобба Phantom Force (2005) главная героиня Аманда Ли Гаррет командует современным кораблём-ловушкой ВМС США. В отличие от других подобных кораблей, он не является переоборудованным торговым судном, а изначально построек как военный корабль, выглядящий как балкер. Главная палуба корабля может быть превращена в посадочную полосу. Судно способно нести на борту несколько вертолетов и десантных кораблей, которые хранятся в грузовом трюме. В романе судно используется для влияния на ход военного переворота в Индонезии при официальном невмешательстве США.

В ромене Невила Шюта Lonely Road (1932) главный герой, Малькольм Стивенсон, — лейтенант Королевского флота, служивший на корабле-ловушке Jane Ellen и потопивший немецкую подводную лодку во время Первой мировой войны.

В фантастике

Вместе с другими военно-морскими концепциями, идея с корабля-ловушки перешла в фантастические произведения о космосе.

Корабли-ловушки играют заметную роль в книгах Дэвида Вебера о Виктории Харрингтон. Харрингтон уничтожает корабль-ловушку в первом романе, «Космическая станция Василиск», и командует эскадрой кораблей-ловушек в шестом романе, «Меж двух огней». Младший офицер в подчинении Харрингтон, капитан Томас Бахфиш, командует двумя частными кораблями-ловушками в десятой книге серии, «Война Хонор».

В сериале «Звездный путь: Глубокий космос 9», эпизод «Возвращение к славе», майор Кира и Гал Дукат превращаюь кардассианский транспортник в корабль-ловушку, чтобы преследовать клингонов, которые разрушили форпост.

Ссылки

• [www.gwpda.org/naval/rnqships.htm Royal Navy 'Q' Ships]  (англ.)
• [www.naval-history.net/WW1NavyBritishQships.htm British Special Service or Q-Ships]  (англ.)
• [www.mightyseas.co.uk/marhist/furness/ashburners/q23.htm Q-23]  (англ.)
• [books.google.com/books?id=1iYDAAAAMBAJ&pg=PA114&dq=popular+science+January+1940&hl=en&ei=cG6MTO34FIKengfuvrXICw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CDgQ6AEwAg#v=onepage&q=popular%20science%20January%201940&f=true «Q-Boats — An Answer to Submarines»], Popular Science, January 1940 на Google Books.
• Chatterton E. Keble. [archive.org/stream/qshipstheirstory00chat#page/n7/mode/2up Q-Ships and Their Story]. — London: Sidgwick & Jackson, 1922.

Отрывок, характеризующий Корабль-ловушка

«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.