Судовиков, Николай Георгиевич

Николай Георгиевич Судовиков
Место рождения:	Севастополь, Таврическая губерния
Место смерти:	Ленинград
Научная сфера:	геология, петрология
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет
Научный руководитель:	В. М. Тимофеев
Награды и премии:	(1965)

Николай Георгиевич Судовиков (1903—1966) — советский учёный-геолог, петролог, заслуженный деятель науки РСФСР.

Биография

В 1921—1925 годах учился в Петроградском Географическом институте, затем в 1925—1930 годах — на физико-математическом факультете Ленинградского государственного университета.

В 1924—1929 годах работал геологом, начальником геологической партии в Северной научно-промысловой экспедиции в Автономной Карельской ССР.

В 1930 году окончил геолого-минералогическое отделение Ленинградского государственного университета.

В 1930—1933 годах преподавал в Ленинградском горном институте.

В 1933—1965 годах работал на геологическом факультете Ленинградского государственного университета. В 1937 году защитил кандидатскую диссертацию, доцент с 1938 года.

Участник Великой Отечественной войны, офицер флота. Демобили­зован в ноябре 1944 года по ходатайству университета.

В 1947 году защитил докторскую диссертацию, профессор с 1957 года, заведующий кафедрой геологии.

Научные труды

Опубликовал более 60 научных работ, в том числе ряд монографий и учебных пособий, по геологии Кольского полуострова, Карелии и Алдана.

Литература

• Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 217—218. — 269 с. — 1000 экз.
• Бережной А. Ф. Они сражались за Родину: Универсанты в годы войны и в послевоенные годы. Вып. 2. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, — 1995. С. 120.

Отрывок, характеризующий Судовиков, Николай Георгиевич

Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.