Суетин, Николай Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Суетин
Имя при рождении:

Николай Михайлович Суетин

Дата рождения:

25 октября (6 ноября) 1897(1897-11-06)

Место рождения:

Мятлевская, Калужская губерния, Российская империя

Дата смерти:

22 января 1954(1954-01-22) (56 лет)

Место смерти:

Ленинград, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Стиль:

супрематизм

Влияние:

Казимир Малевич

Никола́й Миха́йлович Суе́тин (18971954) — российский советский художник, мастер дизайна, графики и живописи, представитель авангарда в его супрематическом варианте, реформатор русского фарфора.





Биография

Родился в поселке Мятлевская (Калужская губерния) 25 октября (6 ноября) 1897, в семье начальника железнодорожной станции. В 1900-х — 1910-х учился в гимназии в Калуге, затем в кадетском корпусе в Петербурге. В 1914 г. был мобилизован, в 1915 служил на Кавказе, затем был переведён в Витебск.

В (1918—1922) учился в ВНХУ в Витебске у Казимира Малевича. С 1920 г. — член группы УНОВИС (Утвердители нового искусства, 1920—1922). Участвовал в выставках Уновиса (1920—1921) в Витебске и в Москве (1921—1922). Работы этого времени: «Газ», «Водород», 1921—1922. Участвовал в работе по праздничному украшению города, создавал проекты вывесок, оформления кафе, столовых, магазинов.

В 1922 году вместе с К. С. Малевичем переехал в Петроград. В 1923-м году его работы появились на Всероссийской художественно-промышленной выставке в Москве и «Выставке картин петроградских художников всех направлений. 1918—1923» в Петрограде (в составе группы Уновис).

В 1923—1926 гг. участвовал в работе МХК и ГИНХУКа. В 1925 году возглавил Отдел материальной культуры ГИНХУКа. Занимался разработкой супрематизма, анализировал новые формы искусства. В 1925 — 26 гг. работал также в экспериментальной лаборатории Декоративного института (эскизы рисунков для тканей, оформление выставок, реклама), разрабатывая дизайн, основанный на методе супрематизма.

Н. М. Суетин считается одним из наиболее последовательных учеников К. С. Малевича.[1] Суетин осмыслял свои беспредметные композиции как основу для универсального преображения окружающих человека форм. Его модели-«архитектоны», разработки особого «супрематического ордера» в архитектуре остались нереализованными, лишь в весьма изменённом виде претворившись в реальные здания.

В конце 1920-х гг. вслед за Малевичем перешел от чистой геометрии супрематизма к «метафизическим», условно-знаковым фигуративным образам. В станковом творчестве Суетина в конце 1920 — начале 1930-х гг. появились «крестьянские циклы» («Псковский цикл», 1929, графические серии конца 1920-х — начала 1930-х годов: «Крестьянки», «Полуобразы» (или Образы Богородицы), «Снопы», «Дети мудры». Живописные работы — «Женщина с пилой» (1927—1928), «Мужик» (1932, ГТГ), «Мужской портрет» (1932—1933, ГТГ). Живописные работы Суетина вошли в экспозицию выставок «Художники РСФСР за 15 лет» в Ленинграде (1932) и Москве (1933).

В 1935 г. наряду с К. Рождественским участвовал в «супрематическом обряде» похорон К. С. Малевича. Исполнил супрематическй саркофаг- архитектон, с использованием чёрного, белого и зелёного цвета.[2] Был исполнителем памятника в виде куба с квадратом, поставленного на могиле К. С. Малевича в Подмосковье, в Немчиновке.

В 1937, в период господства соцреализма, находил творческий выход в архитектурно-оформительских работах: спроектировал (с соавторами) интерьеры павильона СССР на Международной выставке «Искусство и техника в современной жизни» в Париже (1937, архитектор Б. М. Иофан), получивший Гран-при выставки.

В 1939 г. оформлял павильон СССР на Всемирной выставке «Мир завтрашнего дня» в Нью-Йорке.

В 1941 г. участвовал в создании оформления выставки к 100-летию гибели М. Ю. Лермонтова, но выставка не состоялась, так как началась война.

В 1941—1944 гг. Суетин находился в блокадном Ленинграде.

С 1942 г. дизайн Суетина повернул к классической традиции. В 1942 г. он сконструировал стилизованное под старину убранство надгробия А. В. Суворова в Троицком соборе Александро-Невской лавры.

В 1943—1944 г. оформил изобразительно-предметную выставку «Героическая оборона Ленинграда» (1944), ставшую основой Музея героической обороны Ленинграда (закрыт в 1949 г.).

Был женат на художнице Анне Александровне Лепорской. Похоронен на Богословском кладбище.[3]

Умер в Ленинграде 22 января 1954 года.

Фарфор

С 1922 г. по 1954 г. работал на Государственном фарфоровом заводе им. М. В. Ломоносова.

В 1922 г. начал работать на заводе вместе с Казимиром Малевичем и Ильёй Чашником.

В 1923—1924 гг. создаёт в фарфоре свои первые супрематические формы, Формы, исполненные Н. М. Суетиным для фарфоровых сервизов часто несут черты архитектонов К. С. Малевича.

В 1932-33 гг. создаёт серию белых ваз («Овал», «Архитектон»).

С 1932 года вступил на должность главного художника завода и оставался на ней до своей смерти в 1954 году.

Под руководством Суетина на заводе, кроме фарфоровых изделий, изготавливались элементы оформления московского метрополитена и здания Речного вокзала в Химках. Как художник по фарфору, Суетин изменил многие формы фарфоровых изделий завода, придав им строгие геометрические формы. Чашки, блюдца, вазы-«суетоны» и сервизы, сделанные Суетиным, представлены в настоящее время в Музее Императорского фарфорового завода.

Работы: чернильница и блюдо «Супрематизм» (1923), чашка с крышкой, чашка и блюдце с оранжевым диском (1923), сервиз с супрематической росписью (1923), тарелки «Инвалид» (1920), Чёрный силуэт (1931), Чернильница «Псковский храм» (1929), «Планит на оранжевой плоскости» (1930), сервиз «Бабы»(« Хлебный») (1931), чайный сервиз с супрематической росписью (1932), сервиз «Тракторный» (1932), чашка с блюдцем «Ситчик» (1935), и другие работы.

В тридцатые и сороковые годы дизайн Суетина становился все более традиционным.

Напишите отзыв о статье "Суетин, Николай Михайлович"

Ссылки

  • [proungallery.ru/kunstmaler/suetin/ Николай Суетин на сайте Галереи «Проун»]
  • expert.ru/northwest/2008/36/zhivopis/
  • www.jamert.eu/farfor/%D1%81%D1%83%D0%B5%D1%82%D0%B8%D0%BD-%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9-%D0%BC%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B9%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/

Литература

  • Жадова Л. А. О фарфоре Н. М. Суетина // Советское декоративное искусство 73/74. — М., 1975.
  • Ракитин Василий. Николай Михайлович Суетин / Науч. ред. Ирина Лебедева и Андрей Сарабьянов. — М.: RA, Palace Editions, 1998. — 228 с. — ISBN 3-930775-43-3.
  • Козырева Н. Николай Михайлович Суетин // В круге Малевича. Соратники, ученики, последователи в России 1920—1950. — [СПб.] Palace Editions, 2000.
  • Иванова Е. Фарфор Николая Суетина // В круге Малевича. Соратники, ученики, последователи в России 1920—1950. — [СПб.] Palace Editions, 2000.
  • Горячева Т. В. Николай Суетин. — М.: Фонд «Русский авангард», 2010. — 192 с. — (Творцы авангарда). — 150 экз. — ISBN 978-5-91566-034-1.
  • Горячева Т. В. Николай Суетин: «Я хочу мощи человеческой у живописца» // «Нас будет трое…» Казимир Малевич. Илья Чашник. Николай Суетин. Живопись и графика из собрания Sepherot Foundation (Лихтенштейн). — М., 2012.

Примечания

  1. Наталья Козырева./ Н. М. Суетин. / В круге Малевича: Соратники, ученики, последователи в России 1920—1950-х. СПб.: Palace Editions, 2000. С. 139.
  2. Там же, С. 140.
  3. [fotki.yandex.ru/next/users/babs71/album/220016/view/1064137 Фото могилы на Богословском кладбище]

Отрывок, характеризующий Суетин, Николай Михайлович

Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!