Сулима, Иван Михайлович

Сулима Иван Михайлович
Место рождения	Черниговский район,Черниговская область
Дата смерти	1635(1635)
Место смерти	город Варшава
Годы службы	1628—1629, 1630—1635
Звание	Гетман Войска Запорожского

Ива́н Миха́йлович Сули́ма (? — 12 декабря 1635) — запорожский казачий атаман, гетман войска Запорожского, происходил из православного рода на Черниговщине. Гетман Войска Запорожского в 1628 и 1635 годах. Одно из известных деяний Ивана — уничтожение крепости Кодак, построенной французским инженером Бопланом и дотоле считавшейся неприступной.

Жизнеописание

Родился в Рогощи Любечского староства, недалеко от Чернигова.

Иван служил урядником в имениях польного коронного гетмана Станислава Жолкевского, позднее семье Даниловича. За эту службу получил в собственность три деревни — Сулимовку, Кжаками и Лебедянь. Его сын Фёдор был полковником Переяславским, второй сын Иван — главным хорунжим.

Род Сулимы занесен в родовую книгу Полтавской губернии.

Боевой товарищ Сагайдачного

Иван Сулима принимал участие в многочисленных походах Сагайдачного против татар и турок. В частности, это были известный захват Кафы (современная Феодосия) — наибольшего центра работорговли на Чёрном море, Трапезонта, Измаила, а также два нападения на Цареград.

Неволя галерного гребца продолжалась для Сулимы долгих 15 лет. Сулима знал об освобождении с 26-летней неволи-каторги Самойлы Кошки и верил в своё освобождение. Сулима принимал участие и в известной битве под Хотином. В этом сражении в 1621 году польско-казацкое войско остановило 300-тысячную турецкую армию. В том же 1621 году Сулима руководил отрядом запорожцев во время морского похода донских казаков против турок.

Иван Сулима в 20—30-х годах XVII века был одним из самых успешных руководителей казацких морских походов. За один из них он даже получил в награду от Папы Римского Павла V Боргезе — золотую медаль (по некоторым источникам это был золотой портрет Папы). Во время этого похода казацкое войско захватило 300 турецких пленников и подарило их Римскому Папе.

Битва за Кодак

В 1634 году Иван Сулима руководил нападением казаков на турецкий город Азов (совместно с донскими казаками), а уже в 1635 году произошло знаменитое нападение на Кодак, которое стоило Сулиме жизни. В то время когда строилась крепость Кодак, польский король Владислав IV с коронным войском и частью реестровых казаков находился в Прибалтике, потому что шла война со шведами. Произошло это в начале августа 1635 года.

Точно не известно, какое количество казаков принимало участие в штурме крепости. Но их было не меньше тысячи. Ночью, прикрываясь рёвом кодацкого порога, войско подступило ко рвам. Разведчики сняли часовых, в то время как гарнизон Кодака спал. Ров закидали вязанками хвороста, разрушили часть частокола и ворвались в крепость. Весь гарнизон перебили, а коменданта крепости, французского полковника Ж.Мариона, казнили. Стены крепости и валы разрушили и раскопали. Это было начало восстания, которое планировал поднять Иван Сулима.

Измена казаков, пленение

Уничтожение Кодака вызвало невероятный гнев польской власти. Король подписал мир со шведами и вернулся в Польшу. На Украину для расследования нападения на крепость отправили коронного гетмана Конецпольского со значительным войском. Главным их заданием было не допустить развёртывания восстания. Польские комиссары разработали хитрый план захвата Сулимы, который им удался. По рассказу Боплана, главную роль в захвате казацкого вождя сыграли реестровые казаки Войска Запорожского, которые сначала обманом присоединились к войску Сулимы, а затем подстрекали старшин выдать руководителя полякам, мотивируя это вероятным сокрушительным поражением.

Согласно некоторым историческим источникам, поляки через реестровцев обещали жизнь Сулиме и его ближайшему окружению в случае добровольной сдачи. Сулима поверил посулам и сдался. Вместе с ним сдались ещё пятеро руководителей восстания.

Казнь в Варшаве

Сулиму и других вождей отправили в Варшаву на суд, который должен был осуществлять чрезвычайный сейм. Суд был неумолимым и приговорил казацкого вождя и его сподвижников к казни. Сулима, пытаясь избежать наказания, хотел принять католичество (возможно, его вынудили это сделать), но и это ему не помогло — под давлением турок поляки решили устроить показательную казнь. В последнем желании Сулима просил, чтобы ему в гроб положили золотую медаль, полученную от Папы Римского. Но ему не суждено было иметь гроб — Сулиме отрубили голову, тело его четвертовали и развесили на городских стенах Варшавы.

Источники

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:282653 Сулима, Иван Михайлович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [ukrlife.org/main/evshan/firov_hetm.doc Фиров П. Т. Гетманы украинского казачества. Биографические справки. — Севастополь: Изд-во СевНТУ. 2005. — 64 с. // ББК 63.3 (4 УКР) − Ф 62 − УДК 94 (477)]
• [www.ukrainians-world.org.ua/ukr/peoples/f1c5859d14ce7e5a/ Іван Сулима / Персоналії / Проект «Українці в світі»]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Сулима, Иван Михайлович

Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?