Султан

Султа́н (араб. سلطان‎ sulṭān, от арам. שולטנא šulṭānā — власть) — титул правителя в исламских государствах, с несколькими историческими значениями. Если государством правит султан, то вместо слова государство употребляется слово султанат.

Этимология

В Коране словом «султан» обозначается отвлечённое понятие власти; таким было значение в первые века ислама. Позднее термин стал обозначать единоличного представителя светской власти, в противоположность имаму, религиозному авторитету. В этом значении слово, по-видимому, впервые употреблено Мухаммадом ат-Табари по отношению к Муваффаку, брату халифа аль-Мутамида (рассказ о событиях 262 г. х./ 875—876 г. н. э.).

Исторические султанаты

Сельджукские султанаты

С 1037 по 1194 годы на территории стран Ближнего и Среднего Востока существовало государство, образованное в ходе завоеваний тюрков-огузов. Во главе государства была династия Сельджукидов. С 1038 по 1055 год сельджуки овладели Хорасаном, Хорезмом, Западным Ираном, Азербайджаном и Ираком. Аббасидский халиф аль-Каим вынужден был признать Тогрул-бека (1038—1063) султаном и «царем Востока и Запада». Сельджукский султан считался наместником халифа, а сам халиф сохранял за собой только номинальный суверенитет и духовный авторитет. Столицей государства Тогрул-бека был город Рей.

С конца 11 века Сельджукская империя стала клониться к упадку. Основной причиной упадка стали: первый крестовый поход, из-за которого империя утратила Грузию, Ширван, прибрежные части Малой Азии, часть Сирии и Палестину; рост феодальной раздробленности и сепаратистские стремления вассалов. При Тогрул-беке были выделены обширные уделы членам Сельджукского рода, некоторые из которых со временем превратились в фактически самостоятельные султанаты: Керманский, 1041—1187; Сирийский, 1074—1117; Конийский, или Румский, 1077—1307.

После смерти Мелик-шаха Великая Сельджукская империя была охвачена междоусобиями; султанский престол последовательно переходил от одного сына Мелик-шаха к другому. Махмуду (1092—1094), Баркияруку (1094—1104), Мелик-шаху II (1104—1105) и Мухаммеду (1105—1118) приходилось бороться не только со знатью, но и с движением исмаилитов. В 1118 году султанат был разделен между сыном Мухаммеда — Махмудом и его дядей — Санджаром. Первому достался Иракский султанат (Западный Иран, Ирак и Азербайджан) со столицей в городе Хамадан, второму Хорасан, Хорезм и Мавераннахр со столицей в городе Мерв.

Султанаты Египта

Айюбиды

Династия Айюбидов, правившая на Ближнем Востоке с 1171—1250 годы имела курдское происхождение. Её основатель Салахуддин аль-Айюби низложил шиитскую династию Фатимидов, опираясь на находившиеся в Египте тюркские сельджукские войска. Айюбиды правили в Киренаике, Триполитании, Йемене, Сирии, верхней Месопотамии. Они нанесли ряд поражений крестоносцам, укрепляли господство суннизма и преследовали шиитов. Все Айюбиды имели в самостоятельном правлении отдельные провинции. В 1250 г. мамлюки убили последнего султана из Айюбидов и образовали Мамлюкский султанат.

Мамлюки

В XI—XII вв. правящая в Египте династия Айюбидов привлекала мамлюков для несения военной службы. В 1250 году лидеры мамлюков-тюрок отстранили Айюбидов, взяв власть в Египте в свои руки. Через 10 лет мамлюки под командованием султана Бейбарса разгромили монголо-татар в битве при Айн Джалуте. В 1268 году ими были разгромлены крестоносцы, а ещё через 5 лет — исмаилиты-низариты. Владения Мамлюкского султаната включали Сирию и Палестину и часть территории Северной Африки. Мамлюки положили конец существованию на юге Малой Азии армянского царства Рубенидов.

Мамлюки были ревнителями суннитского ислама. После разгрома монголо-татарами Багдадского халифата, они снова возродили Аббасидский халифат. Однако, реальная светская власть принадлежала не Аббасидским халифам, а мамлюкским султанам. Под защитой мамлюков находились и священные города мусульман, Мекка и Медина. При мамлюках наблюдался подъём культурной жизни в султанате.

В 1516 году турки-османы во главе с султаном Салимом I разгромили мамлюков в сражении при Марж Дабике возле Алеппо, и присоединили их владения к Османской империи. Мамлюки сохранили своё влияние в Египте в качестве влиятельного сословия вплоть до 1811 года, когда египетский султан Мухаммад Али распорядился истребить их.

Правление мамлюков осуществлялось двумя династиями — Бахриты (1250—1390) и Бурджиты (1390—1516).

Султанат Египет

В декабре 1914 г. министерство иностранных дел Великобритании объявило о том, что Египет переходит под английский протекторат. 19 декабря англичане низложили хедива Аббаса II, который в то время находился в Стамбуле. Власть перешла его дяде Хусейну Камилю, который принял титул султана. После смерти Хусайна в 1917 г. власть перешла к его младшему брату Ахмеду Фуаду I. Став султаном, Фуад быстро обрел поддержку в рядах египетских националистов, которые создали в стране мощное движение за создание независимого египетского государства. Вспыхнувшее в 1919 году восстание было жестоко подавленно, но освободительная борьба не завершилась. В конце 1921 г. страну охватило новое восстание, которое заставило правительство Великобритании признать независимость Египта.

Газневидский султанат

Во второй половине X века на территории Южной и части Центральной Азии образовалось Газневидское государство со столицей в г. Газна (совр. Южный Афганистан). Династия султанов Газны (Газневиды), правившая до 1186 года, происходила из туркменского племени кайы. Государство занимало территории Хорасана, Афганистана, Хорезма, Бухары, Гурган, часть Индии и Ирана. Наиболее выдающийся правитель — Махмуд Газневи. При Масуде I (1030—41) начался распад государства, а в 1186 г. при правителе Хосров-Малике (1160—86) государство и династия Газневидов прекратили своё существование.

Султанаты Индии

Делийский султанат

Первое крупное мусульманское государство на территории современной Индии было образовано 1206 тюрками и называлось Делийским султанатом. У истоков султаната стояли Гуриды — выходцы из афганской области Гор. В конце XII века Мухаммад Гури, сделавший своей столицей Лахор, подвергал северо-запад Индии регулярным набегам. Его полководец Кутб-уд-Дин Айбек, овладевший Индией после побед при Тараори (1192) и Чанадаваре (1194), по смерти своего покровителя отложился от Лахора и провозгласил себя делийским султаном.

Первые султаны, будучи тюрками, культурно и политически тяготели к ираноязычному миру, однако третий султан Илтутмыш закрепил за собой стратегические пункты Североиндийской равнины и окончательно обосновался в Дели. После 30 лет междоусобиц, последовавших за его смертью в 1236 г., на престол взошёл Гийас уд-Дин Балбан, которому пришлось оборонять султанат от воинственных раджпутов и нашествия монголов.

В 14 веке султанат поддерживал торговые контакты с Восточной Европой. На территории России и Украины известны находки нескольких десятков золотых и нескольких медных монет, чеканенных в Дели (в основном находки в Крыму, Поволжье и на Северном Кавказе).

Бенгальский султанат

В XIV—XVI веках на территории Бенгалии существовал Бенгальский султанат. Во времена Делийского султаната мусульманские правители Бенгалии, номинально признавая зависимость от Дели, чеканили своё имя на монетах, на собственный страх и риск совершали набеги на соседние территории, и лишь время от времени отправляли дань султану. Согласно историку Барани, все правители Лакхнаути, пользуясь отдалённостью от столицы, восставали; проявлял непокорность и народ этой области. Поэтому Лакхнаути называли «Булгакпур» («Мятежный город»).

Когда к власти в Дели в 1265 году пришёл султан Гийас ад-дин Балбан, то ему удалось сместить мятежного наместника Бенгалии Туграл Туган-хана и назначить на его место своего сына Бугра-хана, но тот тоже стал независимым правителем (по-видимому, ещё при жизни отца). Когда в 1287 году Балбан умер, то султаном короновали Муизз ад-дин Кай-Кубада, сына Бугра-хана. В 1288 году Бугра-хан двинул войска против сына, но военного столкновения не произошло: дойдя до Айодхьи, Бугра-хан получил фактическое признание своей независимости в качестве властителя Бенгалии, и покинул владения сына.

В 1342 году Шамс ад-дин Ильяс-шах провозгласил себя султаном Лакхнаути, и начал завоёвывать окрестные земли. В 1352 году он провозгласил себя султаном Бенгалии. В 1353 году делийский султан Фируз-шах III Туглак пошёл на него карательным походом. Ильяс-шах без боя отступил в крепость Экдала. Фируз-шах осадил Экдалу, но не смог взять её приступом и, после двухмесячной осады, был вынужден удалиться в Дели, а Ильяс-шах вновь занял всю Бенгалию. Потомки Ильяс-шаха правили Бенгалией до 1415 года, когда их сверг Раджа Ганеша, основавший индуистскую династию. В 1437 году потомки Ильяс-шаха вернули себе власть.

Когда в 1554 году в Дели умер Ислам-шах, наместник Бенгалии Мухаммад-хан Сури провозгласил независимость, и стал именоваться Шамс ад-дин Мухаммад-шах. Однако уже через десять лет власть в Бенгалии захватила афганская династия Каррани, которая правила в вассальной зависимости от Империи Великих Моголов. Когда в 1576 году Дауд-хан Каррани был казнён, Бенгалия перешла под прямое управление Великих Моголов.

Бахманидский султанат

Первое мусульманское государство на юге Индии (Бахманидский султанат) было основано в 1347 года на западе Деккана раджами, восставшими против Делийского султаната. После распада государства Бахманидов в 1518—1527 годах на его месте образовались султанаты Биджапур, Берар, Ахмаднагар, Бидар и Голконда (т. н. Деканские султанаты).

Во главе государства стояли султаны из династии Бахманидов, правившие из города Гулбарга. В 1429 году столица была перенесена в Бидар. К югу от реки Кришна расстилалась Виджаянагарская империя, с которой на протяжении всей своей истории султанат вёл ожесточённую борьбу. В начале 1470-х годов Бахманидское государство и его главные центры (Бидар и Голконду) с торговыми целями объехал тверской купец Афанасий Никитин. О его путешествии повествуется в «Хожении за три моря».

Османская империя

Османские султаны происходили из огузского племени канглы, обитавшего в Средней Азии в области Балха. Спасаясь от нашествия монголов, часть племени перекочевала на запад, где их предводители находились на службе у хорезмшаха Джалал уд-Дина. Затем небольшое подразделение кайы, во главе с Эртогрулом, направилась во владение румского султана Кай-Кубада I, который пожаловал ему удж Сёгюта в Анатолии, на границе с византийскими владениями. В 1402 среднеазиатский завоеватель Тамерлан разгромил османов под Анкарой. Султан Баязид I попал в плен, где и умер. Государство османов Тимур разделил на части. Лишь Мурад II смог вновь восстановить единство государства. Пошла мощная экспансия турок с XIV века.

В 1517 г. Селим I уничтожил государство мамлюков в Египте, и присоединил Египет к своим владениям. Он также принял новый титул халиф правоверных. Османские султаны носили титул халифа вплоть до 1924 г. Постепенно усилившись, турки-османы захватили огромные территории, включавшие в себя весь Балканский полуостров, Малую-Азию, Северную Африку вплоть до Марокко, Сирию, Палестину, Аравийский полуостров, Месопотамию, Закавказье и Крым.

В 1909 году султана Абдул-Хамида II свергли, следовательно абсолютная монархия в Османской империи перестала существовать. На престол взошёл ранее бесправный брат Абдула-Хамида II Мехмед V ситуация в Османской империи при нём стала стремительно ухудшаться. В 1922 султан Мехмед VI покинул страну. Практически с этого момента монархия в Османской империи перестала существовать. Документально это было оформлено 29 октября 1923 г. когда была провозглашена Турецкая республика. Более в Турции монархия не возрождалась.

Занзибар

Занзибар был выделен как удельное владение младшим членам династии правителей Оманского султаната (султанат Маскат) Бу Саиди. Власть султана Занзибара простиралась прежде на восточноафриканское побережье, между мысом Дальгадо и Кипини на реке Ози кроме того, на острова Унгуджа (остров Занзибар), Пемба и другие. Велась активная торговля рабами, а также пряностями, слоновой костью и тому подобным. На Занзибаре развёрнулось широкое строительство.

Однако протекторат продержался недолго. 27 августа 1896 года в результате так называемой Англо-занзибарской войны, известной как самая короткая война в мировой истории (по книге рекордов Гиннесса), султан Халид ибн Баргаш был изгнан, а на трон был поставлен выгодный британцам правитель.

В первой половине ХХ века на Занзибаре установился марионеточный султанский режим, полностью подконтрольный Великобритании, однако формально Занзибар оставался полусамостоятельным государственным образованием. Борьба против британского и султанского господства активизировалась на Занзибаре после Второй мировой войны и в значительной степени подпитывалась из Танганьики.

10 декабря 1963 года было провозглашена государственная независимость Занзибара. 16 декабря этого же (1963) года новое государство было принято в ООН. Но уже 12 января 1964 года на Занзибаре произошла антифеодальная Занзибарская революция, в результате которой султан Сеид-Джамшид-ибн-Абдулла был свергнут с престола и изгнан из страны, что знаменовало собой конец существования султаната (была провозглашена Народная республика Занзибара и Пембы) и ускорило вхождение Занзибара через несколько месяцев в новообразованное государство Танзания.

Йемен

Султанат Касири

В 1488 году, племя Касиридов, во главе с Бадром Абу Тувайраком, вторгаются в Хадрамаут из горного Йемена и захватывают сначала Тарим и затем Сайвун. В составе войск Султаната Касири воевало много наемников, главным образом горцев из областей, расположенных к северо-востоку от Адена. Спустя приблизительно сто лет после завоевания, потомки наемников узурпировали западный Хадрамаут и создали самостоятельный султанат со столицей в городе аль-Катн. После завоевания династия Касиридов правила почти всем регионом Хадрамаут.

Власть династии Касири в Хадрамауте была урезана их соперниками Куайти в 19 столетии. Касири в конце концов были ограничены в небольшой далекой от выхода к Аденскому заливу территорией в Хадрамауте со столицей в Сайвун. Куайти — сыновья Умара бин Авада аль-Куайти — вначале отобрали город Шибам у своих противников Касири правителей султаната Касири в 1858 году. Позднее Куайти завоевали Эш-Шихр в 1866 году и Эль-Мукаллу в 1881 году, почти полностью заменив династию Касири) в контроле большего части побережья Хадрамаута (территория Йемена) в Аденском заливе.

Султанат вступил в договрные отношения с Великобританией в конце XIX века по вопросу вступления в Протекторат Адена. В 1888 году Великобритании удалось установить протекторат над султанатом Куайти — крупнейшим на территории региона Хадрамаута. В 1902 году Куайти становятся единым султанатом который становится частью протектората Аден Великобритании. В 1918 году Великобритания установила протекторат над султанатом Касири. В конце 1930-х годов, после заключения «мира Инграмса», Хадрамаут вошёл в состав Восточного протектората Аден Великобритании. Султанат Касири отклонил вступление в Федерацию Южной Аравии (под началом Адена), но остался под протекторатом Великобритании вступив в Протекторат Южной Аравии.

Аль-Хусейн ибн Али — султан Султаната Касири c 1949 года был свергнут в октябре 1967 года и в ноябре султанат становится частью нового независимого государства Южный Йемен. В 1990 году Южный Йемен и Северный Йемен путём объединения образуют государство Республика Йемен, но около 65 % территории, включая регион Хадрамаут, не контролируются правительством и управляются местными шейхами.

Султанат Куайти

Султанат Куайти был основан сыновьями Умара аль-Куайти, младшего офицера в вооружённых силах низама Хайдерабада. Вначале они в 1858 году захватили у своих противников султанов династии Касири город Шибам.

Независимый Султанат Куайти образовался в 1866 году, когда городом Шихр на берегу Аравийского моря овладел шейх арабского клана Куайти Авад I. С ноября 1866 по май 1867 Эш-Шихр был оккупирован султанатом Катири (Al Kathir). В мае 1867 город Эш-Шихр был отвоёван у клана Катири и стал частью Султаната Куайти (Qu’aiti Sultanate). Шихр стал столицей султаната. В последующие годы Авад I сумел значительно расширить свои владения и создал самое крупное государство в пределах Хадрамаута.

В 1881 году в состав Султаната Куайти вошла Мукалла, впоследствии ставшая столицей султаната Куайти. 10 ноября 1881 года государства al-Shihr и al-Mukalla были объедеднены и это государство стало называться Quaiti Sultanate of Shir and Mukalla. Город Мукалла становится главным городом султаната аж до 1967 года. Таким образом династия аль-Куайти почти полностью вытеснила династию Касири с большей части побережья Хадрамаута у Аденского залива. Однако уже в 1888 г. Авад I вынужден был признать английский протекторат и лишился своей независимости.

Казахское ханство

В Казахском ханстве султан — ненаследственное звание знати в Приблизительно соответствует русскому «князь». Султаны избирались племенами, племенными подразделениями из числа торе. Из среды султанов выбирали хана.

Время принятия титула султан в Дешт-и-Кипчаке неизвестно, но первые казахские правители Керей и Жанибек носили звание султан в узбекском ханстве Абу-л-хайра. Султанами в казахской степи могли стать только потомки Чингисхана по линии его старшего сына — Джучи. Султаны чаще всего были правителями отдельного рода или племени. Размер владений — улус или аймак зависел от знатности, богатства и родовитости султана.

В царский период султаны управляли волостями на правах волостного головы и были чиновниками 12 класса. Должность переходила по наследству, от отца к сыну. В случае отсутствия наследника, его брат или ближайший родственник мог получить должность, выдвинув кандидатуру в волостных выборах, с последующим утверждением областным Правлением.

В штате султана были: его помощник (сын или близкий родственник); секретарь, знающий русский и татарский языки. Кроме султанов управлявших волостями были и другие, которые сохраняли своё звание, но не могли вмешиваться в управление. Собрание султанов избирало старшего султана своего округа, исполняли судебные приговоры.

Современные султанаты

Бруней

Первым султаном Брунея был Мухаммад Шах, до принятия ислама носивший имя Алак-бер-Тата (правил в 1363—1402 годах). Постепенно влияние государства расширялись, достигнув расцвета в первой половине XVI века. В правление пятого султана Болкияха (1485—1521) Бруней контролировал практически всю территорию Калимантана, острова Сулу и другие у северо-западной оконечности Калимантана.

В 1906 году в Бруней был назначен английский резидент, с чьим мнением при проведении политики султан был обязан считаться. В 1929 году в Брунее началась добыча нефти. В годы Второй мировой войны Бруней был оккупирован Японией (1941—1945), затем снова находился в сфере влияния Великобритании, находясь до 1959 года под управлением английского губернатора Саравака.

В 1950 г. на трон вступил новый султан Омар Али Сайфуддин III, человек достаточно либеральных взглядов, старавшийся дипломатическим путём добиться от англичан возможно больших уступок своей стране. Он использовал возросшие после войны отчисления в бюджет султаната, поступавшие от компании «Шелл», для ряда прогрессивных реформ.

29 сентября 1959 г. была принята первая конституция Брунея, действующая и поныне. Она вводила в стране парламентарную систему правления, однако верховная власть по-прежнему оставалась за султаном, опиравшимся на помощь и содействие целой системы советов. Законодательный совет (парламент) был призван вырабатывать законопроекты, принимать законы и контролировать бюджет. При этом султан мог провести своё решение в форме декрета без одобрения парламента, а также мог не утвердить законопроект, принятый советом. Система формирования этого законодательного органа была такова, что султан всегда мог располагать в нём послушным большинством: из 33 членов совета избирались только 16, остальные назначались султаном или входили в него по должности.

В ночь на 1 января 1984 г. с балкона своего дворца на центральной площади Бандар-Сери-Бегавана, в присутствии многотысячных толп народа, султан Хассанал Болкиах провозгласил полный суверенитет Брунея, его независимость и территориальную целостность. Победой завершилась почти полувековая борьба маленького брунейского народа за право самостоятельно управлять своей страной.

Оман

Через прибрежную полосу Омана пролегал основной путь расселения гоминидов из Африки в Южную и Юго-Восточную Азию. Доарабское население Омана являлось прото-австралиоидным, и как Эламиты Хузестана было полностью растворено в пришлых кушитских (из Судана и Эфиопии) семитоязычных народах, что подтверждено исследованиями гаплогрупп. В 1-м тысячелетии до н. э. в Оман переселилось из Йемена арабизированное кушитское племя ямани, завоевавшее местные племена. В VI веке н. э. Оман был разграблен войсками Сасанидов, а также опустошён набегами соседних бедуинских племён.

В VII веке Оман был включён в состав Арабского халифата, что ускорило развитие феодальных отношений. Население было исламизировано. В середине VIII века эта область стала независимой, под властью местных правителей-имамов, однако через полтора столетия Оман был вновь завоёван халифами из династии Аббасидов. Их владычество продолжалось до XI века, когда к власти пришла династия шейхов племени набхан.

В XVI—XVII веках Оман находился под властью португальцев, и только в 1650 году они были изгнаны.

В начале XVIII века Оман был завоёван персами, однако в 1741 году персы были изгнаны правителем Ахмедом Зафари, который создал крупное пиратское государство, которое, помимо собственно Омана, охватило острова Персидского залива, большую часть побережья нынешнего Ирана и побережье Восточной Африки от Сомали до Мозамбика включительно, а также многие прилегающие острова.

В 1832 году резиденция султана Омана была переведена на остров Занзибар, а в 1856 году, после смерти тогдашнего султана, государство было разделено между двумя его сыновьями на две самостоятельные части — африканскую и азиатскую. Во второй половине XIX века они приняли протекторат Британии (по раздельности).

В 1938 году пришёл к власти новый султан Саид бин Таймур. Но большинство шейхов племен проявляли симпатию не к проанглийскому султанату Маскат, а к имамату Оман, где у власти находился Мухаммед аль-Халили. Но после Второй мировой войны на конференции 1945 года в Маскате большинство шейхов высказались за вхождение под покровительство Саида бен-Теймура. 23 июля 1970 года в результате бескровного переворота Саид был свергнут своим сыном Кабусом, который сразу же начал модернизацию экономики Омана и отменил социальные ограничения. В 1987 году Оман был открыт для туризма.

Литература

• Бартольд В. В. Халиф и султан // Бартольд В. В. Сочинения. — М.: Наука, 1966. — Т. VI: Работы по истории ислама и арабского халифата.

Отрывок, характеризующий Султан

Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.