Сулук, Аделина
| Аделина Сулук фр. Adélina Soulouque<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 26 августа 1849 — 15 января 1859 | ||||
| Предшественник: | Должность восстановлена | |||
| Преемник: | Должность упразднена | |||
| Вероисповедание: | римо-католичество, вуду | |||
| Рождение: | 1795 | |||
| Отец: | Дериваль Левек | |||
| Мать: | Мари Мишель Левек | |||
| Супруга: | Фостен-Эли Сулук | |||
| Дети: | Оливия Сулук (1842 — ?) Челита Сулук | |||
Адели́на Сулу́к (фр. Adélina Soulouque; до замужества — Леве́к; 1795 — после 1867) — супруга президента Гаити Фостена-Эли Сулука. С 1849 по 1859 год — в период правления Сулука как императора Гаити — императрица Гаити.
Биография
Аделина Левек была дочерью гаитянки Мари Мишель Левек, представительницы смешанной расы. В молодости она была рыбной торговкой[1].
В отношениях с Фостеном-Эли Сулуком Аделина состояла за много лет до церемонии бракосочетания, ещё в бытность его президентом Гаити. 26 августа 1849 года, ещё не являясь супругой Сулука, Левек была провозглашена императрицей Гаити Аделиной, а в декабре того же года состоялась их свадьба.
В браке с Фостеном-Эли Сулуком Аделина родила единственную дочь, Челиту Сулук, впоследствии не оставившую потомства. Кроме того, у Аделины была ещё одна дочь, Оливия, которую император объявил приёмной в 1850 году, пожаловав ей титул «Её Высочества».
Императрица
18 апреля 1852 года состоялась торжественная церемония коронации Сулука и Аделины. Подобно Наполеону Бонапарту, император сам возложил корону сперва на себя, а потом — на супругу.
По провозглашении императрицей Аделина Сулук стала получать ежегодное жалование в размере 50 тысяч гурдов. Некоторые субсидии со стороны государства были назначены её отцу, матери, пятерым братьям, трём сестрам и пяти тётушкам, а также другим родственникам. Тётушки императрицы были титулованы: одна из них получила титул герцогини, а четверо остальных стали графинями. Различные титулы, кроме того, были присвоены братьям и сёстрам Аделины, а её родители — князь и княгиня Дериваль и Мари Мишель Левек — удостоились права на обращение «Ваша Светлость». К прочим родственникам предписывалось обращаться словами «монсеньор» или «мадам» («мадемуазель»). Дочь Аделины, Оливия, получила титул принцессы Гаити[2].
Подобно императору, Аделина имела свою собственную свиту. Как впоследствии вспоминал Джон Бигелоу (1817—1911), посещавший Гаити в период правления Фостена I, штат императрицы составляли «главный администратор, две почтенные дамы, две камеристки, пятьдесят шесть придворных дам, двадцать две молельщицы, евнухи, конюхи и пажи»[3]. Все женщины — приближённые императрицы — были княжнами, графинями, баронессами, маркизами и т. д., или же супругами рыцарей[4].
Известно, что Аделина, как и Фостен, увлекалась религиозными верованиями вуду[5].
В изгнании
22 января 1859 года семья императора Фостена I покинула Гаити, спасаясь от революционных событий в стране, и бежала на Ямайку, где поселилась в Кингстоне. Дальнейшая судьба Аделины Сулук неизвестна, за исключением того, что она пережила своего супруга, ушедшего из жизни в 1867 году, и, соответственно, умерла позже него.
Личность
По описанию российского журнала «Пантеон», внешний облик Аделины «вполне соответствовал прежнему её званию»[1].
Напишите отзыв о статье "Сулук, Аделина"
Примечания
- ↑ 1 2 Журнал «Пантеон». [books.google.com/books?id=JbwaAAAAYAAJ&pg=RA4-PA26&dq=%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%83%D0%BA+%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B0&hl=en&ei=pO9hTtPIEsKi-gbS77D2CQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCkQ6AEwAA#v=onepage&q&f=false Альбом Гантского двора] / Под редакцией Ф. А. Кони. — СПб., 1853. — 325 с.
- ↑ Duke University, 1861, p. 241.
- ↑ Bigelow, 1851, p. 197.
- ↑ Duke University, 1861, p. 241-242.
- ↑ Seabrook, 1929, p. 335.
Литература
- Bigelow, John. [quod.lib.umich.edu/cgi/t/text/text-idx?c=moa&cc=moa&sid=95e3f6e828e116b80d4cccd93c806bc1&view=text&rgn=main&idno=AEV3956.0001.001 Jamaica in 1850 or, The effects of sixteen years of freedom on a slave colony]. — New York & London: George P. Putnam, 1851. — 214 с.
- [www.archive.org/stream/soulouquehisempi00alau/soulouquehisempi00alau_djvu.txt Soulouque and his empire. From the French of Gustave d'Alaux]. — Duke University: George Washington Flowers Memorial Collection, 1861. — 325 с.
- Seabrook, William. [books.google.com/books?id=OasXAAAAYAAJ&q=adelina+empress+faustin&dq=adelina+empress+faustin&hl=en&ei=QX0cTqGzA4no-gaAy6DrCA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=8&ved=0CEYQ6AEwBzgK The magic island]. — Harcourt: race and Company, 1929. — 325 с.
Ссылки
- [www.royalark.net/Haiti/haiti6.htm Информация о семье Фостена-Эли Сулука] (англ.)
Отрывок, характеризующий Сулук, Аделина
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
