Сума (бронепалубный крейсер)
«Сума» (須磨) — бронепалубный крейсер Японского Императорского флота. Головной корабль в серии крейсеров типа «Сума». Первый японский крейсер, построенный по японскому проекту, на японских верфях и из японских материалов[1]. Участвовал в Русско-японской и Первой мировой войне.
Крейсер получил название в честь живописных песчаных пляжей, ныне расположенных в городской черте Кобе[2].
Содержание
Конструкция
Крейсер «Сума» построен Морским Арсеналом Йокосука в течение четырёх лет (с 1892 по 1896 год). В ходе испытаний выяснилось, что корабль оказался перетяжелённым с плохой мореходностью и недостаточной остойчивостью[1].
Корпус
Корпус крейсера стальной, с двойным дном, ниже броневой палубы разделен водонепроницаемыми переборками[3].
Бронирование
Жизненно-важные механизмы, котлы, машины и погреба боезапаса защищены карапасной броневой палубой толщиной в 25-мм, толщина брони на скосах — 50-мм. 152-мм орудия прикрыты 115-мм щитами. Толщина брони боевой рубки крейсера составляла 102-мм. Вся броня «гарвеевского» типа[3].
Артиллерийское вооружение
Главный калибр крейсера — два 152-мм скорострельных орудия раздельного заряжания системы Армстронга с длинной ствола 40 калибров. Максимальная дальность стрельбы составляла до 9100 м, максимальная скорострельность 5-7 выстрелов в минуту. Одно орудие устанавливалось на полубаке, другое — на полуюте[4].
Артиллерия среднего калибра состояла из шести 120-мм скорострельных орудий раздельного заряжания системы Армстронга с длинной ствола 40 калибров. Максимальная дальность стрельбы составляла до 9000 м, максимальная скорострельность до 12 выстрелов в минуту. Все шесть орудий устанавливались в спонсонах на верхней палубе[5].
Десять 47-мм скорострельных пушек Гочкиса устанавливались: четыре на верхней палубе (по две на борт), два на полуюте, два на кормовом мостике, по два орудия находилось в носу и в корме. Максимальная дальность стрельбы составляла до 6000 м, максимальная скорострельность до 20 выстрелов в минуту[6].
На марсах мачт крейсера были установлены по две четырёхствольных 1-дм (25,4-мм) картечницы Норденфельда[7]. К началу русско-японской войны они были заменены на четыре 7,62-мм пулемёта Максима.
Минное вооружение
На «Сума» было установлено два 356-мм бортовых надводных торпедных аппарата[8]
Силовая установка
Две паровые машины тройного расширения с вертикально установленными цилиндрами. Диаметр цилиндров: высокого давления — 0,82 м, среднего — 1,24 м и низкого — 0,72 м, ход поршней 0,72 м. Мощность машин 8384 л. с.
Пар вырабатывали восемь цилиндрических котлов, расположенных в двух котельных отделениях, разделённых водонепроницаемой переборкой, по четыре в каждом.
Нормальный запас угля «Сума» составлял 200 т, на 4000 миль десятиузлового хода, полный — 600 т[3].
История службы
В 1898 году, во время испано-американской войны, «Сума» в качестве стационера находился в Маниле, для обеспечения возможной защиты японцев, проживающих на Филиппинах. К началу 1900 года крейсер «Сума» действовал в составе постоянной эскадры в китайских водах[9]. В июле 1900 года в ходе подавления восстания ихэтуаней «Сума» в составе отряда кораблей альянса восьми держав принимал участие в захвате Тяньцзиня.
Русско-японская война
Перед началом русско-японской войны крейсер «Сума» вошел в состав 6-го боевого отряда 3-й эскадры Соединенного флота, специально сформированного для наблюдения за Корейским проливом и действий против Владивостокского отряда крейсеров. С 6 февраля 1904 года крейсер в составе своего отряда приступил к сторожевой службе, базируясь в заливе Такесики (на острове Цусима)[10].
18 февраля 1904 года крейсер, в составе своего отряда, по приказу начальника Морского генерального штаба адмирала Ито, прибыл в Шанхай для принуждения к разоружению или уничтожения канонерской лодки «Манчжур»[11]. 26 февраля 6-й боевой отряд убыл в Корейский пролив, оставив для наблюдения за разоружением русского корабля крейсер «Акицусима»[12].
1 мая крейсер в составе отряда был задействован для конвоирования транспортов, перевозящих 2-ю японскую армию[13]. С 5 мая по 22 мая крейсер прикрывал высадку войск 1-го отряда 2-й армии, а его шлюпки перевозили солдат с транспортов на берег[14]. 23 мая крейсер, в составе отряда присоединился к Соединенному флоту, блокирующему Порт-Артур[15].
15 мая 1904 года «Сума» принял участие в спасении экипажа броненосца «Ясима», подорвавшегося вместе с броненосцем «Хацусе» на минах, установленных возле Порт-Артура, минным заградителем «Амур». С гибнувшего корабля на «Сума» был перенесен портрет императора[16].
7 июня «Сума» в составе своего отряда, совместно с канонерскими лодками «Удзи», «Акачи» и 10-м отрядом миноносцев вошли в Бохайский (Печилийский) залив для оказания поддержки частям 2-й японской армии с моря[17]. В первой половине дня «Сума», «Акаси» и «Идзуми» обстреляли подразделения русских войск и линию железной дороги[18]. 8 июня «Сума» входил в устье реки Ляохэ для досмотра пароходов. 11 июня 6-й отряд убыл из Бохайского (Печилийского) залива к главным силам японского флота[19].
23 июня «Сума» в составе отряда участвовал в безрезультатной встрече Соединенного флота с кораблями русской эскадры, вышедшей из Порт-Артура[20].
26 июля крейсер «Сума» участвовал в перестрелке с русскими кораблями «Баян», «Аскольд» и «Новик» в бухте Лунвантан[21].
В ходе боя в Жёлтом море у «Сума» в самом начале сражения произошла поломка в машине и крейсер получил приказ до исправления держаться за строем своего отряда[22]. К концу боя «Сума» получил приказ присоединиться к 5-му отряду («Хасидатэ», «Мацусима» и «Чин-Иен»), находившемуся в 10 милях севернее. В результате, когда большая часть русской эскадры повернула в направлении Порт-Артура, «Сума» оказался отрезанным от 5-го отряда[23]. Видя невозможность догнать 5-й боевой отряд, командир «Сума» принял решение развернуться и пойти на соединение с 6-м боевым отрядом. В это время крейсера русские крейсера «Аскольд» и «Новик» вышли из строя в южном направлении и развив максимальную скорость хода, направились на прорыв. Некоторое время «Сума» один вел бой с этими крейсерами, но, несмотря на подошедшие корабли 6-го боевого отряда, предотвратить прорыв русских кораблей не удалось. Сведений о боевых повреждениях крейсера «Сума» не имеется.
После завершения боя «Сума» был отправлен на ремонт к островам Эллиот[24]. После исправления поломки, вплоть до падения Порт-Артура, крейсер «Сума» принимал участие в блокаде крепости.
С 6 февраля по 12 февраля 1905 года «Сума» принимал участие в конвоировании парохода, перебрасывавшего подразделения флота в Вонсан, для устройства там береговых батарей[25].
С 14 февраля по 6 марта 1905 года «Сума» принимал участие в конвоировании транспортных судов, перебрасывающих части 2-й резервной дивизии в северную Корею[26].
27 мая 1905 года в Цусимском сражении крейсер «Сума» действовал во главе 6-го боевого отряда под флагом контр-адмирала Того Масамити. С утра 27 мая, после обнаружения русской эскадры, «Сума» и «Чиода» с двумя отрядами миноносцев первыми вышли со стоянки в заливе Одзаки на острове Цусима. По приказанию вице-адмирала Катаока 6-й боевой отряд занял положение впереди курса русской эскадры ведя за ней наблюдение[27]. Около 11:55 «Сума» и «Чиода» были обнаружены на русской эскадре слева на траверзе[28]. После начала боя главных сил 6-й отряд получил приказ вице-адмирала Катаока атаковать обнаруженные южнее транспорты, однако это оказались японские вспомогательные крейсера. Затем 6-м отрядом были обнаружены госпитальные суда Орёл и Кострома. Контр-адмирал М.Того направил к ним вспомогательные крейсера «Садо-мару» и «Маньшу-мару», а сам направился к месту боя главных сил[29]. Около 15:20 6-й отряд присоединился к 4-му боевому отряду и вступил в бой с русскими крейсерами[30]. Около 16:00-16:20 огнём крейсеров 6-го отряда был потоплен буксирный пароход «Русь», брошенный командой после столкновения с транспортном «Анадырь»[31]. Затем в течение около 30 минут крейсера 6-го отряда вели огонь по русским крейсерам «Олег», «Аврора», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской», а также по броненосцам. Затем, что бы напасть на арьергард русской эскадры, 6-и отряд повернул на юг, где обнаружил тяжело поврежденный броненосец «Князь Суворов» и немеющую хода плавучую мастерскую «Камчатка». С 4000-6000 м 6-й отряд открыл огонь по «Камчатке», затем, с подошедшими кораблями 4-го и 5-го боевых отрядов с 1200-4000 м — по «Суворову»[32]. «Камчатка» была потоплена около 18:30[33], «Суворов» затонул около 19:30[34]. Во время боя «Сума» получил незначительные повреждения, три матроса из его экипажа получили ранения[35].
Утром 28 мая крейсера 6-го боевого отряда обнаружили шедшие в направлении Владивостока русские корабли под командованием контр-адмирала Небогатова, немедленно доложив об этом своему командующему[36]. После сдачи в плен большинства русских кораблей 6-й отряд пытался преследовать крейсер «Изумруд», однако не смог его догнать, повернул обратно[37].
19 июня 6-й боевой отряд вошел в состав Северной эскадры, предназначенной для обеспечения проведения операции по захвату Сахалина[38]. 4 июля «Сума» с отрядом вышел из Оминато в составе конвоя первого десантного эшелона 13-й пехотной дивизии Харагучи в направлении Сахалина[39]. Утром 7 июля объединенный десант с 6, 7, 8 и 9-го боевых отрядов захватил плацдарм у деревни Мерея, после чего была начата высадка подразделении сухопутных войск[40]. 10 июля «Сума», «Чиода» и 9-й отряд миноносцев осуществили высадку взвода солдат на мыс Крильон (Ниси Ноторо), овладевшим маяком[41][42]. С 21 июля по 24 июля «Сума» в составе своего отряда принимал участие в конвоировании и обеспечении высадки второго десантного эшелона 13-й пехотной дивизии[43]. 27 июля «Сума», «Чиода» и два миноносца провели разведку Императорской гавани, высадив на берег два десанта до взвода каждый для обследования сооружений и местности, также с «Сума» был высажен десант для обследования маяка и местности на мысе Николая и десант на мысе Стукамбис для устройства там наблюдательного пункта[44]. 6 августа по 25 августа «Сума», под флагом контр-адмирала Того Масамити и «Идзуми» провели разведку южного побережья Камчатки и Командорских островов. Выйдя 6 августа из Корсаковска корабли 10 августа прибыли к острову Симусю (Шумшу). 12 августа в Вилюченской бухте корабли разделились: «Сума» направился в Петропавловск, а «Идзуми» — к маяку мыса Вертикальный для поиска задержанного русскими властями отставного лейтенанта Сигэтады Гундзи (яп. 郡司成忠) (в русскоязычных источниках — Сечу Гундзи)[45]. «Сума» подойдя к Петропавловску обстрелял казарму, но не встретив сопротивления высадил десант. На рейде был задержан с грузом военной контрабанды и отправлен с призовой командой в Йокосука американский пароход «Австралия»[46][47]. 16 августа «Сума» и «Идзуми» подошли к острову Беринга, где для досмотра села Никольское был высажен десант[48]. 19 августа корабли вернулись в Петропавловск, где 20 августа вновь был высажен десант, оставивший письмо к уездному начальнику с требованием освобождения отставного лейтенанта С.Гундзи. 25 августа «Сума» и «Идзуми» вернулись в Корсаковск[49]. С 25 августа по 25 сентября «Сума» во главе 6-го боевого отряда нес охрану Сангарского пролива, базируясь на Оминато[50].
20 октября «Сума» прибыл в Иокогама для участия в Императорском смотре флота, состоявшемся 23 октября 1905 года[51]
Между двух войн
В 1908 году цилиндрические котлы были заменены на водотрубные котлы системы Миябара[52]. 28 августа 1912 года «Сума» был переклассифицирован в крейсер 2-го класса[53].
Первая мировая война
В 1916 году крейсер «Сума» базировался в Маниле и с целью защиты судоходства принимал участие в патрулировании Южно-Китайского моря, моря Сулу и у берегов Голландской Ост-Индии[54]
7 февраля 1917 года «Сума», вместе с крейсерами «Яхаги», «Цусима» и «Ниитака» и второй флотилией эсминцев были сведены в Первую эскадру специального назначения под командованием контр-адмирала Огури Кодзабуро, предназначенной для противодействия немецким рейдерам[55]. Базируясь в Сингапуре «Сума» задействовался для патрулирования акватории Индийского океана и у восточных берегов Австралии и Новой Зеландии[54].
Завершение службы
1 сентября 1921 года «Сума» был переклассифицирован в корабль береговой обороны 2-го класса. 1 апреля 1923 года бывший крейсер исключили из списков флота, а в 1928 году разобрали на металлолом[53].
Командиры корабля
- капитан 1-го ранга Кано Юносин (Kano, Yunoshin) — с 2 мая 1896 года по 27 декабря 1897 года[56].
- капитан 1-го ранга Мису Сотаро (Misu, Sotaro) — с 27 декабря 1897 года по 23 мая 1898 года[56][57].
- капитан 1-го ранга Ямада Хикохати (Yamada, Hikohachi) — с 23 мая 1898 года по 17 июня 1899 года[56][58].
- капитан 2-го ранга/капитан 1-го ранга (с 29 сентября 1899 года) Фудзии Коити (Fujii, Koichi) — c 17 июня по 7 октября 1899 года[59].
- капитан 1-го ранга Симамура Хаяо (Shimamura, Hayao) — c 7 октября 1899 года по 4 июля 1900 года[59][60].
- капитан 1-го ранга Нарукава Хакару (Narukawa, Hakaru) — c 6 августа по 25 сентября 1900 года[61].
- капитан 1-го ранга Уэхара Синдзиро (Uehara, Shinjiro) — c 25 сентября 1900 года по 23 января 1901 года[59].
- капитан 1-го ранга Ота Моридзанэ (Ota, Morizane) — c 18 февраля 1901 года по 28 января 1902 года[62].
- капитан 1-го ранга Вада Кэнсукэ (Wada, Kensuke) — c 12 апреля по 15 октября 1903 года[63].
- капитан 1-го ранга Цутия Тамоцу (Tsuchiya, Tamotsu) — c 15 октября 1903 года по 21 января 1905 года[64].
- капитан 1-го ранга Тотинаи Содзиро (Tochinai, Sojiro) — c 21 января по 12 декабря 1905 года[65].
- капитан 1-го ранга Эгути Ринроку (Eguchi, Rinroku) — c 12 декабря 1905 года по 28 ноября 1906 года[66].
- капитан 1-го ранга Такэсита Исаму (Takeshita, Isamu) — c 27 декабря 1907 года по 10 декабря 1908 года[67].
- капитан 2-го ранга/капитан 1-го ранга (с 19 марта 1910 года) Такэути Дзиро (Takeuchi, Jiro) — c 10 декабря 1908 года по 1 декабря 1910 года[68].
- капитан 1-го ранга Нуномэ Мицудзо (Nunome, Mitsuzo) — c 23 мая по 28 июня 1911 года[67].
- капитан 1-го ранга Катаока Эйтаро (Kataoka, Eitaro) — c 16 августа по 25 октября 1911 года[67].
- капитан 2-го ранга/капитан 1-го ранга (с 1 декабря 1911 года) Хори Тэруфуса (Hori, Terufusa) — c 25 октября 1911 года по 13 августа 1912 года[69].
- капитан 1-го ранга Ёцумото Кэнсукэ (Yotsumoto, Kensuke) — c 1 декабря 1914 года по 13 декабря 1915 года[70].
- капитан 1-го ранга Инуцука Таро (Inutsuka, Taro) — c 1 декабря 1916 года по 7 февраля 1917 года[71].
- капитан 1-го ранга Ясумура Сукэити (Yasumura, Sukeichi) — c 7 февраля по 1 декабря 1917 года[72].
- капитан 1-го ранга Отани Косиро (Otani, Koshiro) — c 13 мая по 10 сентября 1918 года[72].
- капитан 2-го ранга/капитан 1-го ранга (с 1 декабря 1918 года) Миямура Рэкидзо (Miyamura, Rekizo) — с 9 октября 1918 года по 20 ноября 1920 года[73].
- капитан 1-го ранга Фудзита Хисанори (Fujita, Hisanori) — с 1 декабря 1920 года по 6 августа 1921 года[74].
- капитан 1-го ранга Икэда Танин (Ikeda, Tanin) — с 15 мая по 10 ноября 1922 года[75].
Модели крейсера «Сума»
В масштабе 1:700 модель-копия крейсера «Сума» из эпоксидной смолы производятся польской фирмой Armo Jadar Models.
Для любителей настольных военных игр литая из эпоксидной смолы фигурка крейсера «Сума» производится фирмой из США Panzerschiffe в масштабе 1:2400[76].
Галерея
Напишите отзыв о статье "Сума (бронепалубный крейсер)"
Примечания
- ↑ 1 2 Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — С.272.
- ↑ Frade T. Jane. The Imperial Japanese navy. — P.400.
- ↑ 1 2 3 Военные флоты и морская справочная книжка на 1899 г. — СПб.: Типография Эдуарда Гоппе, 1899—1205 с.
- ↑ [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_6-40_mk1.htm Britian 6"/40 (15.2 cm) QF Marks I, II and III]
- ↑ [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_47-40_mk1.htm Britain 4.7"/40 (12 cm) QF Marks I to VI, Italy 120 mm (4.7") Models 1889 and 1891, and Japan 4]
- ↑ [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_3pounder_H_mk1.htm British Hotchkiss 3-pdr (1.4 kg) (1.85"/40 (47 mm)) QF Marks I and II]
- ↑ [www.victorianshipmodels.com/antitorpedoboatguns/Nordenfelt/nordenfelt1inch4.html 1 inch 4-barrel Nordenfelt Mk III Machine-Gun]
- ↑ В ряде российских источников калибр ТА на крейсерах типа «Сума» указан как 381-мм (например в Сулига С. В. Корабли русско-японской войны 1904—1905 гг. (вып.2. Японский флот). — М.: Издательство: Аскольдъ, 1993 — 51 с. ISBN 5-86579-001-3), в зарубежных источниках указывается калибр в 450-мм, однако на момент ввода крейсера строй 450-мм ТА в японском флоте ещё не было (например: [www.navweaps.com/Weapons/WTJAP_PreWWII.htm Japan Torpedoes Pre-World War II])]
- ↑ Белов А. А. Броненосцы Японии. — С.110.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.10.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.14.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.15.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.174.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.364.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.370.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.194.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.400.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.401.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.402.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.205.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.233.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.245.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.250.
- ↑ Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — С.251.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.139.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.141.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.201.
- ↑ Крестьянинов В. Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 года. — С.161
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.236.
- ↑ Крестьянинов В. Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 года. — С.188
- ↑ Крестьянинов В. Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 года. — С.189
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.238.
- ↑ Крестьянинов В. Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 года. — С.190
- ↑ Крестьянинов В. Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 года. — С.186
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.239.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.283.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.284.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.348.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.350.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.353.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.354.
- ↑ [www.kriljon.narod.ru/history.html Сахалинская обл. мыс Крильон]
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.359.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.363.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.387.
- ↑ Пароход «Австралия» (водоизмещение 2737 тонн) был зафрахтован русским правительством для снабжения поселков на побережье Камчатки. См.: [www.theshipslist.com/ships/lines/oceanic.htm Oceanic Steamship Company]
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.388.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.389.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.390.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.376.
- ↑ Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — С.450.
- ↑ Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — С.273.
- ↑ 1 2 [homepage2.nifty.com/nishidah/e/stc0309.htm Materials of IJN (Vessels — Suma class protected cruisers)]
- ↑ 1 2 Больных А. Г. Морские битвы Первой мировой: На океанских просторах. — М.: АСТ, 2002—560 с. ISBN 5-17-004429-1 [wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/OceanSpace/index.htm]
- ↑ [www3.ocn.ne.jp/~y.hirama/yh_e_papers_ichiji-Austraka.html Japanese naval assistance and its effect on Australian-Japanese relations]
- ↑ Historical Dictionary of the Russo-Japanese War. — P.241.
- ↑ Historical Dictionary of the Russo-Japanese War. — P.425.
- ↑ Historical Dictionary of the Russo-Japanese War. — P352.
- ↑ [homepage2.nifty.com/nishidah/e/px00.htm#v022 Materials of IJN (Deck officers, in the cradle era)]
- ↑ [www.panzerschiffe.com/Japanese_Warships_from_the_Spanish-American_Russo-Japanese_Wars.html Japanese Warships from the Spanish-American, Russo-Japanese and Sino-Japanese Wars]
Литература
- Conway's All The World's Fighting Ships 1860—1905 / E. Gardiner, R. Chesnau, E. M. Kolesnik. — Лондон: Conway Maritime Press, 1979. — 448 с. — ISBN 0-85177-133-5.
- Белов А. А. Броненосцы Японии. Серия Боевые корабли мира. — СПб., 1998. — 136 с.
- Крестьянинов В. Я. Цусимское сражение 14-15 мая 1905 года. — СПб.: Издательство ОСТРОВ, 2003. — 272 с. — ISBN 5-94500-020-5.
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1860—1910. — М.: АСТ, 2006. — 464 с. — ISBN 5-17-030194-4.
- Русско-японская война: Осада и падение Порт-Артура. — М.: ООО “Издательство АСТ”, 2002. — 733 с. — ISBN 5-17-024932-2.
- Русско-японская война: От Владивостока до Цусимы. — М.: ООО “Издательство АСТ”, 2002. — 605 с. — ISBN 5-17-025036-3.
- Сулига С. В. Корабли русско-японской войны 1904—1905 гг. Японский флот. — Аскольдъ, 1993. — 51 с. — ISBN 5-85259-077-0.
Отрывок, характеризующий Сума (бронепалубный крейсер)
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.
Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
