Сумма-Хотинен

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Сумма-хотинен название населённого пункта «Сумма» и географической местности «Хотинен»[1] и одновременно мощный узел обороны на Главной оборонительной линии финнов на Карельском перешейке в годы Третьей советско-финской войны. Соседний с населённым пунктом Сумма УР назывался у финнов «Сумма-Ляхде»

Здесь во Время Зимней войны 1939 −1940 гг. происходили кровопролитные сражения, поскольку советским командованием это направление было избрано направлением главного удара. Маннергейм, энергично укреплявший полосу обороны, уверенный в том, что здесь будет направление главного удара Красной армии. Бои закончились прорывом линии обороны на Карельском перешейке именно в этом районе (и, в основном, событиями, происходившими в этом районе, и питались все легенды, связанные с «Линией Маннергейма»).

В настоящее время эта территория частично занята воинской частью в Каменке и полигоном Советской армии[1];[2]

Ряд дотов был уничтожен финнами во время отступления. Остававшиеся после войны долговременные финские сооружения были уничтожены подрывом изнутри частично в межвоенный период, и полностью после заключения мирного договора с Финляндией в 1948 году. Сохранились места захоронений участников боёв как с советской, так и финской стороны.





Географическое расположение

Район Сумма-Хотинен перекрывал собой дорогу на Выборг, идущую от Каменки (Бобошино) на станцию Гаврилово, проходящую по дефиле между высотой 65,5 и незамерзающим болотом Кущевским с востока и дорогой до перекрёстка на Дятлово-Выборг — с запада. На севере этого района находилось озеро Желанное. Преимущественное направление движения по этому участку приблизительно совпадает с современной дорогой по полигону и директрисой стрельбы[1] и[2]

Финские оборонительные сооружения

По мнению Маннергейма, составленному в 1931 году, моренный ландшафт Карельского перешейка, на котором озёра и болота делят местность на относительно легко защищаемые участки, благоприятна для обороны. Но его существенным недостатком является отсутствие скальной основы, что делает его мало пригодным для строительства долговременных оборонительных сооружений.

Строительство оборонительных сооружений на Карельском перешейке к началу войны не было закончено. Одной из причин этого было систематическое недостаточное финансированное оборонных мероприятий, в своей основе вызванное пацифистской ориентацией значительного контингента финского общества, имевшего влиятельных представителей в правящих кругах[3].

В 1932 году Лига Наций созвала в Женеве конференцию по сокращению вооружений. Советский Союз, ещё не вошедший в эту международную организацию, заявил, что возьмёт на себя обязательства по ограничению своих вооружений и допустит международный контроль, если Финляндия последует его примеру. В августе 1932 года по инициативе СССР был ратифицирован договор о ненападении и мирном разрешении споров.

Председатель социал-демократической партии в парламенте Таннер заявил, что партия считает, что обязательным условием сохранения самостоятельности страны является такой прогресс в увеличении благосостояния народа, при котором каждый гражданин понимает, что это стОит всех затрат на оборону[3].

В этой обстановке создать систему обороны, сравнимую с уже существующими оборонительными линиями в Европе, оказалось невозможным.

На главной оборонительной линии имелось 22 узла сопротивления, каждый из которых получал в названии индекс, соответствующий названию близлежащего населённого пункта. Находящиеся в составе узла оборонительные сооружения нумеровались[4].

Только 4 % ДОТов были у финнов артиллерийскими. Артиллерийских дотов на полосе главного удара у финнов не было. Однако к февралю 1940 г. доты «миллионеры» были снабжены противотанковыми ружьями системы «Бойс». 70 % протяжённости оборонительной линии составляли сооружения «линии Энкеля», созданные из низкокачественного бетона, практически без стальной арматуры и потому они легко крошились под выстрелами танковых пушек. Таково же было качество и противотанковых надолбов, которые просто сдвигались в сторону средними танками Т-28. Закрытых галерей, объединяющих доты соседних оборонительных узлов не было вообще. Новейшие доты, прозванные за свою стоимость «миллионерами», представляли собой слегка заглубленные в землю изолированные бетонные коробки, способные выдержать артиллерийский обстрел из орудий с калибром вплоть до 152-мм. Общее количество бетонных дотов равнялось 66, из них 44 относились к «линии Энкеля»[5].

Не было у финнов и многоэтажных дотов, а имеющиеся о них сообщения основаны на подмене понятия многоуровневости многоэтажностью. Действительно, финны имели три «миллионника» с помещениями, расположенными рядом, но на двух уровнях. Ещё три дота имели три уровня помещений. Некоторые из них соединялись с жилыми помещениями крытыми галереями с бронированными дверями. Исключением были лишь дот Sk10 и Sj5 , а также каземат у Пагониеми, где помещения были расположены одно над другим. Эти долговременные финские укрепления отличались, например, от дотов 62 Брест-Литовского УРа на «Линии Молотова», где пулемётные и артиллерийские полукапониры размещались на двух этажах. Имевшиеся на вооружении финской армии 57 мм орудия далеко не всегда могли поражать советские танки[5].

Единственным дотом, имевшим отопление, был дот «Поппиус»- Sj4. Гарнизоны дотов жили в них, а пехотные подразделения, осуществлявшие прикрытие жили в палатках, землянках и блиндажах.

В районе Сумма-Хотинен имелось два узла обороны :Sj и Sk.Наиболее серьёзными дотами первого из них (насчитывающего 8 железо-бетонных сооружений)были дот «Поппиус»- Sj4 на высоте 65,5 и дот «Миллионер» Sj5, располагавшиеся по обе стороны лощины между высотой 65,5 с севера, озером Желанным с запада и болотом — с востока.

Соседний второй узел сопротивления в некоторых источниках называют Сумма-Ляхде(Хоттинен). Здесь был расположен четырёх пулемётный «Миллионник», однотипный с Sj5. Но парный к нему дот Sk18 не был достроен. Однако это компенсировалось пристройкой к дотам Sk5 и Sk6 казематов флангового огня «Ле Бурже», со стороны фронта не имевших амбразур. Дополнительной защитой амбразур фланкирующего огня были бетонные стенки, благодаря которым наступающие не видели демаскирующих дот вспышек пулемётных очередей и не могли определить его местоположение[5].

Военные действия 1939 года

6 декабря 7-й полк 24 стрелковой дивизии был неожиданно остановлен огнём из дота, входившего в основную линию. Это стало первым эпизодом боевого контакта с новейшими долговременными укреплениями.

17 декабря командующий Мерецков ещё продолжал сомневаться в наличии в полосе наступления долговременных оборонительных сооружений у финнов, несмотря на то, что бои были уже в разгаре. По окончании войны на совещании 14-17 апреля маршалом Шапошниковым было сделано признание в том, что о финских бетонных укреплениях на стадии планирования войны имелись лишь отрывочные сведения.[5]

Дот Sk4 «Поппиус» был построен тогда, когда финны ещё придерживались предрассудка о необходимости иметь амбразуру фронтального огня. Поэтому он демаскировал себя и, в конце концов, был вынужден прекратить фронтальный огонь из-за разрушения фронтальной амбразуры обстрелом советской 45 мм пушки 20 декабря. Но его сосед «Миллионер», построенный позже только по типу «Ле Бурже», долго не был обнаружен и оба дота прекратили свою работ лишь после их разрушения совместной работой артиллерии и сапёров.

Дот Sk11 «Пелтола» соседнего укреплённого района Сумма-Ляхде (Хотинен), однотипный c Sj5, имел четыре пулемёта фланкирующего обстрела, но его напарник Sk18 остался не достроен. Тем не менее доты Sk5 и Sk6 имели пристроенные казематы «Ле-Бурже». Именно совместной работой этих дотов была остановлена попытка прорыва с использованием новейших тяжёлых супертанков «КВ», «СМК» и «Т-100»[5]

В середине декабря начался штурм главной оборонительно полосы силами 123-й стрелковой дивизии, усиленной танками. Танки прорывались вперёд, но пулемёты дотов Sj4 и Sj5 отсекали пехоту и многократно повторённая попытка штурма терпела неудачу.

22 декабря окончательно выдохлось наступление Красной Армии на Карельском перешейке . [6] Затем до февраля наступило затишье.

31 декабря Гитлер заслушал аналитический доклад Генерального штаба, информированного о провале советского наступления на главном направлении, где было высказано мнение «Русская масса не может рассматриваться в качестве серьёзного противника для армии с современным оснащением и лучшим руководством»[7]

Напишите отзыв о статье "Сумма-Хотинен"

Ссылки

  1. 1 2 3 Karjalan Kannas.Historia ja Nykyaika 1938—2012.ЗАО «Карта». ЛТД, 2012 ISBN 978-5-900006-93-2
  2. 1 2 Карельский перешеек для путешественников. ЗАО «Карта». ЛТД. ISBN 978-5-7678-0023-0
  3. 1 2 Маннергейм. Мемуары. Издательство «Вагриус».1999. ISBN 5-264-00049-2
  4. [www.aroundspb.ru/fort/hrenov/hrenov.php Хренов А. Ф. Линия Маннергейма]
  5. 1 2 3 4 5 Исаев А. Антисуворов. Десять мифов Второй мировой.-М.: Изд-во Эксмо. Яуза.2005.-416 с. ISBN 5-699-07634-4
  6. Соколов Б. В. Тайны финской войны.-М.:Вече, 2000 −416 с.илл. (16 с.) (Военные тайны ХХ века) ISBN 5-7838-0583-1
  7. Заговор нацистов и агрессия. Т.6. стр. 981—982 Вашингтон,1946.

Отрывок, характеризующий Сумма-Хотинен

– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.