Сунгирь

Сунгирь

Сунгирь (Добросельская) — верхнепалеолитическая стоянка древнего человека на территории Владимирской области. Стоянка находится на восточной окраине Владимира в месте впадения одноимённого ручья в реку Клязьма, в километре от Боголюбово. Обнаружена в 1955 году при строительстве завода С. Н. Астаховым и Е. Н. Черных, затем исследована О. Н. Бадером.

Предполагаемый возраст — 25 тысяч лет. Однако даты, данные полученные в разных лабораториях довольно сильно отличаются, но находятся в пределах брянского или средне-валдайского интерстадиала (молого-шекснинского межледниковья) Валдайского оледенения. По данным исследований Оксфордского университета возраст парного погребения оценивается в 28700—29900 календарных лет назад, серия дат, полученная в Университете Аризоны — 30600—31700 календарных лет назад, дата, полученная в Кильском университете — около 30500 календарных лет назад.

Сунгирь — одна из самых богатых и исследованных стоянок древнего человека: в ходе раскопок, которые велись здесь почти 30 лет, было сделано около 70 тысяч археологических находок.

Антропологические находки представлены в Сунгири изолированным черепом, шестью скелетами, бедренной костью без эпифизов и обломком бедренной кости. Сунгирь прославилась своими зрелищными погребениями: мужчина 40—50 лет (Сунгирь-1) и подростков: мальчика 12—14 лет (Сунгирь-2) и девочки 9—10 лет (Сунгирь-3), лежавших головами друг к другу. Одежда подростков была обшита бусами из кости мамонта (до 10 тысяч штук), что позволило реконструировать их одежду (оказавшуюся похожей на костюм современных северных народов); кроме того, в могилах были браслеты и другие украшения из мамонтовой кости. В могилу были положены сделанные из мамонтовой же кости дротики и копья, включая копье длиной 2,4 м. Погребения были присыпаны охрой. Анализ митохондриальной ДНК показал, что мальчик (S2) и девочка (S3) были, скорее всего, братом и сестрой, так как имели одинаковую мутацию CRS (en:Cambridge Reference Sequence) 16129.

Сунгирцев относят к кроманьонцам. Они были высокорослы (178 см). Человек из Сунгиря, отличался брахиморфией, большим ростом, большим условным показателем объёма и высоким отношением массы тела к его поверхности и по особенностям телосложения был прямо противоположен человеку из Костёнок-14 (Маркина гора). Сунгирь 1 скорее всего включается в наиболее многочисленный краниологический вариант, представленный Шанселяд, Комб-Капель, Пршедмости 3 и 9, Младеч 1, Уртьяга В1, и, возможно, Сан-Теодоро 1, 3, Барма Гранде 5. Рентгеноструктурный анализ скелета мужчины Сунгирь 1 позволил установить, что он характеризуется пониженной кортикализацией и очень обширным пространством, которое заполнял костный мозг. У сунгирца очень мал удельный вес кортикального слоя в архитектуре плечевых костей по сравнению с большинством позднейших выборок. По этому показателю, характеризующему объём костного мозга, выполняющего важную кроветворную функцию, сунгирец располагается между эскимосами и алтайскими афанасьевцами из Куроты II. Максимальные различия сунгирца обнаружены с натуфийскими группами. Эти данные свидетельствуют о повышенной функции кроветворения у обитателей палеолитического севера, позволившей им выжить в экстремальных условиях.

Основным занятием сунгирцев была охота на мамонтов, северных оленей, бизонов, лошадей, волков и росомах.

Стоянка Сунгирь имеет более развитую культуру, чем стрелецкая, но есть и много общего с ней в технике обработки камня и наборе каменных орудий. По мнению О. Н. Бадера и А. Н. Рогачёва, стоянка Сунгирь скорее всего относится к позднему этапу стрелецкой культуры. Ряд учёных отмечают в её материальной культуре как ориньякоидные, так и селетоидные черты. Большинство исследователей, относящих индустрию Сунгири стрелецкой культуре, называют источником её генезиса среднепалеолитические индустрии восточного микока Крыма. Изделия из мамонтовой кости имеют сходство с находками из раннеориньякских местонахождений. В Сунгири также высок процент изделий из рогов оленя — 16%.

30 апреля 1981 года в ходе земляных работ при подготовке площадки для строительства механосборочного цеха Владимирского тракторного завода на правом берегу реки Рпень была обнаружена стоянка первобытного человека эпохи палеолита, названная Русанихой. В культурном слое стоянки найдено большое количество каменных орудий труда, схожих с теми, что были найдены на стоянке Сунгирь, расположенной в 8 километрах к востоку от Русанихи. Среди обнаруженных костей животных преобладали останки мамонта. По предположению учёных, Русаниха была временным лагерем охотников на мамонтов, а Сунгирь — их базовой стоянкой.

Литература

• Homo sungirensis. Верхнепалеолитический человек: экологические и эволюционные аспекты исследования. Отв. ред. Т. И. Алексеева, Н. О. Бадер. М., 2000.
• M. Dobrovolskaya, M.-P. Richard, E. Trinkaus. «Direct Radiocarbon Dates for the Mid Upper Paleolithic (Eastern Gravettian) Sunghir Burials from Russia», Bull. Mem. Soc. Anthropol. Paris, 2011.
• Никитюк Б. А., Харитонов В. М. Посткраниальный скелет детей с верхнепалеолитической стоянки Сунгирь // Сунгирь. Антропологическое исследование. — Наука Москва, 1984. — С. 182–203.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Сунгирь
• [www.archaeology.nsc.ru/ru/publish/journal/doc/2013/55.pdf Лейси С. А., Тринкаус Э. Поперечные отверстия шейных позвонков детей, погребенных на Сунгирской стоянке // Археология, этнография и антропология Евразии. 3 (55) 2013.]
• [www.vladimir-city.ru/city/likecity/press/pdf/june1_07.pdf Газета «Владимир Мой Город» № 52 Июнь 2007 г.]
• [www.archeologia.ru/Library/Book/a699f80e79b0/page180 «Природа и древний человек», стр. 180, Лазуков Г. И., Гвоздовер М. Д., Рогинский Я. Я. Издательство «Мысль», 1981; Портал «Археология России», 2005]
• [antropogenez.ru/article/157/ Харитонов В. М. Находки ископаемых гоминид на территории Восточной Европы и сопредельных регионов Азии]

Отрывок, характеризующий Сунгирь

– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.