Сунион

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</tt>

</tt>

СунионСунион
Сунион
греч. Σούνιο(ν)
37°38′57″ с. ш. 24°01′41″ в. д. / 37.64917° с. ш. 24.02806° в. д. / 37.64917; 24.02806 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.64917&mlon=24.02806&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 37°38′57″ с. ш. 24°01′41″ в. д. / 37.64917° с. ш. 24.02806° в. д. / 37.64917; 24.02806 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.64917&mlon=24.02806&zoom=9 (O)] (Я)
АкваторияЭгейское море
СтранаГреция Греция
Сунион
Мыс Сунион

Сунион (греч. Σούνιο(ν)), также Сунио — мыс на южной оконечности Аттики.

Сунион был населён с глубокой древности, и уже в древности был местом священным, средоточием двух культов — Афины и Посейдона, вечно соперничавших за обладание Аттикой. Мыс упомянут в «Одиссее» Гомера. Территория была населена рыбаками и земледельцами, остатки их каменных построек сохранились до сих пор. Более того, в архаическое время весь небольшой полуостров был окружён сплошной крепостной стеной длиной до 500 метров. Вообще Сунион был восточным форпостом Афин, своеобразной огромной наблюдательной вышкой с видимостью на три стороны света и на многие десятки километров. Во время Пелопоннесской войны, когда Спарте удалось перерезать сухопутные коммуникации между Афинами и островом Эвбея, Сунион стал играть стратегическую роль в подвозе эвбейского зерна и защите Лаврионских серебряных рудников.

Археологические находки датируются начиная с рубежа IV и III тысячелетий до н. э. Из важных памятников первый — это огромный курос (мужская статуя) с Суниона, датируемая VII в. до н. э., находится в Афинском археологическом музее (высота его более трех метров). Всего этих куросов было, как полагают, 17.



Храм Посейдона

Святилище Посейдона было построено на вершине скалы в 490 году до н. э., в год Марафона, и разрушено в 480 до н. э., в год Фермопил и разорения Аттики. Известно, что это был дорический периптер (6 на 13 колонн).

Классический храм Посейдона, развалины которого сохранились до сих пор, был построен к 440 до н. э. и был действующим по крайней мере до I века нашей эры. Архитектуру храма (также дорический периптер) приписывают создателю святилища Гефеста в Афинах и Немезиды в Рамнунте. Размеры колоннады — 13,47 на 31,12 метра. Колонн шестнадцать, в соответствии с архаикой, а не двадцать, как обычно в классике. До нашего времени дошло девять колонн перистиля южного фасада, две с северного фасада и одна из притвора. Сохранились остатки архитрава. Сюжеты идентифицируются как битва кентавров с лапифами, битва Тесея с быком, гигантомахия (Афина и Энкелад). Найдены и несколько статуэток, по-видимому, относившиеся к внутреннему убранству храма. Кроме собственного храма, на месте святилища находились две колоннады, пропилеи и стены.

Со скалы открывается очень живописный вид. Согласно мифологии, именно с этой скалы бросился Эгей, когда увидел корабль с чёрными парусами (Тесей хоть и победил Минотавра на Крите и избавил греков от ужасной дани, но забыл поменять паруса). На колоннаде в числе многих туристических подписей XIX века сохранилась и подпись лорда Байрона.

Также на мысе Сунион сохранились следы храма Афины, построенного также в V веке до н. э. Павсаний в своём «Описании Эллады» спутал два храма, так что святилищем Афины долго ошибочно считали храм Посейдона. Он был похож на микенский мегарон, размер имел 15 на 19 метров, был построен, как и святилище Посейдона, из агрилезского мрамора. Это был храм ионического ордера. От него остался только фундамент, разбитый вдребезги козырёк крыши и одна капитель колонны.

Галерея

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Сунион"

Отрывок, характеризующий Сунион

– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.