Сунифред (граф Барселоны)
| Сунифред I кат. Sunifred, фр. Sunifred, исп. Sunifredo | ||
| ||
|---|---|---|
| 835 — 848 | ||
| Предшественник: | Галиндо I Аснарес | |
| Преемник: | Саломон | |
| ||
| 839 — 848 | ||
| Предшественник: | Галиндо I Аснарес | |
| Преемник: | Саломон | |
| ||
| 844 — 848 | ||
| Предшественник: | Бернар Септиманский | |
| Преемник: | Гильом Септиманский | |
| ||
| 844 — 848 | ||
| Предшественник: | Бернар Септиманский | |
| Преемник: | Гильом Септиманский | |
| ||
| 844 — 848 | ||
| Предшественник: | Бернар Септиманский | |
| Преемник: | Вифред I | |
| ||
| 844 — 848 | ||
| Предшественник: | Бернар Септиманский | |
| Преемник: | Вифред I | |
| ||
| 844 — 848 | ||
| Предшественник: | ? | |
| Преемник: | Саломон | |
| ||
| 844 — 848 | ||
| Предшественник: | Бернар Септиманский | |
| Преемник: | Гильом Септиманский | |
| Смерть: | ок. 848 | |
| Род: | Барселонский дом | |
| Отец: | Боррель | |
| Супруга: | Эрмизенда Каркассонская | |
| Дети: | сыновья: Вифред I Волосатый, Родульфо, Миро I Старший, Сениофред, Рикульф; дочери: Сесенанда, Эрмезинда | |
Сунифред I (кат. Sunifred, фр. Sunifred, исп. Sunifredo, ум. ок. 848) — граф Сердани с 835, Урхеля с 838, Барселоны, Жироны, Осоны, Бесалу, Конфлана, Нарбонны, Агда, Безье, Лодевы, Мельгёя и Нима с 844.
Содержание
Биография
Существуют 2 версии его происхождения. Согласно средневековым генеалогиям, Барселонский дом считался младшей ветвью дома Беллонидов, старшая ветвь которого правила в графствах Каркассон и Родез. Родоначальником этого дома считается граф Каркассона Белло (Беллон) (ум. 812). Его младшим сыном показывается Сунифред I. Однако в настоящее время некоторые исследователи сомневаются в существовании графа Белло, а также что его сыном был Сунифред. Так испанский историк Альберто Монтанер Фрутос указывает[1], что средневековой историографии имя Белло отсутствует, а род графов Барселоны начинается с Сунифреда I. Другие историки допускают существование Белло, но считают, что Сунифред был не сыном, а зятем Белло, мужем его дочери Эрмизенды[2][3]. Вероятным отцом Сунифреда называется Боррель (ум. 812/820), который около 798 года он был назначен королём франков Карлом Великим графом Осоны, Урхеля и Сердани.
Впервые в источниках Сунифред появляется в 834 году, когда император Людовик I Благочестивый назначил его графом Урхеля и Сердани. Однако первоначально ему нужно было выгнать из этих графств владевшего ими Галиндо I Аснареса[4], не подчинявшегося императору. В 835 году Сунифред овладел Урхелем, а в 838 году — и Серданью.
В 841 году в Барселонское графство вторглись мавры. Они направились в Нарбонну через Сердань, где были разбиты Сунифредом. Это увеличило престиж Сунифреда. И, когда после казни Бернара Септиманского король Западно-Франкского королевства Карл II Лысый раздавал владения Бернара, то большую их часть получил именно Сунифред — Барселону, Жирону, Осону, Бесалу, Конфлан, Нарбонну, Агд, Безье, Лодеву, Мельгей и Ним.
Последнее упоминание Сунифреда в источниках относится к 846 году. Поскольку в 848 году Карл Лысый назначил в его владения новых графов, то предполагается, что Сунифред умер именно в 848 году. Однако внезапность, с которой сведения о Сунифреде исчезают из источников, дала основание историка высказывать предположение об его насильственном свержении и, возможно, убийстве. Барселона и большая часть Септимании в итоге была захвачена Гильомом, сыном Бернара Септиманского, с которым приходилось бороться Сунифреду во время своего правления. В Жирону и Бесалу был назначен граф Вифред, а Урхель достался графу Саломону.
Брак и дети
Жена: Эрмизенда (ум. после 1 декабря 885), дочь Белло, графа Каркассона. Дети:
- Вифред I Волосатый (ум. 11 августа 897) — граф Урхеля и Сердани с 870, граф Барселоны и Жироны с 878, Осоны с 885
- Родульфо (ум. ок. 920) — граф Бесалу с 878
- Миро I Старший (ум. 896) — граф Капсира и Фенольета, граф Конфлана с 870, граф Руссильона с 878
- Сесенанда
- Сунифред (Сениофред) (ум. 890/891) — аббат монастыря Санта-Мария-де-Арлес (в Вальеспире)
- Эрмезинда (ум. ок.898)
- Рикульф (ум. 916) — епископ Эльны с 885/890
Напишите отзыв о статье "Сунифред (граф Барселоны)"
Примечания
- ↑ Alberto Montaner Frutos. El señal del rey de Aragón: Historia y significado, Zaragoza, Institución «Fernando el Católico». — 1995. — P. 27—28. — ISBN 84-7820-283-8.
- ↑ Ramón de Abadal. La Catalogne sous l'empire de Louis le Pieux. — P. 83—91.
- ↑ Lewis, Archibald Ross. [libro.uca.edu/lewis/sfc6.htm#N_9_ Chapter 6. Civil War, Invasion, and the Breakdown of Royal Authority] // [libro.uca.edu/lewis/sfcatsoc.htm The Development of Southern French and Catalan Society, 718-1050].
- ↑ Позже он был графом Арагона.
Литература
- Lewis, Archibald Ross. [libro.uca.edu/lewis/sfcatsoc.htm The Development of Southern French and Catalan Society, 718-1050].
Ссылки
- [www.genealogy.euweb.cz/barcelona/barcelona1.html Bellonides] (англ.). Genealogy.eu. Проверено 24 мая 2009. [www.webcitation.org/66a7bpVSm Архивировано из первоисточника 31 марта 2012].
- [www.fmg.ac/Projects/MedLands/CATALAN%20NOBILITY.htm#Sunifredodied849B CATALONIA] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 24 мая 2009. [www.webcitation.org/66JzXvmAO Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Сунифред (граф Барселоны)
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
