Аксельссон, Сунь
| Сунь Аксельссон | |
| швед. Sun Axelsson | |
 Сун Аксельссон. Около 1960 года | |
| Имя при рождении: |
Миньон (Сунь) Вальгейде Аксельссон-Пипер |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писательница, критик |
| Годы творчества: | |
| Направление: | |
| Жанр: |
стихотворение, рассказ, роман, статья |
| Язык произведений: | |
| [www.estocolmo.se/sun/sun.html ocolmo.se/sun/sun.html] | |
Миньон (Сунь) Вальгейде Аксельссон-Пипер (швед. Mignon Sun Walheide Axelsson Piper 10 августа 1935, Гётеборг, — 14 января 2011, Стокгольм, Швеция[1][2]) — шведская писательница, переводчица и критик.
Жизнеописание
Сунь была младшей дочерью в семье городского садовника Карла Эдвина и Миньон Аксельссонов. Окончив Стокгольмский университет (специальность «история литературы»), преподавала в стокгольмских школах и работала журналисткой в изданиях BLM и Ord & Bild, а также в нескольких дневных и вечерних газетах — Expressen, Aftonbladet и Stockholms-Tidningen. Публиковала критические статьи в изданиях Paletten и Chaplin.
Много времени Аксельссон провела в Греции и странах Латинской Америки. В 1960-х она работала в университете Сантьяго. Была в близких отношениях с Никанором Парра, дружила с писателями Пабло Нерудой, Хорхе Тейльером, Энрике Лином, Хорхе Эдвардсом и с Виолеттой Парра. В 1998 году Сунь Аксельссон получила от чилийского правительства отличие имени Габриэлы Мистраль за заслуги перед чилийской культурой.
Свои впечатления писательница передала в произведениях «Колыбель огня» и «Камни во рту», причём последнюю книгу издала под псевдонимом Ян Улоф Хедлунд. Аксельссон была свидетелем переворота в Чили 1973 года и описала тогдашние события в сборнике «Террор в Чили».
Опубликовав сборники поэзии, прозаические произведения и несколько переводов испанских писателей, в 1978 году Аксельссон сполна заявила о себе автобиографическим романом «Мечты о жизни». Это была первая часть трилогии. Следующими частями стали «Медовые волки» и «Ночное время года».
Писательница перевела на шведский язык с испанского, французского, английского и греческого языков произведения таких авторов, как Федерико Гарсиа Лорка, Хорхе Луис Борхес, Гарольд Пинтер, Яннис Рицос, Октавио Пас, Хорхе Тейльер, Тереса Кальдерон, Томас Харрис, Серхио Бадилья Кастильо, Хуан Камерон, Серхио Инфанте и Карлос Хейвитс.
На Шведском радио Сунь Аксельссон, в частности, в 1979, 1985, 1986 и 1993 годах была ведущей популярной программы «Лето» (швед. Sommar). Она также работала на Шведском телевидении, для которого создала, помимо всего прочего, документальные фильмы о писателях Артуре Лундквисте и Пабло Неруда.
Писательница получила несколько литературных премий. Она приняла участие во многих фестивалях поэзии — в частности, в Риме, Лахти, Струге (Югославия) и в городах Канады.
Умерла 14 января 2011 года — из-за длительной тяжелой болезни.
Напишите отзыв о статье "Аксельссон, Сунь"
Примечания
Ссылки
- [www.estocolmo.se/sun/sun.html Официальная веб-страница]
- [www.estocolmo.se/sun/bok/lejon.html. Bevingade Lejon — Крылатый Лев] (недоступная ссылка с 11-03-2014 (3696 дней))
- [www.sfi.se/sv/svensk-filmdatabas/Item/?type=PERSON&itemid=72218 SFI med födelse- och dödsdatum — Данные кинобазы]
Отрывок, характеризующий Аксельссон, Сунь
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
