Сунь Укун

Сунь Уку́н (кит. трад. 孫悟空, упр. 孙悟空, пиньинь: Sūn Wùkōng) — китайский литературный персонаж: Царь Обезьян, известный по роману «Путешествие на Запад» У Чэнъэня. Как и Нэчжа, является одним из наиболее популярных образов трикстера в культуре Восточной Азии.

До «Путешествия на Запад» уже существовало несколько вариантов истории похода в Индию монаха Сюаньцзана и его учеников, но шедевром китайской литературы считается именно роман «Путешествие на Запад». Некоторые учёные считают, что образ Сунь Укуна основан на индийском боге-обезьяне Ханумане. В некоторых странах, например, в Индонезии, их действительно трудно различить — Хануман и Сунь Укун считаются одним и тем же существом.

В его честь названа борозда Сунь Укуна на Плутоне.

Имена

От своего первого учителя, бессмертного патриарха Сюйпути (Суботи) Царь Обезьян получил имя Укун («познавший пустоту») и фамилию Сунь (такую же фамилию получили и все живущие на Горе Плодов и Цветов обезьяны).

Второй учитель Укуна также дал ему монашье имя, Синчжэ, «путешественник» (кит. 行者). Так часто звали странствующих монахов.

Сунь Укун также известен как:

• Каменная обезьяна (石猴, ShíHóu), так как родился из камня.
• Прекрасный Царь Обезьян, Měihóu Wáng (кит. 美猴王) — титул, который придумали его подданные.
• Бимавэнь (т. е. конюх) (кит. 弼馬溫, Bìmǎwēn) — был назначен на эту должность в Небесных чертогах. В основном употребляется в качестве оскорбления.
• Великий Мудрец, Равный Небу, Qítiān Dàshèng (кит. 齊天大聖) — второй титул, придуманный подданными Сунь Укуна. После непродолжительных разборок с оскорблённым Небесным Императором, титул был закреплён за Укуном официально. Сокращается до «Великий Мудрец».

Царь Обезьян также известен как Kâu-chê-thian (кит. трад. 猴齊天, палл.: хоу ци тянь, буквально: «Обезьяна, Равная Небу») на Тайване и как Maa⁵ lau¹ zing¹ (кит. трад. 馬騮精, палл.: ма лю цзин, буквально: «обезьяна-дух») в Гонконге.

Краткая биография

Сунь Укун представляет собой каменную обезьяну, родившуюся из волшебного камня, что напоминает аналогичный эпизод рождения Бога-Митры в митраизме. Однажды окружающие его обезьяны решили узнать, откуда берёт своё начало протекающий рядом с ними горный поток, и в итоге обнаружили водопад. Того, кто рискнёт пройти через него и вернётся невредимым, они пообещали сделать своим царём. Пойти вызвался Сунь Укун и, обнаружив за водопадом Пещеру водного занавеса, возглавил обезьян. Хотя он и жил счастливой жизнью, Сунь Укуна беспокоило то, что рано или поздно он состарится и умрёт. Поэтому, по совету своих подданных, он отправился в путешествие, в поисках учителя, который научил бы его бессмертию. Взявший его в ученики даос научил его полётам на облаке, 72 превращениям и иным магическим действиям. Вернувшись в своё царство, Сунь Укун по совету своих подданных зашёл также к Морскому Дракону и попросил у него какое-нибудь оружие для себя. Так как всё нормальное оружие казалось Сунь Укуну слишком лёгким, Дракон отдал ему Цзиньгубан (金箍棒, jīngū bàng) весом в 13 500 цзиней, которым Юй в своё время усмирял воды. Получив посох, Сунь Укун, угрожая использовать своё новое оружие, заставил братьев Дракона отдать ему и подобающую посоху одежду.

Несмотря на самосовершенствование Сунь Укуна, он всё же умер от алкогольного отравления, и за ним явились слуги Янь-ло (китайский вариант имени повелителя подземного мира мёртвых, бога Ямы). Судьи ада признавали, что здесь произошла какая-то ошибка, но Сунь Укун всё равно устроил скандал и вычеркнул из книги мёртвых как своё имя, так и имена своих подданных. Благодаря этому, многие обезьяны на Горе Плодов и Цветов стали бессмертны. Как действия во дворце Морского Дракона, так и скандал, устроенный Сунь Укуном в аду, стали причиной для жалоб Нефритовому Императору. Вместо наказания Сунь Укун был взят на небо и назначен конюхом. Однако, он был возмущён тем, какую малую должность получил и самовольно вернулся на землю, где подданные окрестили его «Великим Мудрецом, Равным Небу». На этот раз, за то, что Сунь Укун самовольно покинул свою работу, против него было послано войско. Однако справиться с ним оно не смогло. Поэтому, император был вынужден признать титул Сунь Укуна и назначить его на более почётную, но абсолютно формальную должность. Дабы он не бездельничал на ней, в итоге ему поручили охранять персиковый сад.

В роли охранника Сунь Укун начал воровать порученные ему персики. Позднее, он узнал о готовящемся пире и обнаружил, что его туда не пригласили. Поэтому он пробрался во дворец, в котором должен был происходить пир и ещё до прихода гостей съел всё, что было приготовлено, включая эликсир бессмертия. Это вновь привело его к столкновению с небесными войсками и на этот раз его удалось временно захватить. Однако, ввиду объёмов выпитого эликсира, он стал неуязвимым и казнить его не удалось. Так же провалились попытки выплавить эликсир из Сунь Укуна, а сам он, сбежав из печи, вновь устроил дебош. В результате, усмирять его пришлось Будде, заточившему его под горой Пяти Стихий.

Спустя пятьсот лет, по велению Гуаньинь, Сунь Укуна освободил Сюаньцзан, монах, идущий в Западный Рай Будды Амитабхи за священными буддийскими писаниями. В благодарность за своё освобождение, Сунь Укун стал учеником Сюаньцзана и обязался защищать его на пути за писаниями. Однако тот факт, что Сунь Укун убил напавших на них разбойников, вызвал возмущение монаха. Сунь Укун же был возмущён тем, что его за его работу отругали. Благодаря возникшей ссоре, Сунь Укун бросил своего учителя, но потом раскаялся и вернулся. Сюаньцзан же обманом заставил его надеть полученный от Гуаньинь обруч. Каждый раз когда монах начинал читать особую мантру, обруч сжимался, вызывая у Сунь Укуна нестерпимую головную боль. Так как Сюаньцзан легко поддавался обману и никогда не слушал, что ему говорит Сунь Укун, обруч в основном применялся, чтобы не дать Сунь Укуну убить злых духов. Тем не менее, Сунь Укун верой и правдой служил Сюаньцзану и защищал на протяжении всего путешествия.

По окончании путешествия, в награду за усердие, Будда Западного Рая назначил Сунь Укуна Всепобеждающим Буддой. Дальнейшая биография Сунь Укуна простым смертным неизвестна. Известно только, что, согласно произведению «Лотосовый светильник», Сунь Укун однажды стал учителем мальчика, который боролся с богом Эрланом для того, чтобы освободить из заточения свою мать.

Образ Сунь Укуна в кино

• «Запретное царство» / «The Forbidden Kingdom» (США, Китай; 2008) режиссёр Роб Минкофф, в роли Сунь Укуна — Джет Ли.

Ссылки

• [www.nhat-nam.ru/biblio/west1.html «Путешествие на Запад» в переводе А. Рогачёва]

Отрывок, характеризующий Сунь Укун

– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.