Суперкубок Италии по футболу 1999

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Суперкубок Италии 1999
Supercoppa italiana 1999
[[Файл:|150px]]
Дата

21 августа 1999

Стадион

Сан-Сиро, Милан

Арбитр

Дженнаро Боррьелло

Посещаемость

25 001

1998
2000

Суперкубок Италии по футболу 1999 (итал. Supercoppa italiana 1999) — 12-й розыгрыш Суперкубка Италии, в котором встречались чемпион страны сезона 1998/99 «Милан» и победитель Кубка Италии 1998/99 «Парма». Встреча состоялась 21 августа 1999 года в Милане, на Сан-Сиро.



Матч

Милан 1 : 2 Парма
Гули  54' [www.lega-calcio.it/ita/albo_supercoppa_1999.shtml (отчёт)] Креспо  66'
Богоссян  90+2'
Сан-Сиро, Милан
Зрителей: 25 001
Судья: Дженнаро Боррьелло

Вр 1 Себастьяно Росси
Зщ 13 Бруно Н'Готти
Зщ 5 Алессандро Костакурта
Зщ 3 Паоло Мальдини
Зщ 2 Томас Хельвег 77'
ПЗ 4 Деметрио Альбертини
ПЗ 8 Массимо Амброзини
ПЗ 7 Гули
ПЗ 10 Андрей Шевченко
Нап 11 Оливер Бирхофф
Нап 9 Джордж Веа 67'
Замены:
Вр 12 Роберто Коломбо
Зщ 16 Луиджи Сала
Зщ 19 Ибраим Ба 77'
ПЗ 15 Федерико Джунти 67'
ПЗ 17 Сержиньо
Нап 14 Маурицио Ганц
Нап 18 Леонардо
Главный тренер:
Альберто Дзаккерони
Вр 1 Джанлуиджи Буффон
Зщ 6 Салиу Лассисси 72'
Зщ 2 Лилиан Тюрам
Зщ 4 Фабио Каннаваро
Зщ 7 Диего Фузер 86'
ПЗ 5 Ален Богоссян
ПЗ 8 Дино Баджо
ПЗ 3 Мишель Серина 58'
ПЗ 10 Ариэль Ортега
Нап 9 Марко Ди Вайо
Нап 11 Эрнан Креспо
Замены:
Вр 12 Давид Мичилио
Зщ 13 Антонио Бенарриво 86'
Зщ 15 Стефано Торризи 72'
ПЗ 14 Паоло Ваноли 58'
ПЗ 17 Роберто Бреда
Нап 18 Джампьеро Майни
Нап 16 Йохан Валем
Главный тренер:
Альберто Малезани
Судейская бригада
  • Помощники главного арбитра:
  • Четвёртый судья:
  • Резервный судья:

Регламент матча:

Напишите отзыв о статье "Суперкубок Италии по футболу 1999"

Ссылки

  • [www.rsssf.com/tablesi/italsupcuphist.html Суперкубок Италии на RSSSF.com]

Отрывок, характеризующий Суперкубок Италии по футболу 1999

Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.