Суппичи, Альберто

Для термина «Суппичи» см. также другие значения.

Альберто Суппичи
Общая информация
Полное имя	Альберто Орасио Суппичи
Прозвище	Профессор (исп. Il Profesor)
Родился	20 ноября 1898(1898-11-20) Колония-дель-Сакраменто, Уругвай
Умер	21 июня 1981(1981-06-21) (82 года) Монтевидео, Уругвай
Гражданство	Уругвай
Рост	167 см
Позиция	полузащитник
Карьера
Молодёжные клубы
1907—1915	Насьональ
Клубная карьера*
1915—1923	Насьональ	143 (26)
Тренерская карьера
1922—1923	Уругвай (ФУФ)
1924—1927	Пеньяроль	Тренер
1928—1932	Уругвай
1935	Сентраль
1933—1941	Уругвай
1945	Пеньяроль
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Альбе́рто Ора́сио Суппи́чи (исп. Alberto Horacio Suppici; 20 ноября 1898, Колония-дель-Сакраменто — 21 июня 1981, Монтевидео) — уругвайский футбольный тренер, приведший сборную Уругвая к победе на первом чемпионате мира 1930 года.

Биография

Футболом занимался с юношеского возраста, когда стал играть за детские и молодёжные команды «Насьоналя», за основу которого играл в 1915—1923 годах. В 18 лет основал в родном городе клуб «Пласа Колония». Затем работал преподавателем физической культуры.

В 1922—1923 годах в период раскола уругвайского футбола Суппичи возглавлял сборную Уругвая, представлявшую Федерацию футбола Уругвая (ФУФ). Под его руководством сборная ФУФ сыграла 5 игр с Аргентиной и одну с Чили, из которых 3 матча выиграла, 2 раза сыграла вничью и лишь в одном уступила. Затем работал с юношами в «Пеньяроле».

С 1928 года тренировал сборную Уругвая. Официально его должность в сборной Уругвая на ЧМ-30 называлась «технический директор». На том турнире в его тренерский штаб также входили Педро Ариспе, Эрнесто Фиголи, Луис Греко и Педро Оливьери.

Суппичи известен своим волевым решением отчислить в последний момент из команды суперзвезду уругвайского футбола вратаря Андреса Масали, олимпийского чемпиона 1928 года, из-за нарушения спортивного режима. Однако, это решение не повлияло на итоговый результат и Уругвай всё равно выиграл домашний чемпионат мира.

В 1935 году Суппичи три месяца руководил клубом «Сентраль» (ныне — «Сентраль Эспаньол»), однако затем вновь полностью сосредоточился на сборной Уругвая, которой руководил до 1941 года, что является одним из лучших показателей по длительности пребывания на посту главного тренера этой сборной. В 1945 году руководил «Пеньяролем» в качестве главного тренера и привёл команду к титулу чемпиона Уругвая.

Альберто Суппичи умер в Монтевидео в возрасте 82 лет. В его честь назван стадион клуба «Пласа Колония» его родного города Колония-дель-Сакраменто.

Титулы и достижения

• Чемпион Уругвая (7): 1915, 1916, 1917, 1919, 1920, 1922, 1923 (АУФ) (как игрок)
• Чемпион Уругвая (1): 1945 (как тренер)
• Чемпион мира (1): 1930 (как тренер)

Отрывок, характеризующий Суппичи, Альберто

Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.