Супханбури (провинция)
| ||
Страна | ||
---|---|---|
Статус |
Провинция | |
Входит в |
Центральный Таиланд | |
Включает |
10 районов | |
Административный центр | ||
Население (2015) |
849 699 (27-е место) | |
Плотность |
157,7 чел./км² (19-е место) | |
Площадь |
5 358 км² | |
Часовой пояс | ||
Код ISO 3166-2 | ||
Почтовые индексы |
72000 | |
[www.suphanburi.go.th/ Официальный сайт] | ||
Супханбури на Викискладе |
Супханбури (тайск. สุพรรณบุร) — провинция в центральной части Таиланда. Площадь региона составляет 5 358 км². Территория представляет собой довольно плоскую равнину с небольшими горными хребтами на севере и западе. Юго-восток Супханбури — важный район производства риса. Климат региона — тропический, муссонный.
Содержание
Этимология
Слово «супхан» происходит от санскритского слова «суварна» (सुवर्ण) — золото; а слово «бури» от санскритского «пури» (पुरी) — город. Таким образом название провинции можно перевести как «Город золота».
Географическое положение
Соседние провинции | |||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Утхайтхани | Чайнат | Сингбури | |||||||
Канчанабури |
Ангтхонг | ||||||||
Накхонпатхом | Аюттхая | ||||||||
Население
Население провинции — 849 699 человек (2015)[1], главным образом тайцы со значительным китайским меньшинством . Плотность населения — 157,70 чел./км². Более 96 % населения — буддисты.
Административное деление
Провинция подразделяется на 10 ампхе, которые в свою очередь делятся на 110 подрайона (тамбон) и 977 поселений (мубан).
|
|
Напишите отзыв о статье "Супханбури (провинция)"
Примечания
- ↑ [stat.dopa.go.th/stat/statnew/statTDD/views/showDistrictData.php?rcode=72&statType=1&year=58 รายงานสถิติจำนวนประชากรและบ้าน ประจำปี พ.ศ.2558] (тайск.). Проверено 30 апреля 2016.
Ссылки
- [www.suphanburi.go.th/ Официальный сайт провинции] (тайск.)
- [suphancity.go.th/ Официальный сайт города Супханбури] (тайск.)
Это заготовка статьи по географии Таиланда. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Отрывок, характеризующий Супханбури (провинция)
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.