Суриковцы

Суриковцы — московское литературное объединение русских писателей и поэтов, преимущественно самоучек из крестьян и мелких ремесленников, существовавшее в 1872—1921 годах.

История

Начало существования кружка было положено Иваном Суриковым в 1872 году публикацией коллективного сборника крестьянских поэтов «Рассвет», в котором помимо Сурикова приняли участие Савва Дерунов, Иван Воронин, Степан Григорьев, Матвей Козырев, Иван Родионов, Алексей Разорёнов, Иван Кондратьев и Иван Тарусин. Сборник не пользовался успехом, большая часть тиража в итоге была продана букинисту. Неудача поставила крест на планах выпустить второй сборник. После смерти Сурикова в 1880 году до 1905 года лидерами суриковцев были Иван Белоусов, Матвей Козырев и Савва Дерунов. Были выпущены сборники «Родные звуки» в 1889 году, «Нужды» и провинциальный сборник «Вологжанин» в 1892 году.

С 1903 года началось объединение разрозненных кружков в Суриковский литературно-музыкальный кружок (устав утверждён в 1905 году), в него вошли писатели, певцы и музыканты из народа. В 1905 году вышел сборник «Под звон кандалов», в котором встречались протестные настроения, его тираж был конфискован, а авторы привлечены к суду. В 1907—1912 годах кружок выпускал газеты «Простое слово» и «Простая жизнь», далее журнал «Молодая воля» и газету «Наша пашня», наиболее долго издавалась газета «Доля бедняка» (1909—1912). Также выходили сатирические журналы «Остряк», «Балагур», «Рожок». Программа изданий тяготела к либеральному народничеству и толстовству. В 1914 году был предпринят выпуск журнала «Друг народа» антивоенной направленности. Кружком было выпущено около 40 литературных сборников. Кружок располагался в доме 9 по Садовнической улице.

В 1900-е годы членами объединения стали Прохор Горохов, Григорий Деев-Хомяковский, Спиридон Дрожжин, Сергей Кошкаров (Заревой), Фёдор Кислов, Максим Леонов, Иван Морозов, Егор Нечаев, Михаил Праскунин, Пётр Травин, Семён Фомин, Филипп Шкулёв; в работе кружка некоторое время принимали участие Сергей Есенин, Николай Клюев, Сергей Клычков, Сергей Обрадович, Пётр Орешин, Алексей Чапыгин и др.

В 1921 году большинство суриковцев вошли во Всероссийский союз крестьянских писателей (с 1925 — Всероссийское общество крестьянских писателей). Некоторые оставались в кружке до 1933 года.

Издания

• И. З. Суриков и поэты-суриковцы. [Вступ. ст. Е. С. Калмановского], М.— Л., 1966.
• Живые голоса. Литературные страницы прошлого. [Вступ. ст. А. В. Прямкова], Ярославль, 1971.

Литература

• Яцимирский А. И. Первый кружок писателей «из народа» // Исторический вестник. 1910, кн. 4.
• Письма Сурикова к суриковцам, в кн.: Стихотворения И. З. Сурикова, 4 изд., М., 1884, и в кн.: Суриков И. З., Песни, былины, лирика, письма, М., 1927.
• Золотницкий Д. И. Дрожжин и поэты деревни // История русской литературы, т. 10, М.—Л., 1954.
• Прямков А. В. Писатели из народа, Ярославль, 1958.

Отрывок, характеризующий Суриковцы

– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…