Сурков, Михаил Ильич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Ильич Сурков
Дата рождения

1921(1921)

Место рождения

Большая Салырь

Дата смерти

1953(1953)

Место смерти

СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Пехота

Годы службы

19411946

Звание

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Медали

Внешние изображения
[airaces.narod.ru/snipers/m1/surkov_m2.jpg Наградной лист на звание Героя]

Михаил Ильич Сурков (19211953) — участник Великой Отечественной войны, снайпер 1-го батальона 39-го стрелкового полка 4-й стрелковой дивизии 12-й армии, старшина. Лучший советский снайпер Великой Отечественной войны, количество уничтоженных противников согласно советским источникам составляет 702[1][2][3][4]. Ряд западных историков подвергает этот показатель сомнению, считая, что он сфабрикован советской пропагандой[5] для того, чтобы нивелировать результат финского снайпера Симо Хяюхя, которого тот добился в ходе Советско-финской войны 1939—1940 годов.





Биография

Родился в 1921 году. Русский.

До войны жил в посёлке Большая Салырь, ныне Ачинского района Красноярского края. Был таёжным охотником.

В Красной Армии с 1941 года — призван Ачинским (в наградном листе — Атчевским) районным комиссариатом. Кандидат в ВКП(б) с 1942 года. В конце войны был переведён в тыл для подготовки снайперов.

В 1943 году, после 7-го ранения, Михаил Сурков был отправлен в госпиталь, откуда ему пришлось вернуться на родину, в село Большая Салырь, где земляки с радостью встретили героя и избрали его председателем сельсовета. Умер в 1953 году.

Сын — Алексей.

Награды

  • Награждён орденами: Ленина (11.07.1942), Красной Звезды (07.12.1942); медалями, в том числе - "За отвагу" (12.03.1942).

Факт количества уничтоженных врагов

Когда счёт уничтоженных Михаилом Сурковым нацистов достиг 701 человека, на очередную «охоту» против вражеских снайперов с ним отправились два кинооператора.

«Дело это трудное: снайпер обнаруживается только при выстреле, в другое время засечь его практически невозможно. Значит, требовалось вызвать противника на выстрел. Михаил срезал на огороде тыкву, надел на неё каску и высунул над бруствером ложного окопчика, метрах в 400 от немцев. Со стороны врага эта тыква с каской „читалась“ как голова солдата. Потом Сурков переполз в другой окоп, метрах в 40 от ложного, сделал выстрел и стал наблюдать. Очень скоро по тыкве стали бить — вначале это были винтовочные выстрелы, потом ударил миномёт. Во время перестрелки Михаил и обнаружил снайпера противника. В тот день он убил своего 702-го врага».

Из воспоминаний кинооператора Союзкинотехники А. Левитана. Опубликованы в «Литературной газете» от 24 февраля 1971 года в статье «Кинокамера в атаке»[6].

Интересный факт

Сурков представлялся на звание Герой Советского Союза, но так и не получил его, хотя никто из многих снайперов — Героев Советского Союза — не достиг такого результата, как он.

Напишите отзыв о статье "Сурков, Михаил Ильич"

Примечания

  1. Mark Spicer and Pat Farey, Sniping: An Illustrated History. Grand Rapids, MI: Zenith, 2009; pg. 129. (англ.)
  2. Луковец Алексей Илларионович. [books.google.ru/books?id=mZUDAAAAMAAJ&q=bibliogroup:%22Знамена+Победы%22&dq=bibliogroup:%22Знамена+Победы%22&source=bl&ots=ShtTC8hhtE&sig=d5vThZh-BfAZFSjANDY0l2bQKYI&hl=ru&sa=X&ei=fh9bUJPMEYaA4gS8-4HYBg&ved=0CDAQ6AEwAA Знамёна Победы: статьи, очерки, корреспонденции, письма : сборник]. — М.: Правда, 1975. — Т. 1.
  3. [www.wio.ru/galgrnd/sniper/sniperru.htm Лучшие снайперы 2-й мировой]
  4. [glorymuseum.ru/news/mikhail_ilich_surkov_snajper_legenda_as_svoego_dela/2010-03-05-55 Михаил Ильич Сурков — снайпер-легенда]
  5. Gregory Mast, To Be a Military Sniper. St. Paul, MN: Zenith Press, 2007; pg. 22. (англ.)
  6. [www.huntingsib.ru/blogs/view/66194/ Человек-легенда. Михаил Сурков.]

Ссылки

  • [airaces.narod.ru/snipers/m1/surkov_m.htm Сурков Михаил Ильич]
  • [shkolazhizni.ru/archive/0/n-19829/ У кого из снайперов был самый большой счет уничтоженных фашистов?]
  • Рассказ о фронтовом хирурге и о герое снайпере Южного фронта www.youtube.com/watch?v=fAq3xOmHxZg

Отрывок, характеризующий Сурков, Михаил Ильич

Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.