Сурхай ибн Мухаммад
Сурхай-хан II | ||
| ||
---|---|---|
1789 — 1820 | ||
Предшественник: | Мухаммад-хан | |
Преемник: | Аслан-хан | |
Вероисповедание: | Суннизм | |
Рождение: | 1744 Гази-Кумух | |
Смерть: | 1827 Гази-Кумух | |
Род: | Шамхал-ханы | |
Отец: | Мухаммад-хан | |
Дети: | Нух, Муртазали, Халид |
Сурхай-хан II Кун-Буттай — правитель Гази-Кумуха и рода лакских Шамхалов, который вёл войну с Россией и одержав многочисленные победы, имел политическое влияние над всем Кавказом.
Правление
Али Каяев писал: «Сурхай-хан II был алимом, хафизом знавшим Коран наизусть. Он реставрировал три мечети в Кумухе: Бурхай мечеть, мечеть Кадия и пятничную мечеть». Мечеть в Тпиге также была отреставрированна Сурхаем.
Сурхай-хан II имел двух жен: первая была лачка и от неё было 4 сына и дочь, вторая была аварка, сестра Умма-хана Аварского. «Дочь Сурхай‑хана II Гюль-андаш ханум была замужем за хана Ширвана Мустафой, родственника Сурхая II». Ахмед-хан Султан Цахурский был женат на дочери Сурхай-хана II. Илисуйский султан Даниял-бек был внуком Сурхай-хана II.
Ван Гален офицер и очевидец писал о Сурхае: «Это был человек примечательный наружности. Он был высокого роста и вид имел особенно под старость, грозный. В горах он славился обширной ученостью в мусульманском духе, а по древности рода и большими связями во всем Дагестане пользовался уважением у всех соседних народов»[1].
«При Ермолове роль Сурхай-хана, более всех страшившегося появления в горах русских войск, приобретает особое значение, как роль одного из главных двигателей событий 1818 и 1819 годов в Дагестане. Он вместе с акушинцами нападает на Пестеля, посылает свои войска на помощь к мехтулинскому хану, поддерживает уцмия каракайтагского и, наконец, вместе с аварским ханом сражается при Болтугае. Уже вскоре после этого сражения Ермолов решил предпринять серьезное движение в Гъази-Кумух»[2].
В 1789 году умер Магомед-хан. На престол взошел его сын Сурхай II.
С конца XVIII века, возобновляется экспансия Российской империи в Дагестане и одним из главнейших предводителей горского сопротивления становится Сурхай-хан II Кун Бутта Казикумухский (1744-1827 гг.). Сурхай хан II был алимом, хафизом знавшим Коран наизусть. Он реставрировал три мечети в Кумухе: Бурхай мечеть, мечеть Кадия и пятничную мечеть. Мечеть в Тпиге, также была отреставрированна Сурхаем. Сурхай-хан II имел двух жен: первая была лачка и от нее было 4 сына и дочь, вторая была аварка, вдова его брата Шахмардан-бека, сестра Аварских ханов, Умма хана и Ахмед Султан хана. Дочь Сурхай хана II Гюль-андаш ханум была замужем за хана Ширвана Мустафой, родственника Сурхая II.
Турция, недовольная результатами договора с Россией, начала широкую подготовку с целью возвращения на Кавказ. Турецкий султан направил фирман к Сурхай-хану II, призывая его выступить против России. В 1795 г. новый Шах Ирана Агамагомед-хан также направил к Казикумухскому хану фирман, в котором сообщал о своем восшествии на престол.
В 1796 г. Екатерина II отправила генерал-аншефа Зубова для дальнейшего завоевания южного Дагестана. Турция вновь посылает своего эмиссара к казикумухскому и аварскому ханам с крупной суммой денег и предложением выступить против России. Умма-хан Аварский отказался выступить против России. Было связанно с тем что русские предложили Умма-хану 5000 рублей, те что он получал от грузинского царя, на что он и согласился. Также азербайджанские правители вступив на русскую службу подставили южную границу Сурхай-хана II, от Дербента до Грузии, под удар русских.
Сурхай-хан II, хотя порой давал присяги в письменном виде, категорически отказывался подписывать трактат от русского царя, согласно которому его территория считалась бы частью России. Казикумухские правители исторически считали себя наравне с шахом Персии, царём России, султаном Турции, и подчёркивали что Дагестан является независимым государством. Так ещё во времена Сурхай-хана I, когда сто тысячная армия Петра I стояла на подступах к Кази-Кумуху, Пётр I отправил своих послов к Сурхай-хану I с предложением капитулировать. Сурхай-хан I разрубил послов на куски и выбросил их у русской крепости. Сурхай-хан II решил воевать, хотя многие общества Лакии были против этого. Сурхай-хан II и его люди ездили по лакским аулам и требовали чтобы из каждых двух домов один человек готов был идти на газават, а который не послушает, у того дом разорят и имущество будет отнято.
Ермолов писал: Сурхай-хан Казикумухский самый хитрейший из мусульманских владетелей. Гордин Я. А. писал что Сурхай-хан II есть один из храбрейших и сильнейших лезгинских владельцев в Дагестане.
Сурхай-хан II требовал у русских признания его территорий, в частности Кубы и Джаро-белоканов. В Кубинском ханстве и Джаро-белоканах проживали етнические дагестанцы которые желали быть под флагом Казикумухских ханов.
В 1796 г. войска генерала Зубова в короткие сроки захватили Кубу и осадили Дербент. У Зубова были опытные командиры - Савельев, Римский-Корсаков, Глазенап и Ермолов. Племянник Сурхай-хана II, Ших Али-хан Дербентский, смело оборонялся. Сурхай-хан II с 10 тысячным отрядом ударил в тыл Зубова, но против 56 тысячного войска русских успеха не имел. Через три месяца осады Дербент был взят а Ших Али-хан пленён. Позднее Ших Али-хан бежал из плена к Сурхай-хану II. После смерти Екатерины II, русские войска вышли из южного Дагестана. Сурхай-хан II с 15 тыс. войском двинулся на Кубу и появившись внезапно под селением Алпан, нанёс поражение генералу Бакунину, истребив его батальон. Сурхай-хан II отходил в горы Дагестана, против него пошли генерал-майор Булгаков, Гасан-хан Кубинский, Соболев с Уцмием Мехти ханом, сын Шамхала и Рустам Кази. Сурхай-хан II попал в окружение и должен был дать клятву которую он в скором времени нарушил.
Али Каяев пишет в 1797 году Сурхай хан II дал крупные сражения в Карачаево-Черкесии и победил русских. В память об этом в Карачаево-Черкесии сохранились села Сурхайли и Лакшукай.
В ночь с 22 октября 1803 г. Сурхай-хан II с войском 8 тыс. дагестанцев, перешёл Алазань, и напал на отряд кабардинского и гренадёрского батальона тифлисского полка, под командованием генерал-майора Гулякова которому удалось отразить нападение.
В 1804 г. в Джаро-белоканах 15 января, Халид-бек, сын Сурхай-хана II, заманил карательный отряд генерала Гулякова в теснину гор где русские были разбиты, погиб и сам Гуляков. Халид-бек стал любимцем горцев, про него было сложено много песен. В одной из них говорилось: Разверни Халид златоконечное знамя, ведь тебя ждут юноши-джигиты. В начале 1811 г. Нух-бек, также сын Сурхай-хана II, разгромил русские войска у крепости Зиахур. Против него выступил генерал Хатунцев. Нух-бек с боями отступал в горы Дагестана. Из Дербента генерал Глазенап снарядил специальную экспедицию для поимки Сурхай хана II, виновника всех бед. Но отважный Сурхай-хан II осадил Дербент и захватил город. Русские отступили к Кизляру.
В декабре 1811 г. войска Нух-бека и Ших Али-хана двинулись на захват Кубы, где при ауле Густав произошло сражение с генералом Хатунцевым. Дагестанцы отступили. Сурхай-хан II столкнулся с Хатунцевым близ селения Шехиюрт, где после кровопролитного боя отступил. Сурхай-хан II бросился на перешедшего в наступление Хатунцева у аула Татархан, затем отступил в Курах. В 1811 году 15 декабря, генералы Гурьев и Хатунцев осадили крепость Курах. Оборону передовой башни Сурхай-хан II поручил сорока храбрецам из Мичийского магала Лакии под руководством Чупана Хайхинского. Штурм противника горцы отражали метким огнем и кинжальными контратаками. В полночь башня под огнем пушек рухнула, и завязался рукопашный бой. Курах был взят. Сурхай-хан II с остатками войск вернулся в Кази-Кумух. Генерал Хантунцев поручил управление Кюрой Аслан-беку, сыну Шахмардан-бека.
В это время жители Казикумуха обратились к хану с просьбой прекратить войну, уносившие жизни многих горцев и приводившие их к полному разорению, также жаловалуясь что лишены возможности пасти овец на зимних пастбищах, так как равнинный Дагестан контролировался русскими гарнизонами.
По поручению Филиппа Паулуччи, главнокомандующего кавказской армией, генерал Хатунцев начал вести переговоры с Сурхай-ханом II, требуя у него сдаться и выдать Ших Али-хана и Нух-бека в качестве аманатов. Сурхай-хан II отказался от всего. В ответ Хатунцев со своим войском предпринял поход на Кази-Кумух, но под Хосрехом потерпел большое поражение от ханской дружины. Хатунцев должен был отступить оставив много убитых в ущельях Хосреха.
В 1812 г. Хатунцев в очередной раз двинулся к Кази-Кумуху. Видя что силы неравны, Сурхай-хан II начал переговоры и отправил своего сына Муртазали-бека который принёс к Хатунцеву подписанный и скрепленный печатью отца присяжный лист и письмо. Сурхай-хан II просил возвращения военнопленных лаков, и отказался платить какие либо налоги ссылаясь на бедность своего ханства.
В мая 1813 г. Сурхай-хан II, изменив своей клятве, с ополчением лакцев напал на Курахский гарнизон, но был отбит Аслан-беком и вернулся в Кази-Кумух. Сурхай-хан II передал управление ханством сыну Муртазали-беку, а сам тайно уехал в Тебриз просить помощи у Шаха Абас-Мирзы. Сурхай-хан II не смог склонить Шаха на свою сторону в виду заключенного с русскими 12 октября 1813 г. Гюлистанского мира, по которому Иран признавал победу России и присоединение к ней Восточной Грузии и Дагестана. Сурхай-хан II вернулся в Дагестан. На горных перевалах Сурхай-хан II столкнулся с русским отрядом милиции и казаков. Ханская дружина бросилась в неравный бой. Сурхай-хан II с раненной женой отступил. В августе 1815 г. Сурхай-хан II внезапно явился под Курахом и предпринял штурм русского гарнизона. Курахское укрепление было разгромлено, при этом пострадал батальон майора Поздревского. Сурхай-хан II отправлял своих людей во многие сёла Курахского округа, Акуши и Андалала, агитируя горцев принять участие в войне. Генерал Хатунцев тем временем продвинулся дальше и укрепился в селе Чирах.
В 1818 году Сурхай-хан II построил мощную крепость в Ахульго и вёл бои с русскими. Эта крепость стала называться "Сурхаева", которая ознаменовала победу Сурхай хана II в Ахульго. Видя что удача сопутствует Сурхай-хану II, правители Дагестана стали прислушиваться к нему. Сурхай-хан II послал казикумухцев на помощь к казанищенскому хану Гирей-беку Мехтулинскому. Уцмий Кайтагский вместе с акушинцами напал на генерала Пестеля. Сурхай-хан II и Аварский хан сражались с русскими в Балтуга.
В 1819 г. 19 октября Сурхай-хан II с 6 тысячами ополченцев напал на Чирахский гарнизон русских, но не взяв укрепление отступил к Хосреху. Спустя несколько месяцев в горах под знамёна Сурхай-хана II собралась 20 тыс. армия. Али Каяев писал: "во всех сражениях Сурхай-хана II с Россией, андалалцы всегда были на его стороне, под его знамёнами". Часть армии под сомандованием Нух-бека, Сурхай-хан II отправил на помощь акушинцам против генерала Мадатова, часть оставил в Кази-Кумухе, а с остальным войском двинулся снова к Чираху. Защитники Чирахской крепости стойко отстаивала башню в которой они заперлись, но отважные горцы под градом пуль ворвались в крепость и перебили всех. Кровавые бои разгорелись на улицах Чираха, которые к вечеру были запружены телами убитых защитников, из которых очень мало оставалось в живых. Хотя Сурхай-хан II и одержал полную победу в Чирахе, приказал своим войскам отступить в виду шедших на Чирах русских войск.
В 1820 г. генерал Ермолов решил прямой атакой захватить Кази-Кумух. В Ширване начали сосредотачиваться войска. Решающее сражение с русскими произошло 12 июня у села Хосрех где Сурхай-хан II и его сыновья прочно укрепились: были вырыты окопы и построенны укрепления. Генерал Мадатов с 25 тыс. войском русских, также ширванские, шекинские, кубинские и карабахские ополчения начали медленно продвигатся к Хосреху. Артиллерийским огнем русские преодалели оборону горцев. В этом бою погиб генерал Халид-бек и 1070 газиев. Хосрех был взят, и далее Кази-Кумух. В 1820 году после многолетней борьбы Сурхай-хана II против русских, Казикумухское ханство было завоёванно Российской империей. Ермолов писал по взятию Кази-Кумуха: страна сия гордая, воинственная, войска русские в первый раз появились в местах сих. В августе 1820 г. Сурхай-хан II переправляется в Персию к Фатх-Али-шаху, откуда вернулся лишь в июне 1826 году.
В начале декабря 1820 г. Аслан-хан подписал высочайший указ, по которому утверждался ханом каэикумухским и кюринским. Эту дату можно считать фактическим присоединением Казикумухского ханства к России. Отныне каэикумухский хан должен был выполнять только определенные, строго ограниченные русскими, функции. Аслан-хан поклялся за себя и наследников, что в управлении дарованного ему ханства не признает над собой иной власти, кроме русского императора, обязался повиноваться распоряжением русского командования на Кавказе, обещал не вступать в связи с соседние сторонами без его согласия. После принятия присяги Аслан-хан был возведен в чин генерал-майора. Ему пожалована инвеститурная грамота, знамя с российским гербом И сабля в драгоценных ножнах.
В 1827 г. Сурхай-хан II умер в андалалском селе Согратль в возрасте 83 лет. Нух-бек и другие генералы армии Сурхай-хана II навсегда покинули Дагестан переселившись в Турцию. Сурхай-хан II унаследовал от своего отца независимое Казикумухское государство и российское вторжение в Дагестан должно было сравниваться с персидским во времена Сурхай-хана I, которое горцы успешно отразили.
Сурхай-хан II дал десятки сражений, из них наиболее крупные под Баку, Дербентом, Тифлисом, Хосрехе, Ахульго, Чираге, Курахе, Картухе, Алазани, Кубе, Акуше, Бавтугае, Башлы, Ахалцихе, Ахалкалаке, в Картли, Кахетии, у крепостей Низовой, Бурной и Внезапной в Чечне, у крепости Сурхайли в Черкессии. Отчаянно бился отряд Сурхай-хан II при падении Ганжи. Пятьсот его отборных воинов последними защищали крепость, потом оборонялись в мечети. При осаде Еривана Цициановым, батальён Сурхая II проявил храбрость, так что генерал должен был отступить. Сурхай хан II одержал громкие победы во главе объединенных турецко-дагестанских войск при Карсе, Ардагане и Арзеруме.
После захвата Казикумухского ханства, в Дагестане распространяется суфизм, чему до этого мешал газават Сурхай-хана II. В 1823 году в Дагестан прибыл некий Хас-Мухаммад который начал распространять, конфликстующий с суннитским Исламом, суфизм. К этому времени в Азербайджане персидский вариант Ислама в форме шиизма и суфизма получил популярность, и сменил традиционный суннитский Ислам. Такой-же процесс начался в Дагестане.
В этот период Кавказской войны 1796-1827 гг., русские, преодалевая героическую оборону горцев, покорили Дагестан и Чечню. После войны, в российском подданстве находились все правители Северного Кавказа. Практически Кавказская война считалась завершённой, но впоследствии война разгорается с новой силой.
Напишите отзыв о статье "Сурхай ибн Мухаммад"
Примечания
См. также
- [wars175x.narod.ru/prs96_izv.html Историческое известие о походе Российских войск в 1796 году в Дагестане.]
Отрывок, характеризующий Сурхай ибн Мухаммад
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.
Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.
Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.