Сусанна Римская

Сусанна
Рождение	280(0280) Римская империя
Смерть	295(0295) Рим, Италия, Римская империя
Почитается	в Православной и Католической церквях
В лике	Преподобномученика
День памяти	в Православной церкви — 11 августа (по юлианскому календарю), в Католической — 11 августа

Сусанна Римская (280—295) — единственная дочь римского пресвитера Габиния (Gabinus), родственника императора Диоклетиана, и племянница папы римского Гая. Воспитанная в духе христианской веры и в правилах благочестия, она изучила различные науки и считалась очень образованной и умной девицей. При своей внешней красоте она отличалась строгим целомудрием, твердой верой и горячей любовью ко Христу. Она жила в доме, который был построен в 280 году и где была домашняя церковь, ставшая впоследствии храмом её имени.

Ради всецелого служения Богу целомудренная Сусанна отказалась от предложенного Диоклетианом супружества с Галерием (впоследствии императором) и пожелала остаться девой, подражая Деве Марии.

Диоклетиан, чтобы склонить её на брак, повелел поселить её в своем дворце и поручил своей супруге, царице Сирене, убедить её выйти замуж. Но царица была сама тайной христианкой и радовалась твердой решимости Сусанны. Узнав от царицы о непоколебимости Сусанны, Диоклетиан дал своему сыну Максимиану разрешение обесчестить Сусанну, для чего повелел отвести её в дом её отца. Явившись ночью к Сусанне, Максимиан застал её молящейся Богу. Исполненный нечистого желания, он хотел было подойти к ней, но, увидев над ней ангела в ярком сиянии, со страхом убежал во дворец и рассказал о виденном Диоклетиану.

Консул Македоний вызвал Сусанну на форум и потребовал от неё принести жертву Юпитеру. Она отказалась, открыв тем самым свою принадлежность к христианам. Казнить её сразу не решились, поскольку она была родственницей императора. Македоний оповестил Диоклетиана, который приказал Македонию отсечь ей голову. Мужество и непоколебимая вера Сусанны поразили её родственников — сановника Клавдия, жену его Препедингу, сыновей их Александра и Куфия, а также брата Клавдия Максима, и они приняли крещение. Все они были казнены. Из семьи спасся только епископ Гай, который укрылся в катакомбах.

Отец её и родной брат Гаий вскоре после её смерти тоже приняли мученическую кончину. В 330 году на месте дома Сусанны была построена базилика в честь епископа Гая. В базилику перенесли мощи Сусанны и Габиния. В 590 году папа Григорий Великий переименовал храм в честь Сусанны. Сейчас этот храм известен, как Церковь Святой Сусанны на Квиринале.

Существует мнение, что Сусанна изначально почиталась как основательница церкви, а история её мученичества — миф VI века.

Ссылки

• [www.catholic.ru/modules.php?name=Encyclopedia&op=content&tid=3671 Статья на сайте «Азбука католицизма»]
• [www.santasusanna.org/ourUniqueHistory/saints.html Статья на сайте храма Св. Сусанны в Риме]
• [saints.sqpn.com/saints38.htm Saint Susanna]

Отрывок, характеризующий Сусанна Римская

Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.