Сутягин, Игорь Вячеславович

Игорь Вячеславович Сутягин
Род деятельности:	военный аналитик
Дата рождения:	17 января 1965(1965-01-17) (59 лет)
Место рождения:	Москва, СССР
Награды и премии:

И́горь Вячесла́вович Сутя́гин (р. 17 января 1965 года в Москве) — российский и британский учёный, военный аналитик, старший научный сотрудник Королевского Объединённого института оборонных исследований (RUSI), бывший сотрудник Института США и Канады РАН, кандидат исторических наук. В 2004 году, несмотря на то, что не имел оформленного допуска к секретным материалам, был осуждён по статье 275 УК РФ (шпионаж) за государственную измену. В 2010 году, проведя в заключении почти 11 лет, в результате обмена осуждёнными между Россией и США был освобождён и оказался в Великобритании.

В мае 2011 года Европейский суд по правам человека постановил, что Российская Федерация нарушила право обвиняемого на справедливое судебное разбирательство и необоснованно долго содержала его под стражей в период предварительного и судебного следствия. В качестве возмещения нематериального ущерба ЕСПЧ обязал Россию выплатить Сутягину 20 тысяч евро.

26 сентября 2012 года Президиум Верховного суда РФ признал незаконным содержание Сутягина под стражей в период с 1999 по 2004 годы, однако сам приговор к 15 годам лишения свободы за государственную измену признал законным и не подлежащим отмене.

Биография

Игорь Сутягин родился 17 января 1965 года в Москве.

Отец — научный сотрудник, мать — старший научный сотрудник Обнинского филиала Научно-исследовательского Физико-химического Института (НИФХИ) имени Л. Я. Карпова.

С 1972 по 1982 год Игорь учился в средней школе № 9 города Обнинска. Школу закончил с золотой медалью, причём был первым медалистом за 10 лет существования школы.

В 1982 году поступил на физический факультет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В 1988 году окончил его по специальности «Радиофизика и электроника, включая квантовую электронику» (кафедра общей физики и волновых процессов).

С 1988 по 1991 год проходил обучение в аспирантуре при Институте США и Канады Академии наук СССР по специальности «история международных отношений». Успешно защитил диссертацию и получил учёную степень кандидата исторических наук.

С 1989 года сотрудник Института США и Канады. 1989-92 — старший лаборант, 1992-93 — младший научный сотрудник, 1993-97 — научный сотрудник, 1997—1998 — старший научный сотрудник, с 1998 года — заведующий сектором военно-технической и военно-экономической политики.

В 1999 году арестован по обвинению в государственной измене. В 2004 году осуждён к 15 годам лишения свободы. В 2010 году помилован Президентом РФ и в составе группы из четырёх человек обменен на группу российских граждан, арестованных в США по обвинению в шпионаже.

18 января 2008 года избран почётным членом Русского ПЕН-центра.

С 2010 года проживает в Великобритании. Трудится в Королевском Объединённом институте оборонных исследований (RUSI) в должности старшего научного сотрудника.

Контакты с фирмой «Альтернатив фьючерс»

Работая заведующим сектором военно-технического сотрудничества Института США и Канады (военное направление института возглавлял генерал-лейтенант ГРУ М.Мильштейн, затем генерал-майор военной разведки В.Сизов), Сутягин параллельно читал лекции в Обнинске на курсах повышения квалификации для экипажей атомных подводных лодок и посещал ряд секретных объектов. Помимо этого он читал лекции и проводил консультации в Учебном центре ракетчиков имени Петра Великого, Морском научном комитете Главного штаба ВМФ. У Сутягина не было оформленного в установленном порядке допуска к гостайне, но у него были личные контакты среди секретоносителей. Компетентность его в среде профессионалов спецслужб не вызывала сомнений: один из своих докладов, в качестве военного аналитика, Сутягин писал для ФСБ. Обладая широким военно-техническим кругозором и не имея служебных ограничений на выезд за границу, Сутягин на конференции в Бирмингеме в мае 1998 года согласился с предложением о сотрудничестве без контракта с Шоном Киддом и Надей Локк, первый из которых представился главой фирмы Alternative Futures. По словам Сутягина, его вознаграждение должно было составлять сначала 700 фунтов стерлингов в месяц, а затем должно было увеличиться до 1000 фунтов. О сотрудничестве с иностранной фирмой своё руководство в Институте США и Канады Сутягин не уведомил.

Когда в отношении Сутягина начались следственные действия, фирма Alternative Futures внезапно пропала, а оба её учредителя, с которыми общался Сутягин - Шон Кидд и Надя Локк - бесследно исчезли. В прессе упоминалось, что российские журналисты вместе с английскими журналистами исследовали в Лондоне все возможные справочники, но не нашли никаких упоминаний о Шоне Кидде и Наде Локк.

В подтверждение выдвинутой следствием шпионской версии инцидента, ФСБ распространило запись одного из первых допросов Сутягина, фрагмент видеозаписи которого был распечатан в «Российской газете». На записи Сутягин рассказывает о знакомстве с Киддом: «Я предложил Интернет как способ передачи моих материалов. На что Шон Кидд сказал, что он заинтересован в эксклюзивной информации и не хотел бы, чтобы ею мог воспользоваться кто-то другой». Подобный метод общения, а также консультации, которых потребовала Alternative Futures, сильно насторожили Сутягина.

В 2001 году журналист «Российской газеты» Владимир Александров сообщил, что управление ФСБ по Калужской области познакомило его с видеозаписью рассказа Сутягина. Журналист цитирует воспоминание Сутягина о своих сильных подозрениях в отношении Нади Локк, что та является сотрудником спецслужбы, и о его мыслях отказаться от сотрудничества. Встречи Сутягина с Локк проходили в Бельгии, Венгрии, Великобритании, что, по оценкам экспертов, является стандартной практикой спецслужб. Локк задавала Сутягину вопросы об успехах российских подводников в обнаружении иностранных судов, о неакустических методах обнаружения целей, о вооружениях на российских атомных подводных лодках нового поколения, о преимуществах новых субмарин перед прежними модификациями, о возможных направлениях развития российских управляемых ракет класса «воздух-воздух», о модернизации истребителя МиГ-29 и другие специфические вопросы, для обсуждения которых собеседник должен обладать специальной подготовкой. Несмотря на возникшие сомнения в отношении контрагентов и чувство дискомфорта, Сутягин позже передумал отказываться. «Слишком велик был соблазн заработать», — пояснил на допросе Сутягин. Однако о том, что в действительности рассказал таинственным собеседникам Сутягин, какой именно ущерб чему и кому нанесён, объективных достоверных данных нет.

Позже Сутягин утверждал, что подполковник из калужского управления ФСБ "Юрий Иванович К." организовал видеозапись допроса Сутягина после необъявленного введения психотропного препарата, из-за которого жертва отвечает на вопросы, повинуясь воле следователя, а не собственному сознанию.

Уголовное дело

27 октября 1999 года в обнинской квартире Сутягина, накануне его планируемого вылета в Италию, был проведён обыск, в ходе которого у него было найдено 25 тыс. долларов. После этого он был допрошен - пока что в качестве свидетеля. Затем был проведён обыск в офисе Сутягина в Институте США и Канады.

29 октября 1999 года в отношении Сутягина было возбуждено уголовное дело по ст. 275 УК РФ и в тот же день к нему была применена мера пресечения в виде заключения под стражу. 5 ноября 1999 года Сутягину было предъявлено обвинение по ст. 275 УК РФ.

После окончания предварительного следствия уголовное дело поступило для рассмотрения в Калужский областной суд, по определению которого от 27 декабря 2001 года оно было возвращено прокурору для производства дополнительного расследования «в связи с существенным нарушением уголовно-процессуального закона, допущенным органом предварительного следствия, что привело к стеснению гарантированного законом права обвиняемого Сутягина И. В. на защиту».

При этом в определении Калужского областного суда записано: «Формулировка предъявленного обвинения… до такой степени неконкретна, что… совершенно непонятно, какую именно информацию подразумевает следствие.»

В 2003 году начался новый судебный процесс, на этот раз в Московском городском суде.

5 апреля 2004 года коллегия присяжных единогласно признала Сутягина виновным в том, что он в конце 1990-х за вознаграждение передавал секретные сведения предполагаемым разведчикам США Шону Кидд и Наде Локк, работавшим под прикрытием английской фирмы «Альтернатив фьючерс». В частности, присяжные утвердительно ответили на вопрос судьи: «Передавал ли Сутягин иностранцам сведения за деньги?».

По предположению военного обозревателя Павла Фельгенгауэра, Кидд и Локк могли быть сотрудниками американского Агентства Военной Разведки, однако в материалах уголовного дела упоминаний об этом нет.

7 апреля 2004 года Московский городской суд на основании вердикта коллегии присяжных приговорил Сутягина к 15 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Позже пресса отмечала, что процесс по делу Сутягина проходил с грубейшими нарушениями, а среди присяжных оказались агенты ФСБ.

С 2004 по 2010 год Сутягин отбывал наказание в колонии строгого режима в Архангельской области.

Пересмотр приговора

21 сентября 2012 года благодаря решению ЕСПЧ была начата процедура пересмотра приговора Президиумом Верховного суда. 26 сентября 2012 года Президиум Верховного суда РФ признал незаконным содержание Сутягина под стражей в период предварительного и судебного следствия с 1999 по 2004 годы, однако сам приговор к 15 годам лишения свободы за государственную измену суд признал законным и не подлежащим отмене.

Мнения об уголовном деле

Некоторые наблюдатели рассматривают эти нарушения как указания на то, что Сутягина осудили не за то, в чём его обвиняли, а за легальные связи с иностранцами. Некоторые учёные, правозащитники и оппозиционные журналисты высказывали мнение, что сведения из открытых источников не могут составлять государственную тайну, что рассматривается как доказательство необоснованности обвинений, поэтому они считают Сутягина политическим заключённым и жертвой политических репрессий. Осенью 2004 года, после появления в академической прессе статьи «Безальтернативное будущее Игоря Сутягина», группа российских ученых, деятелей культуры и правозащитников обратились с письмом к президенту России. Они просили главу государства помиловать Сутягина. Под формальным предлогом, письмо было возвращено одному из подписантов.

По утверждению журналиста Юлии Латыниной, Сутягин обвинён в шпионаже потому, что он в пользу некоей фирмы, зарегистрированной за границей, составлял инвестиционные отчеты о состоянии российской промышленности, но при этом «почему-то писал о боеспособности российских лодок и стратегических ядерных сил»:

Я вам честно скажу, что меня тоже иногда иностранные инвесторы просят чего-нибудь рассказать о том, как устроена российская экономика, но если ко мне придёт иностранный инвестор, который зарегистрирован на Гайане, называется «Пупкин и Кот», и почему-то его интересует не столько российская экономика, сколько российские подводные лодки, я честно скажу, я пойду в ФСБ, просто немедленно заложу эту компанию. <…> И понятно, что самого господина Сутягина, который действительно не имел доступа к государственным тайнам, пробивался составлением каких-то рефератов, довольно бессмысленных, надо обвинять не только в шпионаже в пользу США, но и в мошенничестве по отношению к американским налогоплательщикам. Тем не менее согласиться с тем, что господин Сутягин жертва режима, я не могу, скорее, он жертва собственной глупости и самонадеянности

.

Однако, по мнению журналиста, ФСБ не сумела собрать достаточных доказательств его вины. Латынина заявила, что если бы была присяжным по делу Сутягина, вынесла бы вердикт «невиновен».

Леонид Радзиховский утверждал, что Сутягин не передавал секретную информацию. По мнению Радзиховского, суд интерпретировал закон, квалифицируя действия Сутягина как преступные за передачу иных сведений, не секретных, но наносящих ущерб внешней безопасности России (что предусматривает ст. 275 УК РФ), подразумевая партнёров Сутягина представителями иностранной разведки. Согласно Радзиховскому, получение денег у иностранцев без договора указывает на преступный умысел получателя. По мнению Радзиховского, Сутягин прекрасно понимал, что работал на западную разведку.

В 2001 году эксперт по стратегическим вооружениям Сергей Бовин и военный эксперт по стратегическим космическим вопросам Леонид Килессо высказывали мнение, что переданные Сутягиным сведения составляли государственную тайну.

В апреле 2004 года правозащитная организация «Международная амнистия» назвала Сутягина политическим заключённым, к ней присоединился и ряд других организаций.

ЕСПЧ в 2008 г. частично отклонил, а частично принял к рассмотрению по существу жалобу Сутягина. В 2011 г. суд вынес решение, в котором усмотрел в деле Сутягина нарушения двух статей ЕКПЧ.

Освобождение и обмен

9 июля 2010 года президент России Д. А. Медведев подписал указы о помиловании четырёх граждан России, в том числе и Сутягина, удовлетворив их прошения о помиловании. Администрация президента РФ мотивировала принятие решения о помиловании тем, что все осуждённые признали свою вину и уже понесли суровое наказание (так, Сутягин к моменту помилования находился в местах лишения свободы около 11 лет). Помилование произведено в рамках операции по обмену четырёх граждан России, осуждённых за шпионаж в пользу США и Великобритании и отбывающих наказание в России, на десятерых граждан России, задержанных в США в июне 2010 года. Список российских заключённых для обмена был предложен американскими властями, причём обмен Сутягина назывался обязательным условием сделки. В прессе отмечалось, что глава ФСБ А. Бортников очень радовался, что США хлопотали за Сутягина: «Американцы попросту спалили Сутягина, и все узнали, что он действительно предатель», сообщил информагентствам представитель администрации президента РФ.

Сама операция «обмена шпионами», в результате которой Сутягин обрёл свободу, состоялась 9 июля 2010 года в аэропорту Вены, куда все лица, подлежащие обмену, были доставлены самолётами из США и России. Согласно заявлению Министерства иностранных дел России, Служба внешней разведки и Центральное разведывательное управление США при достижении соглашения об обмене действовали «исходя из соображений гуманитарного характера и развития конструктивного партнёрства». Из Вены Сутягин вылетел в Лондон.

Представляющая интересы Сутягина адвокат Анна Ставицкая заявила, что её подзащитный просил её донести до общественности, что несмотря на сложившиеся обстоятельства, Сутягин продолжает считать себя невиновным.

С 2010 года Игорь Сутягин живёт в Великобритании, где продолжает заниматься исследовательской деятельностью, являясь старшим научным сотрудником Королевского института оборонных исследований в Лондоне , а его родители, жена Ирина Мананникова и две дочери, Оксана и Анастасия — в России. У Игоря также есть младший брат Дмитрий (р.1970).

У Сутягина осталось российское гражданство, и юридических препятствий для его возвращения в Россию не существует. Сам он намеревался приехать на родину, однако выражал опасения, что ступив на российскую землю, при определённых обстоятельствах вновь может стать обвиняемым.

См. также

• Обвинения учёных РФ в шпионаже и разглашении государственной тайны
• Данилов, Валентин Владимирович
• Кайбышев, Оскар Акрамович
• Чапман, Анна Васильевна

Ссылки

• [www.sutyagin.ru www.sutyagin.ru — Персональный сайт Игоря Сутягина]
• Определение Калужского областного суда (27.12.2001) по делу Сутягина
• Сутягин, Игорь — статья в Лентапедии. 2012 год.
• [www.moscowuniversityclub.ru/home.asp?artId=10378 Интервью с Сутягиным (2010)]
• [meduza.io/feature/2016/03/11/eto-ne-bylo-pohozhe-na-film-s-tomom-henksom «Это не было похоже на фильм с Томом Хэнксом»: Интервью Игоря Сутягина, отсидевшего за шпионаж и обменянного на русских разведчиков — Meduza]

Отрывок, характеризующий Сутягин, Игорь Вячеславович

В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.