Сухарто

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сухарто, Мухаммед»)
Перейти к: навигация, поиск
Это имя — индонезийское; здесь «Сухарто» — личное имя, а фамилии у этого человека нет.
Хаджи Мухаммед Сухарто
Haji Muhammad Soeharto<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Индонезии
27 марта 1968 года — 21 мая 1998 года
Вице-президент: пост вакантен (1967—72)
Хаменгкубувоно IX (1972—77)
Адам Малик (1978—83)
Умар Вирахадикусума (1983—88)
Судармоно (1988—93)
Три Сутрисно (1993—98)
Бухаруддин Юсуф Хабиби (1998)
Предшественник: Сукарно
Преемник: Бухаруддин Юсуф Хабиби
Министр обороны Индонезии
28 марта 1966 года — 9 сентября 1971 года
Президент: Сукарно
он сам
Предшественник: Абдул Харис Насутион
Преемник: Мараден Пангабеан
Главнокомандующий Вооружёнными силами Индонезии
июнь 1968 года — 28 марта 1973 года
Предшественник: должность восстановлена; Судирман (как Главнокомандующий Национальной армией Индонезии; 1945-1950), Абдул Харис Насутион
(как Начальник штаба Национальной армии Индонезии; 1962-1966)
Преемник: Мараден Пангабеан
Начальник штаба Сухопутных войск Индонезии
14 октября 1965 года — 1 мая 1967 года
Предшественник: Ахмад Яни,
Праното Рексосамодра[id] (и.о.)
Преемник: Мараден Пангабеан
Генеральный секретарь Движения неприсоединения
7 сентября 1992 года — 20 октября 1995 года
Предшественник: Добрица Чосич
Преемник: Эрнесто Сампер
 
Вероисповедание: Ислам, суннитского толка
Рождение: 8 июня 1921(1921-06-08)
д. Кемусук, деса Аргомульё, район Годеан, султанат Джокьякарта, Голландская Ост-Индия
Смерть: 27 января 2008(2008-01-27) (86 лет)
Джакарта, Индонезия
Место погребения: Мавзолей «Астана Гирибангун», Суракарта
Отец: Кертосудиро
Мать: Сукира
Супруга: Сити Хартинах
Дети: 3 сына и 3 дочери
Партия: Голкар
Профессия: Военный
 
Военная служба
Годы службы: 1940—1976
Звание: Генерал-лейтенант (1966)
«Большой генерал» (1997)
Сражения: Война за независимость Индонезии
 
Автограф:
 
Награды:

Хаджи́ Муха́ммед Суха́рто (Suharto (инф.)) (индон. Haji Muhammad Soeharto, Haji Muhammad Suharto, яв. Haji Muhammad Soeharto; 8 июня 1921, Кемусук — 27 января 2008, Джакарта) — индонезийский военный и государственный деятель. Генерал-лейтенант (1966); в 1997 году ему было присвоено специально учреждённое воинское звание «Большой генерал» (индон. Jenderal Besar). Второй президент Индонезии — в 1966 году, согласно указу президента (англ.)русск. Сукарно, получил право действовать от его имени, после отставки Сукарно был временно исполняющим обязанности президента с 1967 по 1968 год, официально занимал пост президента с 1968 по 1998 год. Также занимал посты начальника штаба и главнокомандующего Вооружёнными силами, министра обороны. С 1974 по 1998 год — председатель блока «Голкар». С 1992 по 1995 год — генеральный секретарь Движения неприсоединения.





Особенности имени

Как и многие яванцы, Сухарто не имел фамилии (англ.)русск.[1], «Сухарто» — его единственное имя, полученное при рождении. Буквальное значение имени — «хорошее имущество» (яв. Su — хороший и яв. Harto — имущество, добро́, то есть «богатый»). Имя «Мухаммед» было принято им в конце жизни — в 1991 году, после совершения паломничества в Мекку вместе с традиционной в подобных случаях приставкой «хаджи». Кроме того, встречается двоякое написание его имени: как Soeharto — в соответствии с нормами индонезийского языка, существовавшими до 1970-х годов, по которым звук «у» передавался диграфом «ое», и как Suharto — в соответствии с современными нормами индонезийского.

В соответствии с индонезийскими социокультурными традициями, исключительно популярной формой обращения к Сухарто, фигурировавшей в годы его правления как в СМИ, так и на официальном уровне, было Пак Ха́рто (индон. Pak Harto) — представляющее собой обычное для индонезийцев обращение к зрелому мужчине «Pak» (буквально — отец, папаша) в сочетании с традиционной для яванцев сокращённой формой личного имени. В западной и — реже — индонезийской публицистике фигурировал под прозвищем Улыбающийся генерал (англ. Smiling General, индон. Sang Jenderal yang Tersenyum)[2].

Ранние годы жизни

Родился 8 июня 1921 года в яванском посёлке Кемусук (англ.)русск., входящем в состав низовой административной единицы (десы) Аргомульё, которая в то время входила в состав района Годеан (в настоящее время входит в состав района Седаю округа Бантул особого округа Джокьякарта). Кемусук находится в 15 километрах от города Джокьякарта — столицы султаната Джокьякарта и культурного центра яванцев[3]. В то время Джокьякарта входила в состав Голландской Ост-Индии. Будущий президент происходил из простой яванской семьи. У его отца Кертосудиро (яв. Kertosudiro) было, кроме Сухарто, двое детей от первого брака. Мать Сукарто, Сукира (яв. Sukirah) была потомком султана Хаменгкубувоно V и его первой наложницы[4] .

Отсутствие данных о раннем периоде жизни Сухарто породило различные слухи о его происхождении. В частности, высказывались версии о том, что Сухарто — незаконнорожденный сын джокьякартского аристократа, а также о том, что его настоящий отец — торговец, происходящий из индонезийских китайцев[5]. Биограф Сухарто Роберт Элсон (англ.)русск. полагает, что эти слухи не могут быть полностью опровергнуты, однако нужно принять во внимание, что многие из этих слухов имеют политический подтекст[5].

Спустя пять недель после рождения Сухарто отдали на попечение его бабушки, Кромодирьо (индон. Kromodiryo)[6]. Вскоре Кертосудиро и Сукирах развелись, позже оба вступили в повторный брак. В возрасте трех лет бабушка вернула Сухарто матери, которая к тому времени вступила в повторный брак с местным фермером. В 1929 году отец Сухарто забрал мальчика к себе. Некоторое время будущий президент жил с отцом, его сестрой и её мужем Правировихарджо (индон. Prawirowihardjo) в городе Вурьянторо (индон.)русск.[6]. В следующие два года мальчик несколько раз менял место жительства, переезжая от отца к матери и обратно[7].

Правировихарджо многое сделал для того, чтобы его племянник получил хорошее образование. Сначала Сухарто обучался в яванской средней школе «Sekolah Rakjat» в Воногири (англ.)русск., а затем в средней школе мусульманской организации «Мухаммадия» в Джокьякарте. Там Сухарто, кроме прочего, обучался древнеяванским магическим искусствам у местного дукуна (индон. dukun — гуру). Во время своего пребывания на посту президента Сухарто часто использовал тайный язык древних яванцев, которому научился в молодости[3].

В 1939 году, после окончания средней школы, Сухарто устроился на работу клерком в местное отделение «Народного банка» (нидерл. Volksbank) в Вурьянторо (индон.)русск., но вскоре был вынужден уволиться из-за того, что его единственный рабочий костюм был порван в результате велосипедного наезда[8]. Чтобы избежать безработицы, он заключил краткосрочный контракт (нидерл. Kortverband) с Королевской Голландской Ост-Индской армией — к этому времени, в связи с нехваткой кадров и оккупацией Нидерландов Третьим Рейхом, представители коренного населения, в том числе и яванцы, стали допускаться к армейской службе[9].

Армейская карьера

Служба в колониальной армии

Основная статья: Королевская голландская ост-индская армия

Датой начала военной службы Сухарто считается 1 июня 1940 года[10]. Начальную военную подготовку он получил в военной школе форта Кочиус (индон. Fort Cochius) в Гомбонге, в 120 километрах к западу от Джокьякарты. После завершения обучения Сухарто был определён в XIII батальон, расквартированный в Рампале (индон.)русск., недалеко от Маланга. Во время службы Сухарто переболел малярией. Позже его направили в Гомбонг для дальнейшего обучения. В конце 1941 года, по окончании училища для младших командиров (нидерл. Kaderschool), он получил звание сержанта[11].

Служба при японской оккупации

В 1942 году, после начала японского вторжения в Индонезию, Сухарто получил назначение в Бандунг, где должен был служить в резерве, однако японцы заняли город прежде, чем он успел прибыть к месту службы. Чтобы избежать интернирования, он ушёл из голландской колониальной армии и вернулся в Вурьянторо как частное лицо. 1 ноября 1942 года Сухарто вступил в ряды индонезийских полицейских сил, сформированных под руководством японцев[9]. После трёх месяцев обучения, он был назначен помощником инспектора (яп. 警部補 кэйбухо) Джокьякарты[12].

В октябре 1943 года Сухарто был переведён на службу в сформированное японцами из индонезийцев ополчение ПЕТА (индон. Pembela Tanah Air, PETA — «Защитники Родины»). Пройдя обучение в учебном центре PETA в Богоре, он был назначен командиром взвода (яп. 小団長 сё:дантё:). Индонезийские воинские формирования, созданные при японской оккупации, обучались по кодексу самураев «бусидо» (в варианте, приспособленном японцами для Индонезии). Во время службы в армии Сухарто увлёкся националистическими идеями и стал убеждённым сторонником независимости Индонезии[13]. Биограф Сухарто О. Э. Рудер (англ. O.E.Roeder) в своей книге «Улыбающийся генерал» (англ. The Smiling General) пишет, что он часто был жесток по отношению к сослуживцам и мирным жителям, но в то же время не имел склонности к излишнему проявлению насилия. Сослуживец Сухарто, японский лейтенант Накамото Йошиюки (яп. Nakamoto Yoshiyuki) описывает его как скромного и умного офицера, никогда не терявшего контроль над собой[14].

В 1944 году Сухарто был переведён в Ватес (индон.)русск. (индон. Wates) — город, расположенный недалеко от Джокьякарты. Позже он был отправлен на трёхмесячное обучение в Богор, получив в августе 1944 года назначение на должность командира роты (яп. 中団長 тю:дантё:). С 1944 по 1945 год Сухарто руководил обучением новобранцев в Джакарте, Суракарте и Мадиуне. В марте 1945 года его перевели в восточнояванский город Бребег (индон.)русск. (индон. Brebeg). 15 августа, после капитуляции японских войск, Бребег перешёл под контроль Индонезии, через два дня официально провозгласившей свою независимость. Сухарто продолжил службу в индонезийской армии.

Война за независимость Индонезии

Основная статья: Война за независимость Индонезии

17 августа 1945 года была провозглашена независимость Индонезии; президентом нового государства стал Сукарно, вице-президентом — Мохаммад Хатта. На следующий день, 18 августа, подразделение, в котором служил Сухарто в Бребеге, было расформировано, и он вернулся в Джокьякарту, где несколько дней спустя был зачислен в местное подразделение вооружённых сил нового государства, которые были учреждены 22 августа под названием «Служба народной безопасности» (СНБ; индон. Badan Keamanan Rakjat) и переименованы 5 октября в «Национальную армию Индонезии» (НАИ; индон. Tentara Nasional Indonesia)[15]. Вскоре Сухарто был назначен заместителем начальника джокьякартского подразделения СНБ Умара Сламета (индон. Oemar Slamet). В начале октября силы СНБ под командованием Сламета и Сухарто захватили японские казармы в джокьякартском районе Котабару. Позднее Сухарто был назначен начальником джокьякартского подразделения СНБ; под его руководством был осуществлён захват аэродрома Магуво (ныне Международный аэропорт Адисуципто (англ.)русск.) — захваченные самолёты стали основой Индонезийских ВВС[16].

После того, как СНБ была реорганизована в Национальную армию Индонезии, подразделение Сухарто было включено в состав 9-й дивизии, расквартированной в Джокьякарте под командованием полковника Сударсоно (индон. Soedarsono). Сам Сухарто, учитывая его прошлые заслуги, был назначен командующим 10-м батальоном, также ему было присвоено звание майора[15]. 19 октября 49-я британская бригада захватила портовый город Семаранг и начала наступление на Джокьякарту. Целями британского вторжения были освобождение британских военнопленных, находившихся в Индонезии во время Второй мировой войны и интернирование японских военнослужащих. Также Великобритания поддерживала стремление Нидерландов восстановить контроль над Индонезией. В ноябре 1945 года в районе Амбаравы (англ.)русск. и Магеланга произошло сражение между британскими войсками и силами Национальной армии Индонезии[17].

12 декабря индонезийские войска под командованием полковника Судирмана начали наступление на позиции британских войск. Батальон Сухарто занял город Баньюбиру (англ.)русск.. Несмотря на то, что британцы проводили массированные артобстрелы и бомбардировки города, батальон удерживал Баньюбиру в течение четырёх дней. 16 декабря британские войска, опасаясь окружения, отступили из Амбаравы в Семаранг, в результате чего вся Центральная Ява, за исключением Семаранга и прилегающей территории, перешла под контроль НАИ. 18 декабря 1945 года в Джокьякарте состоялась конференция НАИ, на которой Сухарто, как один из наиболее отличившихся офицеров, получил назначение на должность командира 3-го полка 9-й дивизии и повышен в звании до подполковника[18].

В январе 1946 года 9-я дивизия, в которой служил Сухарто, была объединена с 5-й дивизией в новую 3-ю дивизию под командованием полковника Сударсоно. 12 марта 1946 года голландская бригада «Т» (нидерл. Tijger) высадилась в Семаранге и, после вывода оттуда британских войск, взяла город под свой контроль. 17 марта бригада «Т» начала наступление на индонезийские войска, расположенные в окрестностях Семаранга. Индонезийцам удалось остановить британское наступление; во время этого сражения подполковник Сухарто вновь отличился[19].

В середине 1946 года правительство Индонезии, возглавляемое Сутаном Шариром, вступило в мирные переговоры с голландцами. Это вызвало недовольство в широких слоях армии и гражданского населения; сторонники продолжение войны вошли в оппозиционное объединение «Единство борьбы» (индон. Persatoean Perdjoangan), возглавляемое одним из лидеров компартии Таном Малака и поддерживаемое Судирманом. 27 июня 1946 года «Единство борьбы» организовало похищение Шарира, который в тот момент находился в Джокьякарте. Похищение было организовано командующим 3-й дивизией полковником Сударсоно и командующим джокьякартским гарнизоном майором Джусуфом (индон. Joesoef): позже Сударсоно утверждал, что приказ о похищении был отдан Судирманом. Президент Сукарно приказал начальнику штаба 3-й дивизии Умару Джою (индон. Oemar Djoy) и подполковнику Сухарто арестовать офицеров, организовавших похищение, в том числе и их непосредственного командира Сударсоно[19]. Однако Сухарто не выполнил приказ и не произвёл ареста Сударсоно — полковник был арестован 3 июля в президентской резиденции в Джокьякарте, куда он прибыл с визитом к Сукарно. Вскоре после его ареста премьер-министр Шарир был освобождён; также была пресечена попытка похищения вице-президента Мохаммада Хатты и министра обороны Амира Шарифуддина[19].

В августе 1946 года Сухарто был назначен командующим 22-го полка 3-й дивизии, которую возглавил Бамбанг Сугенг (индон. Bambang Soegeng). В конце 1946 года полк Сухарто оборонял от наступающих голландских войск район Амбаравы. Роберт Элсон (англ.)русск.в своей книге «Сухарто: Политическая биография» (англ. Suharto: A Political Biography) утверждает, что в этот период Сухарто получал доход от провоза наркотиков по территории, контролируемой его подразделением[20].

21 июля 1947 года голландские войска начали крупномасштабное наступление против войск Республики Индонезия, полк Сухарто был вынужден оставить Амбараву и Салатигу. 4 августа Совет Безопасности ООН принял резолюцию, в которой потребовал от Нидерландов прекратить военные действия в Индонезии.

После подписания Ренвилльского соглашения о прекращении огня, Сухарто некоторое время служил на юге области Кеду (англ.)русск., затем был вновь переведён в Джокьякарту, где получил назначение на должность командира 3-го полка 10-й бригады. В конце 1948 года он, встретился в восточнояванском городе Мадиун с руководителями коммунистического мятежа, впоследствии подавленного вооруженными силами, сохранившими верность правительству Сукарно.

19 декабря 1948 года голландцы начали новое наступление, в результате которого была захвачена большая часть Явы, а также взяты в плен Сукарно и Хатта. В это время подразделение, которым командовал Сухарто, было расквартировано в Пурвореджо (англ.)русск. и не смогло остановить продвижения голландских войск на Джокьякарту — вскоре этот город, временная столица Индонезии, был взят голландцами без боя[20].

После падения Джокьякарты индонезийская армия перешла к тактике партизанской войны. 10-я бригада была разделена на два подразделения: два её батальона были переброшены в область Кеду, а другие два, под командованием Сухарто, были размещены на холмах Менорех (индон. Menoreh), недалеко от Джокьякарты. Это соединение получило название Wehrkreise III, в его задачу входило ведение партизанской войны в окрестностях Джокьякарты.

В 1948—1949 годах подразделение Сухарто совершило несколько успешных рейдов в тылу голландских войск, самые значительные из которых состоялись 29 декабря 1948 года, 9 января 1949 года, в середине января 1949 года и в середине февраля 1949 года. В период с декабря 1948 по январь 1949 года потери голландцев в результате рейдов Сухарто составили 44 убитых и 152 раненых. 1 марта 1949 года силы Сухарто и подразделения местной милиции начали генеральное наступление (индон. Serangan Umum) на Джокьякарту; им удалось захватить часть города и несколько часов удерживать её за собой[21]. Гражданское население города поддержало действия партизан.

В период президентства Сухарто в индонезийской публицистике была распространена версия о том, что Сухарто единолично руководил Джокьякартской операцией, однако ей также руководили султан Джокьякарты Хаменгкубувоно IX и командующий 3-й дивизией полковник Бамбанг Сугенг (индон. Bambang Sugeng). События в Джокьякарте вновь привлекли внимание мирового сообщества к событиям в Индонезии — Совет Безопасности ООН потребовал от Нидерландов прекратить военные действия и возобновить переговоры.

7 мая 1949 года было подписано соглашение Рума — ван Ройена (англ.)русск., по условиям которого военные действия между голландскими и индонезийскими войсками вновь прекращались[22]. Согласно этому соглашению, Джокьякарта вновь переходила под индонезийский контроль, также голландцы обязались освободить всех руководителей Индонезии, взятых ими в плен, в том числе Сукарно, Хатту и Судирмана. Сухарто было поручено сопровождать Судирмана, больного туберкулёзом, из области Воносари (индон. Wonosari) в Джокьякарту, где проходил парад 10-й бригады.

После того, как 27 декабря 1949 года Нидерланды официально признали независимость Индонезии, 10-я бригада, в которой служил Сухарто, была переименована в 3-ю бригаду и расквартирована в Джокьякарте и в центральнояванских районах Пурвореджо и Кебумен.

Служба в 1950-х годах

Вскоре после достижения независимости Сухарто был назначен командиром 3-й бригады и повышен в звании до полковника. В апреле 1950 года 3-я бригада участвовала в подавлении сепаратистского мятежа в Восточной Индонезии, известного как Макассарское восстание (англ.)русск.[23]. Во время пребывания в Макассаре Сухарто жил по соседству с семьёй Хабиби, старший сын которых, Бухаруддин Юсуф Хабиби, был в 1998 году избран вице-президентом страны, а после отставки Сухарто стал президентом.

В ноябре 1951 года Сухарто был назначен командующим бригадой «Прагола» (индон. Pragola), базирующейся в Салатиге, к северу от Джокьякарты. Через месяц после его назначения на эту должность, 426-й батальон бригады «Прагола» присоединился к восстанию, поднятому в Центральной Яве мусульманской организацией «Даруль Ислам» (англ.)русск.. В январе 1952 года Сухарто был поручен разгром мятежного батальона. В результате крупномасштабной военной операции батальон был разгромлен; окончательно Центральная Ява была очищена от мятежников в 1957 году в результате серии операций, проведённых генералом Ахмадом Яни[24].

В ноябре 1956 года Сухарто был назначен командующим дивизией Дипонегоро (англ.)русск., расквартированной в Центральной Яве. В 1957 году, после того, как президент Сукарно ввёл в стране военное положение, Сухарто получил полномочия военного администратора Центральной Явы. В 1958 году дивизия Сухарто участвовало в подавлении восстания в Центральной Суматре и Северном Сулавеси[25].

В конце 1950-х годов Сухарто знакомится с китайскими предпринимателями Судоно Салимом (англ.)русск. и Бобом Хасаном (англ.)русск., ставшими во время его президентства его приближёнными и одними из самых влиятельных людей в Индонезии. С помощью своих офицеров, будущих помощников президента — майоров Джога Сугама (индон. Joga Sugama), Суджоно Хумардани (индон. Sudjono Humardani) и Али Муртопо (индон. Ali Murtopo), Сухарто создал два военных фонда (индон. Jajasan), в которые направлялись сборы с местных предриятий. Средства из этих фондов шли на удовлетворение нужд Судоно Салима и Боба Хасана, на выплату жалования солдатам и офицерам дивизии Дипонегоро, а также на кредитование крестьян и малообеспеченных горожан. В начале 1959 года капитал фондов Сухарто оценивался в 35 381 935 индонезийских рупий (около 786 265 долларов США)[26].

Незаконная деятельность Сухарто привлекла внимание начальника центральнояванской полиции подполковника Сунарджо Тиртонегоро (индон. Sunarjo Tirtonegoro), который донёс на него высшему командованию армии. Главнокомандующий Насутион послал в Центральную Яву генерального инспектора армии бригадного генерала Сунгконо (индон. Sungkono) для расследования этого дела. По итогам расследования Сухарто были предъявлены обвинения в систематическом злоупотреблении властью и нецелевом использовании средств. 14 ноября 1959 года Сухарто был смещён с поста командующего дивизией Дипонегоро, его сменил генерал Гатот Суброто (англ.)русск.. Командование армии приняло во внимание его прошлые заслуги, он не только не был уволен из армии, но и зачислен в Академию Генерального штаба в Бандунге[22].

Во время обучения в Академии Сухарто получил возможность заполнить пробелы в своём образовании — высшего образования он не получил. Многие офицеры, с которыми он познакомился в Бандунге, в частности заместитель ректора Академии полковник Суварто (индон. Suwarto), считали, что индонезийское общество ещё недостаточно развито для того, чтобы противостоять растущему влиянию коммунизма, и что полномочия армии должны быть значительно расширены для поддержания стабильности в обществе. 17 декабря 1960 года Сухарто защитил дипломную работу по теме «Территориальная война как концепция обороны Индонезии» (англ. Territorial Warfare as conception of Indonesian defence).

Служба на высших командных должностях

В марте 1961 года Сухарто был назначен командующим вновь созданного Главного армейского резерва (индон. Tjadangan Umum Angkatan Darat (TJADUAD)) — сил быстрого реагирования в составе индонезийской армии. В 1963 году Главный армейский резерв был переименован в Командование армейского стратегического резерва (индон. Komando Strategis Angkatan Darat, KOSTRAD). Находясь в должности командира KOSTRAD, Сухарто учредил фонд «Дарма Путра» (индон. Jajasan Kesedjahteraan Sosial Darma Putra[27]), через который в деловых кругах собирались обильные пожертвования, направлявшиеся — по крайней мере, формально — на нужды социального обеспечения военнослужащих и их семей. Позже Сухарто стал владельцев таких предприятий как авиакомпания «Mandala Airlines» (англ.)русск.(основана в 1969 году) и банк «Винду Кентджана» (индон. Windu Kentjana, основан в 1967 году, управлялся Судоно Салимом) — позже этот банк вошёл в состав Bank Central Asia, ныне одного из крупнейших банков Индонезии. Прибыль от этих предприятий поступала в фонд «Дарма Путра»[3][28].

19 декабря 1961 года президент Сукарно заявил, что Нидерланды готовят провозглашение квази-независимого государства в Западном Ириане — индонезийской территории, удерживаемой голландцами[3]. 2 января 1962 года по распоряжению Сукарно было создано территориальное командование «Мандала» (индон. Komando Mandala), включавшее в себя несколько военных округов Восточной Индонезии со штаб-квартирой в Макассаре. Основной задачей новой структуры была провозглашена борьба за возвращение Западного Ириана. Командующим «Мандала» был назначен Сухарто, одновременно ему было присвоено звание генерал-майора. «Мандала» занималась организацией партизанской войны в Западном Ириане — на Новую Гвинею было переброшено около трёх тысяч солдат, также готовилась десантная операция по захвату Западного Ириана (операция «Джаявиджая» — индон. Operasi Djajawidjaja), для участия в которой на острове Биак было сосредоточено 20 тысяч солдат. Однако, после подписания в августе 1963 года Нью-Йоркского соглашения (англ.)русск., согласно которому Западный Ириан должен был перейти Индонезии, нужда в десантной операции отпала. 1 октября 1962 года Западный Ириан перешёл временный контроль ООН (англ.)русск., а 1 мая 1963 года был официально передан Индонезии — в этот день в столице Западного Ириана, городе Голландия (ныне Порт-Нумбай) состоялся военный парад, которым командовал Сухарто[29] .

В 1964 году обострились отношения между Индонезией и недавно созданной Федерацией Малайзии, которую Сукарно назвал «марионеточным государством империалистической Великобритании». Причиной конфликта было вхождение в состав Малайзии Саравака и Сабаха, на территорию которых претендовала Индонезия. В январе 1965 года в целях координации действий индонезийских войск, участвовавших в конфронтации с Малайзией, было создано командование «Мандала Сиага» (индон. Komando Mandala Siaga (KOLAGA)). Первым заместителем командующего «Мандала Сиага» был назначен Сухарто. Индонезия оказывала поддержку Коммунистической партии Северного Калимантана (англ.)русск., что вызывало у многих военных, в том числе и у Сухарто, негативное отношение к конфликту, связанное с боязнью усиления компартии в своей стране. В конце 1964-начале 1965 года Сухарто и его ближайший сподвижник подполковник Али Муртопо (англ.)русск. начали секретные переговоры о перемирии с малайзийским правительством[30].

Попытка государственного переворота 30 сентября 1965 года и приход к власти

Основные статьи: Движение 30 сентября, Свержение Сукарно

В ночь с 30 сентября на 1 октября 1965 года в Индонезии организацией "Движение 30 сентября"[31] была предпринята попытка государственного переворота. Подразделения полка президентской охраны, при поддержки двух батальонов, прибывших с Центральной и Восточной Явы, арестовали и расстреляли шесть генералов, занимавших ключевые позиции в командовании сухопутными войсками; также они планировали ликвидировать начальника штаба армии генерала Насутиона, но ему удалось скрыться. Повстанцами были заняты столичная площадь Медан Мердека (индон. Medan Merdeka — площадь свободы) и джакартская радиостанция; утром 1 октября один из лидеров восставших, подполковник Унтунг Шамсури объявил по радио о свержении Сукарно и о переходе всей полноты власти к Революционному Совету. К этому времени Сухарто стал наиболее высокопоставленным лицом в командовании вооружённых сил[32][33].

Утром 1 октября Сухарто, как командующий KOSTRAD, взял на себя командование операцией по подавлению мятежа. К вечеру 1 октября подразделения индонезийской армии, верные правительству, взяли столицу под свой контроль. В своём радиообращении к нации Сухарто назвал участников «Движения 30 сентября» контрреволюционерами и заявил, что армия сделает всё для разгрома мятежников и защиты президента Сукарно[34]. Вскоре несколько батальонов в Центральной Яве, выступивших на стороне мятежников, перешли на сторону правительства[35]. Оставшиеся мятежники укрылись на авиабазе Халим (индон. Halim), также там находились президент Сукарно, командующий ВВС Омар Дани и лидер Коммунистической партии Индонезии Дипа Айдит — позже они были обвинены в соучастии мятежу.[36]. Сухарто предъявил лидерам «Движения 30 сентября» ультиматум, потребовав от них немедленно прекратить сопротивление.

Ко 2 октября мятеж был окончательно подавлен[35][36]. В настоящее время существует две основные версии того, кто был организатором Движения 30 сентября. Согласно одной из них, принятой в официальной индонезийской историографии во время правления Сухарто, переворот был организован Коммунистической партией и поддержан Сукарно. Согласно другой версии, неудавшуюся попытку переворота использовал Сухарто с целью захвата власти.

После подавления мятежа Сухарто и армейское командование обвинили в организации переворота компартию — сначала в Джакарте, а затем и в провинции начались антикоммунистические погромы и массовые казни коммунистов. В некоторых регионах страны были организованы отряды из числа местных жителей, которые вместе с армейскими подразделениями, участвовали в репрессиях[37]. Не менее полумиллиона человек было убито[38][39][40][41],около полутора миллионов — арестовано[42].

2 октября Сукарно назначил Сухарто главнокомандующим армией. 1 ноября было сформировано командование «Копкамтиб» (англ.)русск. (индон. Kopkamtib, от индон. Komando Operasi Pemulihan Keamanan dan Ketertiban — Оперативное командование по восстановлению безопасности и порядка), которое также возглавил Сухарто[43]. К январю 1966 года компартия была полностью разгромлена. К этому времени власть фактически перешла к высшему армейскому командованию во главе с Сухарто, хотя Сукарно продолжал формально оставаться президентом[44][45].

1 февраля 1966 года Сухарто было присвоено звание генерал-лейтенанта, вскоре он был назначен министром обороны[46]. 11 марта 1966 года Сукарно подписал декрет, известный как «Суперсемар» (англ.)русск. (индон. Supersemar, от индон. Surat Perintah Sebelas Maret — Указ от 11 марта), согласно которому Сухарто получал право «действовать от имени президента»[45]. 12 марта 1967 года Временный народный консультативный конгресс (ВНКК) отстранил Сукарно от должности президента, назначив Сухарто исполняющим обязанности президента (англ.)русск.[47]; бывший президент был помещён под домашний арест[48]. 27 марта 1968 года на специальной сессии ВНКК Сухарто был официально избран на пост президента Индонезии[49].

Президентство

Первоначально командование вооружённых сил рассматривало Сухарто в качестве переходной фигуры, надеясь позже отстранить его от власти, однако он сумел удержать власть[50]. Сухарто назвал своё правление «Новым порядком» (англ.)русск. (индон. Orde Baru), подчёркивая его отличия от «Старого порядка» — правления Сукарно. Весь период его президентства большое влияние на жизнь страны оказывала армия, представители вооружённых сил постоянно входили в состав кабинета министров, парламента — Народного консультативного конгресса, а также руководства правительственной партии «Голкар»[48][51].

В целях поддержания порядка внутри страны, Сухарто значительно увеличил финансирование государственного аппарата. Значительно увеличилось влияние вооружённых сил, которые стали ведущей политической силой в Индонезии. Были наделены широкими полномочиями «Копкамтиб» и Государственный комитет по координации разведывательной деятельности (индон. Badan Kordinasi Intelijen Negara (BAKIN)). В целях улучшения снабжения населения рисом и другими товарами, поставляемыми Агентством США по международному развитию, был создан Государственный комитет по логистическому обеспечению (англ.)русск. (индон. Badan Urusan Logistik (BULOG)).

После прихода к власти Сухарто произошли серьёзные изменения во внешней политике Индонезии. Субандрио, министр иностранных дел при Сукарно, был смещён со своего поста и приговорён к пожизненному заключению, его место занял Адам Малик. Вскоре были восстановлены нормальные дипломатические отношения с Малайзией и США; Индонезия, вышедшая из ООН в 1965 году, вновь вернулась в эту организацию. Дипломатические отношения с КНР, активно развивавшиеся до 1965 года, были разорваны и вновь восстановлены лишь в 1990 году. В 1967 году Индонезия стала одним из основателей АСЕАН[52]. Основным принципом индонезийской внешней политики был официально провозглашён нейтрализм[3].

В 1965 году был создан блок «Секбер Голкар» (индон. Sekber Golkar, от индон. Sekretariat Bersama Golongan Karya — Объединённый секретариат функциональных групп; также известен под сокращённым названием «Голкар» (индон. Golkar, от индон. Golongan Karya — Функциональные группы) — проправительственное объединение, включающее в себя множество различных организаций; с 1974 года председателем «Голкар» был Сухарто[3] .

В 1967 году был принят документ, названный «Основные меры для решения проблемы китайцев в Индонезии» и ряд других документов, согласно которым были закрыты все газеты на китайском языке, кроме одной, и большая часть китайских школ. Китайцам также было запрещено проводить религиозные церемонии и говорить на своём языке за пределами своих домов, им рекомендовали сменить свои китайские имена на индонезийские[53]. После отставки Сухарто индонезийским китайцам была возвращена большая часть прав, которые они имели до 1967 года[54].

К 1968 году правительству Сухарто удалось обуздать гиперинфляцию, были приняты меры по привлечению иностранных инвестиций. Иностранные компании получили право на разработку полезных ископаемых Индонезии, страна начала получать помощь от Всемирного банка, Агентства США по международному развитию, крупных транснациональных корпораций и транснациональных банков[55]. Кроме добычи полезных ископаемых, иностранный капитал также сыграл большую роль в развитии индонезийской промышленности.

В 1969 году, в соответствии с Нью-Йоркским соглашением (англ.)русск., в Западном Ириане был проведён референдум по вопросу о государственной принадлежности. В голосовании, названном индонезийскими СМИ «Акт о свободном выборе» (англ.)русск. (индон. Penentuan Pendapat Rakyat, (PEPERA)), участвовали не все жители Западного Ириана, а только специально избранные делегаты, которые проголосовали за сохранение этой территории в составе Индонезии. В связи с тем, что в референдуме участвовало не всё население Западного Ириана, местные сепаратисты отказались признать законность голосования[56].

К началу 1970-х годов индонезийская экономика полностью оправилась от кризиса, вызванного событиями 1965 года. В течение всего президентства Сухарто, вплоть до экономического кризиса 1997 года, экономика Индонезии находилась в состоянии роста. За это время существенно повысился уровень жизни населения, начала осуществляться программа планирования семьи[3][52]. Однако, несмотря на предпринимаемые правительством меры по борьбе с бедностью, в середине 1990-х годов, четыре из пяти индонезийцев жили на доход менее одного доллара в день[57].

В 1970 году в Индонезии начались массовые студенческие волнения, участники которых требовали от правительства активизировать борьбу с коррупцией. Эти волнения были разогнаны силами правопорядка, их организаторы арестованы. Специально созданная правительственная комиссия провела расследование, которое выявило множество случаев коррупции; из них были официально признаны президентом только два случая. Официальные итоги расследования не были опубликованы.

В 1973 году по инициативе Сухарто было сокращено число политических партий и сформированы две крупные партии — Демократическая партия Индонезии, объединившая партии националистической и христианской ориентации, и Партия единства и развития, объединившая партии мусульманской ориентации[5]. В выборах в индонезийский парламент — Народный консультативный конгресс (НКК) принимали участие только эти две партии и «Голкар»; при этом «Голкар» всегда получал большинство голосов. Также в НКК при Сухарто были представлены так называемые «функциональные группы населения» — вооружённые силы, женские, молодёжные и другие организации, депутаты от которых назначались президентом.

В 1975 году Индонезия оккупировала Восточный Тимор, а в следующем году объявила эту территорию своей провинцией, что не было признано ООН; в 1999 году в Восточном Тиморе был проведён референдум, на котором большинство жителей высказалось за независимость. За время индонезийской оккупации погибли от голода, болезней и рук индонезийских военных, по одним оценкам, около 90 тысяч, по другим — более 200 тысяч жителей Восточного Тимора[58][59].

В 1976 году движение «Свободный Ачех» (англ.)русск. (индон. Gerakan Aceh Merdeka (GAM)) объявило об отделении Ачеха от Индонезии. Индонезийская армия подавила восстание, лидеры движения эмигрировали в Швецию[60]. Напряжённая ситуация в Ачехе сохранялась в течение всего правления Сухарто; в 1990 году Ачех был объявлен районом проведения военной операции.

5 мая 1980 года группа видных академиков, политических и военных деятелей, включая бывшего командующего армией Насутиона, подала президенту Сухарто петицию, известную как «Петиция пятидесяти» (англ.)русск. (индон. Petisi 50), в которой обвиняла его в использовании национальной идеологии «Панча Сила» в своих интересах. Многие деятели, подписавшие петицию, стали жертвами репрессий. Индонезийские СМИ никак не прокомментировали это событие.

В марте 1983 года на сессии Народного консультативного конгресса Сухарто было присвоен почётный титул «Отец развития» (индон. Bapak Penbangunan)

В период «Нового порядка» президент и его семья, владевшие многими предприятиями и банками, а также специальными фондами (индон. Yayasan) оказывали большое влияние на экономическую жизнь страны. Также большим влиянием пользовались приближённые президента из числа военных и предприниматели китайского происхождения — в частности, Судоно Салим и Боб Хасан[61]. Доходы из фондов, контролировавшихся Сухарто, шли на личные и семейные нужды, а также на выплату субсидий военнослужащим[3].

В 1988 году Индонезия стала одним из основателей организации Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество (АТЭС)[52].

В 1991 году индонезийские военные вырезали более двухсот жителей (англ.)русск. административного центра Восточного Тимора — Дили, в связи с чем Конгресс США сократил помощь индонезийским вооружённым силам по программе IMET (англ.)русск.. В 1993 году Индонезию посетила Комиссия ООН по правам человека, которая выразила беспокойство по поводу ситуации в Восточном Тиморе[62]. Однако, несмотря на признание грубых нарушений прав человека в Индонезии, западные страны, в частности США, продолжали тесное сотрудничество с режимом Сухарто[63][64].

В 1996 году дочь Сукарно и председатель Демократической партии Мегавати Сукарнопутри выступила с резкой критикой «нового порядка». Вскоре после этого она была смещена с поста председателя партии и заменена сторонником Сухарто Сурьяди (индон. Suryadi). Сторонники Мегавати Сукарнопутри организовали массовые демонстрации, которые были разогнаны силами правопорядка; несколько демонстрантов погибло, около двухсот человек было арестовано.

Отставка

Азиатский финансовый кризис 1997 года нанёс огромнейший урон индонезийской экономике. Резко упал курс национальной валюты, иностранные инвесторы начали выводить капиталы из Индонезии. Промышленное производство значительно сократилось, начались увольнения рабочих. Начались массовые демонстрации граждан, в основном студентов, недовольных внутренней политикой Сухарто[3][65].

В марте 1998 года Народный консультативный конгресс переизбрал Сухарто на очередной президентский срок. В мае 1998 года во время столкновений с полицией было убито четыре студента (англ.)русск. — этот инцидент вызвал массовые беспорядки, в результате которых погибло более тысячи человек. 21 мая 1998 года Сухарто объявил о своей отставке (англ.)русск. с поста президента — в соответствии с конституцией, власть перешла к вице-президенту Бухаруддину Юсуфу Хабиби, избранному на этот пост двумя месяцами ранее[3][65][66].

Учитывая изложенные обстоятельства, я считаю, что полноценное выполнение обязанностей по управлению государством и обеспечению национального развития становится для меня весьма затруднительным. Поэтому, принимая во внимание положения статьи 8 Конституции 1945 года я, после тщательного изучения мнений руководства Совета народных представителей и руководства входящих в него фракций, принял решение объявить о своей отставке с поста президента Республики Индонезии с момента оглашения настоящего заявления сегодня, в четверг, 21 мая 1998 года.

(Из заявления Сухарто об отставке с поста президента Индонезии.)
В Викитеке есть полный текст заявления Сухарто об отставке с поста президента Индонезии

Последние годы

После своей отставки Сухарто поселился вместе с семьёй в своем доме в Центральной Яве. К этому времени его состояние, по оценке азиатской версии журнала «Time», оценивалось в 15 миллиардов долларов США. Из них около 9 миллиардов — на счету в австрийском банке, остальные — вложены в акции, недвижимость, драгоценности и произведения искусства. Под контролем семьи бывшего президента находилось около 36 000 км² недвижимого имущества в Индонезии, включая 100 000 м² в Джакарте, а также около 40 % земли в Восточном Тиморе. По версии международной организации Transparency International, за годы своего правления Сухарто присвоил из государственной казны от 15 до 35 миллиардов долларов США[67].

29 мая 2000 года Сухарто был помещён под домашний арест. В июле 2000 года против него было возбуждено уголовное дело о незаконном присвоении 571 миллиона долларов из средств государственных благотворительных фондов и их использовании на личные и семейные нужды. Однако через два месяца уголовное дело было прекращено по ходатайству врачей, которые заявили, что Сухарто не может присутствовать на судебных заседаниях из-за серьёзных проблем со здоровьем. В 2002 году правоохранительные органы Индонезии вновь возбудили уголовное дело против Сухарто, но оно также было прекращено из-за плохого состояния здоровья подследственного.

К этому времени Сухарто перенёс три инсульта, его не раз госпитализировали из-за проблем с сердцем и кишечником. Он не мог дышать самостоятельно из-за пневмонии, его дыхание поддерживалось путём искусственной подачи кислорода[68][69]. В 2006 году генеральная прокуратура Индонезии вновь попыталась возбудить против него уголовное дело[70][71]. 9 августа 2007 года в Джакарте начались судебные слушания по гражданскому иску в отношении Сухарто. От бывшего руководителя Индонезии требовали возвратить деньги стране, бесследно исчезнувшие из государственных фондов за время его долголетнего правления. Общая сумма иска составила около полутора миллиардов долларов (440 миллионов исчезнувших средств и ещё 1,1 миллиард в качестве компенсации)[72]. Первое заседание суда продлилось не более 20 минут — судья предложил прокуратуре и адвокатам пойти на мировое соглашение, сторонам дали месяц для его достижения. В противном случае судебный процесс возобновится. Сам экс-президент на заседании не присутствовал из-за проблем со здоровьем.

4 января 2008 года Сухарто был госпитализирован в больницу «Пертамина» (индон. Pertamina)[73]. 8 января врачи сообщили, что надежды на спасение Сухарто нет, у него зафиксировали водянку, которая повлекла за собой сердечную, легочную и почечную недостаточность. 11 января состояние Сухарто после переливания крови и гемодиализа, резко ухудшилось, у него обнаружили легочную инфекцию, отказали внутренние органы, в том числе мозг, кровяное давление упало[74]. 11-12 января многие СМИ сообщили о смерти Сухарто, но вскоре эта информация была опровергнута. 23 января здоровье экс-президента резко ухудшилось из-за распространения септической инфекции в кровь[75]. 27 января семья Сухарто дала согласие на его отключение от аппарата искусственного дыхания; в 13:10 бывший президент Индонезии скончался[76][77].

Личная жизнь

В декабре 1947 года Сухарто женился на Сити Хартинах (индон. Siti Hartinah), также известной под прозвищем Мадам Тиен (индон. Madam Tien), дочери обедневшего дворянина, принадлежащего к королевскому дому Мангкунегаран (англ.)русск.. Он прожил с ней в браке почти 50 лет, до её смерти в 1996 году[3]. В семье Сухарто и Сити Хартинах было шесть детей:

  1. Сити Хардиянти Рукмана (англ.)русск. (индон. Siti Hardiyanti Rukmana, также известна как Тутут (индон. Tutut); род. в 1949 году)
  2. Сигит Харджоджуданто (индон. Sigit Harjojudanto; род. в 1951 году)
  3. Бамбанг Трихатмоджо (индон. Bambang Trihatmodjo; род. в 1953 году)
  4. Сити Хедиати Харияди (индон.)русск. (индон. Siti Hediati Hariyadi, также известна как Титиек (индон. Titiek); род. в 1959 году)
  5. Хутомо Мандала Путра (англ.)русск. (индон. Hutomo Mandala Putra, также известен как Томми (индон. Tommy), род. в 1962 году; в 2002 году приговорён к 15 годам тюремного заключения за финансовые махинации и организацию убийства судьи)
  6. Сити Хутами Энданг Адинингиш (индон. Siti Hutami Endang Adiningish, также известна как Мамиек (индон. Mamiek), род. в 1964 году).

Память

С 1993 года в Джакарте действует музей «Пурна Бхакти Пертиви» (англ.)русск. (индон. Museum Purna Bhakti Pertiwi), значительная часть экспозиции которого посвящена жизни Сухарто[78].

Напишите отзыв о статье "Сухарто"

Примечания

  1. ↑ Haskin, Colin, [www.theglobeandmail.com/news/world/article663945.ece «Suharto dead at 86»], Globe and Mail, 27 January 2008
  2. ↑ Romano Angela Rose. Politics and the press in Indonesia. — 2003. — P. ix. — ISBN 0700717455.
  3. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 McDonald, Hamish. [www.smh.com.au/news/world/no-end-to-ambition/2008/01/27/1201368944638.html No End to Ambition] (28 January 2008).
  4. ↑ Tempo (Jakarta), 11 November 1974.
  5. ↑ 1 2 3 McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, page 9
  6. ↑ 1 2 McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, p. 10.
  7. ↑ McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, p. 11.
  8. ↑ McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, pp. 12-13
  9. ↑ 1 2 McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, pp. 13
  10. ↑ Elson Robert E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 1–6. — ISBN 0521773261.
  11. ↑ Elson Robert E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 8. — ISBN 0521773261.
  12. ↑ Oudang R. Perkembangan kepolisian di Indonesia. — Jakarta: Mahabarata, 1954. — P. 36.
  13. ↑ Elson R.E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 9. — ISBN 0521773261.
  14. ↑ [www.thejakartapost.com/news/2010/11/28/soeharto’s-politics-during-japanese-occupation.html Soeharto’s politics during the Japanese occupation | The Jakarta Post]
  15. ↑ 1 2 McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, p. 14.
  16. ↑ [autos.okezone.com/index.php/ReadStory/2008/01/31/217/79737/217/search.html Kisah Soeharto Menyusun Kekuatan di Yogya]
  17. ↑ McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, p. 16.
  18. ↑ Elson R.E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 14–15. — ISBN 0521773261.
  19. ↑ 1 2 3 Elson R.E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 16–20. — ISBN 0521773261.
  20. ↑ 1 2 Elson R.E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 20–25, 28–29. — ISBN 0521773261.
  21. ↑ Reid 1974
  22. ↑ 1 2 Elson R.E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — P. 29–38, 42–44. — ISBN 0521773261.
  23. ↑ McDonald Hamish. Suharto's Indonesia. — Fontana Books, 1980. — P. 24–25. — ISBN 0-00-635721-0.
  24. ↑ McDonald Hamish. Suharto's Indonesia. — Fontana Books, 1980. — P. 25. — ISBN 0-00-635721-0.
  25. ↑ www.nzasia.org.nz/downloads/NZJAS-Dec02/Tarling.pdf
  26. ↑ McDonald Hamish. Suharto's Indonesia. — Fontana Books, 1980. — P. 30–32. — ISBN 0-00-635721-0.
  27. ↑ Буквальный перевод названия фонда — «Фонд социального обеспечения „Сыновний долг“»
  28. ↑ [www.tempointeraktif.com/hg/narasi/2004/05/14/nrs,20040514-03,id.html Tempointeraktif.Com — Yayasan-Yayasan Soeharto oleh George Junus Aditjondro]
  29. ↑ Conboy Kenneth. Kopassus: inside Indonesia's Special Forces. — Equinox Publishing, 2003. — P. 62–76. — ISBN 0-00-635721-0.
  30. ↑ Crouch Harold. The Army and Politics in Indonesia. — Equinox Publishing, 2008. — P. 71–75. — ISBN 0-00-635721-0.
  31. ↑ Ricklefs, M.C. 1991. A History of Modern Indonesia since c.1300. 2nd Edition, Stanford: Stanford University Press. ISBN 0-333-57690-X, p. 281
  32. ↑ Friend Theodore. Indonesian Destinies. — The Belknap Press of Harvard University Press, 2003. — P. 104. — ISBN 0-674-01834-6.
  33. ↑ Vickers (2005), p. 156
  34. ↑ Ricklefs, M.C. 1991. A History of Modern Indonesia since c.1300. 2nd Edition, Stanford: Stanford University Press. ISBN 0-333-57690-X, p. 282.
  35. ↑ 1 2 Friend Theodore. Indonesian Destinies. — The Belknap Press of Harvard University Press, 2003. — P. 105. — ISBN 0-674-01834-6.
  36. ↑ 1 2 Ricklefs, M.C. 1991. A History of Modern Indonesia since c.1300. 2nd Edition, Stanford: Stanford University Press. ISBN 0-333-57690-X, pp. 281—282
  37. ↑ Vickers (2005), pages 158—159
  38. ↑ Ricklefs, M.C. 1991. A History of Modern Indonesia since c.1300. 2nd Edition, Stanford: Stanford University Press. ISBN 0-333-57690-X, p. 288
  39. ↑ Friend Theodore. Indonesian Destinies. — The Belknap Press of Harvard University Press, 2003. — P. 113. — ISBN 0-674-01834-6.
  40. ↑ Vickers (2005), p. 159
  41. ↑ Robert Cribb (2002). «[www.jstor.org/stable/3038872 Unresolved Problems in the Indonesian Killings of 1965–1966]». Asian Survey 42 (4): 550–563. DOI:10.1525/as.2002.42.4.550.
  42. ↑ Vickers (2005), p. 159-60
  43. ↑ Ricklefs (1991), p. 287.
  44. ↑ Schwarz, A. 1999, A Nation in Waiting: Indonesia’s Search for Stability, Westview Press; 2nd edition (October 1999), ISBN 0-8133-3650-3, p. 2, 22
  45. ↑ 1 2 Vickers (2005), p. 160
  46. ↑ Sukarno Removes His Defence Chief, New York Times (22 February 1965).
  47. ↑ McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210, p. 60
  48. ↑ 1 2 Schwarz, A. 1999, A Nation in Waiting: Indonesia’s Search for Stability, Westview Press; 2nd edition (October 1999), ISBN 0-8133-3650-3, p. 2
  49. ↑ Ricklefs, M.C. 1991. A History of Modern Indonesia since c.1300. 2nd Edition, Stanford: Stanford University Press. ISBN 0-333-57690-X, p. 295
  50. ↑ Aspinall, Ed. [www.insideindonesia.org/edit48/ed.htm What happened before the riots?], Inside Indonesia (October–December 1996)., p.ii
  51. ↑ Aspinall, Ed. [www.insideindonesia.org/edit48/ed.htm What happened before the riots?], Inside Indonesia (October–December 1996).
  52. ↑ 1 2 3 Sheridan, Greg. [www.theaustralian.com.au/news/farewell-to-jakartas-man-of-steel/story-e6frg6v6-1111115412423 Farewell to Jakarta's Man of Steel], The Australian (28 January 2008). Проверено 14 апреля 2010.
  53. ↑ Schwarz, A. 1999, A Nation in Waiting: Indonesia’s Search for Stability, Westview Press; 2nd edition (October 1999), ISBN 0-8133-3650-3, p. 106
  54. ↑ [www.snb.or.id/?page=artikel&id=367&subpage=Artikel&lan=&year=2007/03/05 snb.or.id]; [www.insideindonesia.org/content/view/237/29/ Inside Indonesia]
  55. ↑ [www.pbs.org/wgbh/commandingheights/lo/countries/id/id_economic.html Indonesia Economic]. Commanding Heights. PBS/WBGH. Проверено 23 мая 2005. [www.webcitation.org/65eZC88OI Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  56. ↑ Simpson, Brad. [www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB128/index.htm Indonesia's 1969 Takeover of West Papua Not by "Free Choice"], National Security Archive (9 July 2004).
  57. ↑ Speak No Evil: Why the World Bank Failed to Anticipate Indonesia’s Deep Crisis by Marcus W. Brauchli. Wall Street Journal. (Eastern edition). New York, N.Y.: 14 July 1998. pg. A.1
  58. ↑ Benetech Human Rights Data Analysis Group. [www.hrdag.org/resources/timor_chapter_graphs/timor_chapter_page_02.shtml The Profile of Human Rights Violations in Timor-Leste, 1974–1999]. A Report to the Commission on Reception, Truth and Reconciliation of Timor-Leste. Human Rights Data Analysis Group (HRDAG) (9 February 2006). [www.webcitation.org/65eZ8b46k Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  59. ↑ [www.cavr-timorleste.org/en/Brief.htm CAVR]
  60. ↑ Miller, Michelle Ann. (2008). Rebellion and Reform in Indonesia. Jakarta’s Security and Autonomy Policies in Aceh, London, Routledge, pp.5-6. ISBN 978-0-415-45467-4
  61. ↑ Koerner, Brendan. [www.slate.com/id/2097858 How Did Suharto Steal $35 Billion? Cronyism 101], Slate (26 March 2004). Проверено 4 февраля 2006.
  62. ↑ [www.unhchr.ch/Huridocda/Huridoca.nsf/0/81427c9bacaf9847c1256c6800603ff2?Opendocument United Nations High Commission on Human Rights resolution 1993/97: Situation in East Timor]. United Nations. Проверено 4 февраля 2006. [www.webcitation.org/65eZCaava Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  63. ↑ Sanger, David. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9A02E4DE1639F932A05753C1A963958260&sec=&spon=&pagewanted=all Real Politics: Why Suharto Is In and Castro Is Out], New York Times (1995-10- 31). Проверено 13 января 2009.
  64. ↑ [www.normanfinkelstein.com/the-great-allan-nairn-on-indonesia/ The Great Allan Nairn on Indonesia — Indonesia's anti-terror police]. Normanfinkelstein.com. Проверено 9 августа 2009. [www.webcitation.org/65eZ95h3f Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  65. ↑ 1 2 Vickers (2005), pp. 203—207.
  66. ↑ E. Aspinall, H. Feith, and G. Van Klinken (eds) The Last Days of President Suharto, Monash Asia Institute, pp.iv-vii.
  67. ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/business/3567745.stm Suharto tops corruption rankings], BBC News (25 March 2004). Проверено 4 февраля 2006.
  68. ↑ [www.gazeta.ru/politics/2008/01/11_a_2540895.shtml Азар И.Диктатор прощается с жизнью//Газета.ru 11 января 2008, 20:38 ]
  69. ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/asia-pacific/7315976.stm Suharto charity told to pay $110 m] (27 March 2008). Проверено 6 января 2010.
  70. ↑ [www.smh.com.au/news/world/former-indonesian-dictator-unfit-to-stand-trial--doctor/2006/04/22/1145344319571.html Former Indonesian dictator unfit to stand trial — doctor], The Sydney Morning Herald (23 April 2006).
  71. ↑ Donnan, Shawn. [news.ft.com/cms/s/9bd74ff6-d652-11da-8b3a-0000779e2340.html Jakarta makes final attempt to pursue Suharto charges], Financial Times (28 April 2006).
  72. ↑ [lenta.ru/news/2007/08/09/suharto/ В Джакарте начался суд над бывшим президентом Индонезии]
  73. ↑ [www.arabtimesonline.com/client/pagesdetails.asp?nid=10341&ccid=18 Indonesia's ailing Suharto 'getting worse': doctors]. Arabtimesonline.com (5 January 2008). Проверено 9 августа 2009. [www.webcitation.org/65eZ9tdGK Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  74. ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/asia-pacific/7176176.stm Suharto condition 'deteriorating'], BBC News (8 January 2008). Проверено 9 августа 2009.
  75. ↑ [thejakartapost.com/detailgeneral.asp?fileid=20080123111200&irec=5 Jakarta Post, Suharto’s health deteriorates, infection spreads, 24 January 2008]; [news.okezone.com/index.php/ReadStory/2008/01/27/1/78448/soeharto-kritis-100-pernafasan-pakai-ventilator OkeZone.com]
  76. ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/asia-pacific/7211565.stm Indonesia ex-leader Suharto dies], BBC News (27 January 2008). Проверено 9 августа 2009.
  77. ↑ [english.aljazeera.net/news/asia-pacific/2008/01/2008525125442432751.html Asia-Pacific — Suharto has multiple organ failure]. Al Jazeera English (14 January 2008). Проверено 14 апреля 2010. [www.webcitation.org/65eZAdlNY Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  78. ↑ [www.jakarta.go.id/en/jakartaku/museum_di_dki05.htm Museum in Jakarta, Purna Bhakti Pertiwi Museum]

Ошибка в сносках?: Тег <ref> с именем «autogenerated1», определённый в <references>, не используется в предшествующем тексте.

Литература

  • Army in Jakarta Imposes a Ban on Communists, New York Times (19 October 1965).
  • Aspinall, Ed. [www.insideindonesia.org/edit48/ed.htm What happened before the riots?], Inside Indonesia (October–December 1996).
  • Attorney general doubts Soeharto can be prosecuted, Jakarta Post (27 May 2005).
  • Blum William. Killing Hope: US Military and CIA Interventions Since World War II. — Monroe, Me.: Common Courage Press, 1995. — ISBN 1-56751-052-3.
  • [www.imf.org/external/np/sec/nb/1997/nb9722.htm Camdessus Commends Indonesian Actions]. Press Release. International Monetary Fund. (31 October 1997)
  • [www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB52/ CIA Stalling State Department Histories]. The National Security Archive. Проверено 22 апреля 2011. [www.webcitation.org/65eZDCxYf Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  • Colmey, John. [www.time.com/time/asia/asia/magazine/1999/990524/cover1.html The Family Firm], TIME Asia (24 May 1999). [web.archive.org/web/20010208155758/www.time.com/time/asia/asia/magazine/1999/990524/cover1.html Архивировано] из первоисточника 8 февраля 2001.
  • Elson Robert E. Suharto: A Political Biography. — Cambridge, United Kingdom: Cambridge University Press, 2001. — ISBN 0-521-77326-1.
  • Friend Theodore. Indonesian Destinies. — The Belknap Press of Harvard University Press, 2003. — ISBN 0-674-01834-6.
  • [thomas.loc.gov/cgi-bin/bdquery/z?d102:HZ00647: H.AMDT.647 (A003): An amendment to prohibit any funds appropriated in the bill to be used for military education and training assistance to Indonesia]. THOMAS (Library of Congress). Проверено 4 февраля 2006. [www.webcitation.org/65eZDhYgi Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  • Сухарто (Люди и события) // Новое время. — М., 1968. — № 14. — С. 15.
  • [web.amnesty.org/library/eng-idn/index&start=391 Indonesia: Arrests, torture and intimidation: The Government's response to its critics], Amnesty International (27 November 1996). [web.archive.org/20060313112044/web.amnesty.org/library/eng-idn/index&start=391 Архивировано] из первоисточника 13 марта 2006.
  • [www.pbs.org/wgbh/commandingheights/lo/countries/id/id_economic.html Indonesia Economic]. Commanding Heights. Проверено 23 мая 2005. [www.webcitation.org/65eZC88OI Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  • Jakarta Cabinet Faces Challenge, New York Times (16 December 1965).
  • «Jakarta Leftist Out As Army Chief» New York Times 15 October 1965
  • Koerner, Brendan. [www.slate.com/id/2097858 How Did Suharto Steal $35 Billion? Cronyism 101], Slate (26 March 2004). Проверено 4 февраля 2006.
  • Jakarta Cabinet Faces Challenge, New York Times (16 December 1965).
  • Lashmar, Paul and Oliver, James. MI6 Spread Lies to Put Killer In Power, The Independent (16 April 2000).
  • Lashmar, Paul; Oliver, James. Britain's Secret Propaganda War. — Sutton Pub Ltd, 1999. — ISBN 0-7509-1668-0.
  • [wbln0018.worldbank.org/dg/povertys.nsf/0/2f56edbf2ef22ff185256b2100754284?OpenDocument Public Expenditures, Prices and the Poor], World Bank.
  • McDonald, H., Suharto’s Indonesia, Fontana Books, 1980, Blackburn, Australia, ISBN 0006357210
  • McGlynn, John H. et al., Indonesia in the Soeharto years. Issue, incidents and images, Jakarta 2007, KITLV
  • Retnowati Abdulgani-Knapp; Soeharto: The Life and Legacy of Indonesia’s Second President: An Authorised Biography'. Marshall Cavendish Editions; ISBN 9812613404, ISBN 978-9812613400
  • Ricklefs, M.C. 1991. A History of Modern Indonesia since c.1300. 2nd Edition, Stanford: Stanford University Press. ISBN 0-333-57690-X
  • Simpson, Brad. [www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB128/index.htm Indonesia's 1969 Takeover of West Papua Not by "Free Choice"], National Security Archive (9 July 2004).
  • Schwarz, A. 1999, A Nation in Waiting: Indonesia’s Search for Stability, Westview Press; 2nd edition (October 1999), ISBN 0-8133-3650-3
  • Schwarz A. A Nation in Waiting: Indonesia in the 1990s. — Westview Press, 1994. — ISBN 1-86373-635-2.
  • [news.bbc.co.uk/2/hi/business/3567745.stm Suharto tops corruption rankings], BBC News (25 March 2004). Проверено 4 февраля 2006.
  • «Sukarno Removes His Defense Chief» New York Times 22 February 1966
  • [insideindonesia.org/index.php/component/content/693?task=view Tapol Troubles: When Will They End?], Inside Indonesia (April–June 1999).
  • Toer, Pramoedya Ananta. The Mute's Soliloquy: A Memoir. — Penguin, 2000. — ISBN 0-14-028904-6.
  • [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,836000,00.html «Vengeance with a Smile», Time Magazine, Friday, 15 Jul. 1966]
  • [www.antara.co.id/en/seenws/?id=9296 Two former strongmen, Soeharto-Lee Kuan Yew meet again], ANTARA (22 February 2006). [web.archive.org/20070325054315/www.antara.co.id/en/seenws/?id=9296 Архивировано] из первоисточника 25 марта 2007. Проверено 22 февраля 2006.
  • [www.unhchr.ch/Huridocda/Huridoca.nsf/0/81427c9bacaf9847c1256c6800603ff2?Opendocument United Nations High Commission on Human Rights resolution 1993/97: Situation in East Timor]. United Nations. Проверено 4 февраля 2006. [www.webcitation.org/65eZCaava Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].

Суприяди (1945) • Мухаммад Сулийоадикусумо (1945) • Амир Шарифуддин (1945—1948) • Мохаммад Хатта (1948) • Сутан Рашид (1948—1949) • Хаменгкубувоно IX (1949—1950) • Абдул Халим (1950—1951) • Сукиман Вирьосанджойо (1951—1952) • Хаменгкубувоно IX (1952—1953) • Ива Кусумасумантри (1953—1955) • Бурхануддин Харахап (1955—1957) • Али Састроамиджойо (1956—1957) • Джуанда Картавиджайя (1957—1959) • Абдул Харис Насутион (1959—1966) • Сарбини (1966) • Сухарто (1966—1973) • Мараден Пангабеан (1973—1978) • Мохаммад Юсуф (1978—1983) • Пониман (1983—1988) • Леонардус Беньямин Мурдани (1988—1993) • Эди Судраджат (1993—1998) • Виранто (1998—1999) • Ювоно Сударсоно (1999—2000) • Мохаммад Махфуд (2000—2001) • Матори Абдул Джалил (2001—2004) • Ювоно Сударсоно (2004—2009) • Пурномо Юсгианторо (2009—2014) • Рямизард Рячуду (2014—н.в.)

ген.-лейт. Урип Сумохарджо (1945; и.о.) • бриг. ген. Судирман (1945—1950) • ген.-май. Тахи Бонар Симатупанг (1950—1953; нач. штаба) • ген.-май. Абдул Харис Насутион (1955—1959; председатель ОКНШ) • адм. Сурьяди Сурьядарма (1959—1961; председатель ОКНШ) • ген. Абдул Харис Насутион (1962—1966; нач. штаба) • должность вакантна (1966—1968) • ген.-лейт. Сухарто (1968—1973) • ген. Мараден Пангабеан (1973—1978) • ген. Мохаммад Юсуф (1978—1983) • ген. Леонардус Беньямин Мурдани (1983—1988) • ген. Три Сутрисно (1988—1993) • ген. Эди Судраджат (1993) • ген. Фейсал Танджунг (1993—1998) • ген. Виранто (1998—1999) • адм. Видодо Ади Сучипто (1999—2002) • ген. Эндриартоно Сутарто (2002—2006) • маршал авиации Джоко Суянто (2006—2007) • ген. Джоко Сантосо (2007—2010) • адм. Агус Сухартоно (2010—2013) • ген. Мулдоко (2013—ныне в должности)
Примечание: указаны воинские звания, которые носили главнокомандующие непосредственно во время пребывания в этой должности

Отрывок, характеризующий Сухарто

– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Сухарто&oldid=79761145»