Первый кадетский корпус (Санкт-Петербург)
Поделись знанием:
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
(перенаправлено с «Сухопутный шляхетный кадетский корпус»)
 |
Даты в этой статье приведены по юлианскому календарю. |
Первый кадетский корпус — военное учебное заведение в Санкт-Петербурге.
Содержание
История создания
Инициатива создания в России кадетских корпусов для дворян принадлежала графу П. И. Ягужинскому. Указом императрицы Анны Иоановны Сенату от 29 июля 1731 года предписывалось учредить кадетский корпус. Под его размещение был передан Меншиковский дворец на Васильевском острове.
Открытие состоялось 17 февраля 1732 года: в этот день было 56 кадетов. Когда в июне число кадетов было уже 352, их разделили на три роты. Первый выпуск состоялся 8 июня 1734 года: все 11 выпускников были произведены в прапорщики[3].
Первые учителя принимались без всякого испытания; с 1736 года к преподаванию стали привлекаться лучшие воспитанники[4].
Система обучения
Изначально корпус задумывался для подготовки военных, но по недостатку общеобразовательных учреждений стал готовить и гражданских чиновников. Этим был обусловлен и набор изучаемых дисциплин: одновременно с военными науками преподавались языки: немецкий, французский, латинский, «оратория» и др. Преподаватели в школе редко объясняли материал, сводя обучение к зазубриванию разделов. Эта система изменилась в 1766 году, когда возглавивший корпус И. И. Бецкой составил «Устав Сухопутного шляхетского кадетского корпуса для воспитания и обучения благородного российского юношества». Вместо деления кадетов на роты, было введено деление на пять возрастов. Принимались только дети 5-6 летнего возраста, обучение которых должно было длиться 15 лет. Самый младший возраст был под женским надзором, а начиная с 4-го возраста воспитанники делились, «по желанию или по склонности», для подготовки к военной или гражданской службам. Каждый возраст состоял из пяти отделений. В этих отделениях учились вместе как дворянские дети, так и гимназисты (дети разночинцев). Гимназисты учились на равных правах с кадетами. В корпусе изучались театральное искусство, танцы, музыка, военные же дисциплины не входили в число приоритетных. В результате сложилась ситуация, которую С. Р. Воронцов оценивал так:
Офицеры, выходившие из старого кадетского корпуса, были хорошие военные и только; воспитанные же Бецким, играли комедии, писали стихи, знали, словом, всё, кроме того, что должен был знать офицер.[5]
Коренное изменение произошло в 1794 году, когда корпус возглавил М. И. Кутузов, который провёл реорганизацию согласно указаниям Императора Павла I. Вместо пяти возрастов были введены роты — четыре мушкетёрские и одна гренадерская. Все гражданские учителя были заменены офицерами. Были введены занятия по тактике и военной истории, которые проводились не только с воспитанниками, но и с офицерами.
Названия
- с 1732 по 1743 — Рыцарская Академия;
- с 1743 по 1766 — Сухопутный кадетский корпус;
- с 1766 по 1800 — Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус;
- с 1800 по 1863 — Первый Санкт-Петербургский кадетский корпус;
- с 1864 по 1882 — Первая Санкт-Петербургская военная гимназия; [6]
- с 1882 г. — Первый Санкт-Петербургский кадетский корпус;
Главные директора (генерал-директора)
- Граф Бурхард Кристоф фон Миних (29.12.1731 — 03.03.1741) (Миних был Главным директором корпуса; директорами же при нём были последовательно: очень недолго — барон Люберас фон Потт и барон Фон Миних (двоюродный брат Б. К. Миниха); затем — Фон-Тетау)
- Принц Антон Ульрих Брауншвейгский (27.03.1741 — 25.11.1741))
- Принц Людвиг Вильгельм Гессен-Гомбургский (11.12.1741 — 26.08.1745))
- Князь Василий Аникитич Репнин (26.08.1745 — 01.08.1748)
- Князь Борис Григорьевич Юсупов (19.02.1750 — 12.02.1759)
- Великий князь Пётр Фёдорович (12.02.1759 — 1763)
- Иван Иванович Шувалов (1763—1767)
- Яков Ларионович Брандт (1767—1772)
- Шевалье Константин Александрович де Ласкари (1772—1773)
- Андрей Яковлевич Пурпур (1773—1784)
- Граф Антон Богданович де Бальмен (1784—1786)
- Граф Фёдор Астафьевич Ангальт (08.11.1786 — 22.05.1794)
- Михаил Илларионович Кутузов (1794—1797)
- Граф Иван Евстафьевич Ферзен (24.12.1797 — 24.12.1798)
- Генерал Андреевский (1798—1799)
- Генерал-лейтенант Матвей Иванович Ламздорф (22.03.1799 — 12.04.1800)
- Светлейший князь Платон Александрович Зубов (23.11.1800 — 1801)
- Генерал-майор Федор Иванович Клингер (с 1801)
- Иван Иванович Дибич (с 1811)
- Пётр Андреевич Клейнмихель (1817)
- Михаил Степанович Перский (1820—1832)
- Николай Павлович Гартонг (1862—1864)
- Евгений Карлович Баумгартен (1864—1876)
- Павел Иванович Носович (1877—1887)
- Василий Парфеньевич Верховский (1887 — 15.01.1900)
- Василий Иванович Покотило (12.02.1900 — 11.12.1904)
- Фёдор Алексеевич Григорьев (08.01.1905 — ?)
Особенности корпуса
- В Санкт-Петербургском кадетском корпусе уже в 1740—1750-е годах существовали Общество любителей российской словесности и один из первых русских любительских театров — «Российский театр», первым директором которого был назначен кадет А. П. Сумароков.
- В 1757 году здесь была учреждена типография для печати учебных пособий.
- В помещении кадетского корпуса в 1859-1861 годах проходили заседания Редакционной комиссии по освобождению крестьян, готовившей проекты актов и документов по Крестьянской реформе 1861 года.
Известные выпускники
Здесь учились А. П. Сумароков, М. М. Херасков, B. А. Озеров, А. В. Храповицкий, И. П. Кульнев, Д. А. Кропотов, П. И. Полетика. Посещал занятия в корпусе и Александр Суворов. Среди выпускников корпуса были и декабристы Ф. Н. Глинка, А. Е. Розен, К. Ф. Рылеев, В. К. Тизенгаузен, В. В. Домонтович.
См. также: Выпускники Первого кадетского корпуса
Напишите отзыв о статье "Первый кадетский корпус (Санкт-Петербург)"
Примечания
- ↑ сост. Яков фон Люде, грав. Кристиан Гейслер. Илл. 10. Императорского Сухопутного Шляхетного Кадетского Корпуса, Кадет. // [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=2166 Изображение мундиров российско-императорскаго войска, состоящих из 88 лиц илюминованных] 11 с., [1] л. фронт., 88 л. ил. — СПб.: Тип. Сухопут. кадет. корпуса, 1793.
- ↑ Илл. 137. Воспитанники из горцев 1-го и 2-го Кадетских корпусов (в парадной форме) 31 марта 1855 // Перемены в обмундировании и вооружении войск Российской Императорской армии с восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича (с дополнениями) : Составлено по Высочайшему повелению / Сост. Александр II (император российский), илл. Балашов Петр Иванович и Пиратский Карл Карлович. — СПб.: Военная типография, 1857—1881. — До 500 экз. — Тетради 1—111 : (С рисунками № 1—661). — 47×35 см.
- ↑ За 110 лет существования корпуса, к февралю 1832 года было выпущено 6388 кадет.
- ↑ Математику с конца 1736 года были определены преподавать кадеты: капрал Иван Ремезов и Дмитрий Яхонтов.
- ↑ Цит. по Каменев А. И. История подготовки офицерских кадров в России. М.: ВПА им. Ленина, 1990, С. 33.
- ↑ В 1864—1886 годах здание 1-го кадетского корпуса было отдано 1-му военному Павловскому училищу.
Литература
- Висковатов А. В. «[elib.shpl.ru/ru/nodes/26005#page/1/mode/grid/zoom/1 Краткая история Первого кадетского корпуса. — СПб., 1832]»
- Антонов А. Н. [dlib.rsl.ru/viewer/01004166393#?page=2 Первый Кадетский корпус]. — Изд. 2-е. — [Санкт-Петербург]: Скоропечатня Рашкова, 1906. — 56 с.
- Петр Лузанов Сухопутный шляхетский кадетский корпус СПб., Книгопечатня Шмидта, 1907. — 191 с.
- Кадетские корпуса // Военная энциклопедия. — Т. 11. — СПб., 1913. — С. 256—264.
Отрывок, характеризующий Первый кадетский корпус (Санкт-Петербург)
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.
С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.
Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
