Сфенозухии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 Сфенозухии

Hesperosuchus
Научная классификация
Международное научное название

Sphenosuchia von Huene, 1942

Синонимы
  • Pedeticosauria Walker, 1968
Геохронология

Поиск изображений
на Викискладе
FW   [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no= ???]

Сфенозухии (лат. Sphenosuchia) — группа примитивных вымерших наземных крокодиломорфов, впервые появившихся в верхнем триасе и встречавшихся до поздней юры. Большинство из них были грацильными[1] животными небольших размеров, имевшими перпендикулярное положение конечностей относительно земли. По происхождению наиболее близки к текодонтам.





Общие морфологические особенности

Сфенозухии считаются более примитивными представителями надотряда Crocodylomorpha, чем другие причисляемые к этому надотряду группы. Они отличаются своим чрезвычайно лёгким скелетом и предположительно бегающим способом передвижения, особенно род Terrestrisuchus, но именно эти признаки, вероятно, унаследованные от текодонтов, могут свидетельствовать о примитивности сфенозухий.[2]

Подотряд представлен некрупными формами размером до 2 м, обладавшими черепами со сравнительно короткой мордой и небольшим предглазничным окном, а также с хорошо развитой, как и у других крокодиломорфов, системой воздушных синусов, связанных с полостью среднего уха. Коракоид[3] имеет постеровентральный отросток.[4]

Способ передвижения

Некоторые сфенозухии, возможно, были квадрупедальными, как, например, среднетриасовый аргентинский Pseudhesperosuchus, имевший предглазничное окно, необычно большое для сфенозухий. Другие же виды, такие, как Gracilisuchus из среднего триаса Южной Америки и немногим более крупный Terrestrisuchus из верхнего триаса Англии, размером до 0,5 м, были, по-видимому, способны к бипедальному передвижению.[4]

Наиболее изученные роды

Gracilisuchus

Этот род, представители которого встречались в Южной Америке в среднем триасе — один из самых древних в подотряде. В 1970-х его относили к орнитозухидам, в частности, в работах американского палеонтолога Альфреда Ромера, однако в 1981 Бринкман показал, что Gracilisuchus отличается от всех представителей вышеупомянутого семейства строением предплюсны и щёчной области, и предположил его родственные связи со Sphenosuchus и другими родами подотряда Sphenosuchia.

По большинству признаков скелета Gracilisuchus напоминает текодонтов. Предплюсна нормального крокодилового типа, выпуклая латеральная поверхность таранной кости заходит в углубление пяточной. Пятый палец редуцирован, и проксимальный конец пятой метатарсалии[5] не сохраняет примитивной крючковидной конфигурации. Лобковые кости длинные и, по-видимому, не участвуют в образовании вертлужной впадины.[6]

Коракоиды короткие, предглазничное окно, как и у большинства текодонтов, крупное и окружено обширным углублением.

Строение щёчной области убедительно свидетельствует о родстве с крокодилами. Дорсальный конец квадратной кости загнут вперёд, и над ним нависает широкий край чешуйчатой кости. Теменные кости сзади сливаются.

Дермальный панцирь располагается вдоль всей длины позвоночного столба. На один сегмент приходятся примерно две его пластинки. Элементы двух рядов зубчато соединены по средней линии. Шейные рёбра очень похожи на таковые у современных крокодилов: у них две отчётливо разделенные головки и короткий, направленный назад стержень, перекрытый спереди концом предшествующего ребра. Шейных позвонков семь, следующий за ними несёт ребра промежуточного строения.

Несмотря на ряд сходных с крокодилами признаков в строении черепа, большинство особенностей скелета связывает Gracilisuchus с текодонтами, однако представителей этого рода нельзя отнести ни к одному из известных семейств этой группы.[2]

Sphenosuchus

Представители рода обнаружены в 1960-е годы в нижнеюрских отложениях Южной Африки.

Череп Sphenosuchus — низкий с удлинённой мордой, более близок к т. н. «крокодиловому» типу. Квадратная и квадратно-скуловая кости наклонены вперёд, а предглазничное окно редуцировано. Череп акинетический, предлобные кости простираются вентрально, соединяясь с нёбными. Теменные кости соединяются сзади, в то время как заднеглазничные и заднелобные остаются неслитыми. Наблюдается крокодилоидная пневматизация затылочной области, улитка внутреннего уха удлиняется. Как и у более поздних крокодиломорфов, боковая клиновидная кость образует боковую стенку мозговой коробки спереди от переднеушной кости.

Примитивные по сравнению с более поздними крокодиломорфами черты строения черепа выражаются в отсутствии связей между боковой стенкой мозговой коробки и квадратной костью. Последняя достигает переднеушной кости спереди от заднеушной. Верхние височные отверстия длинные. Нёбо, вероятно, открытое, как у текодонтов, хотя внутренние ноздри сдвинуты назад, а верхнечелюстные кости образуют спереди от них короткое вторичное нёбо.

По длине коракоида посткраниальный скелет приближается к эволюционному уровню более поздних крокодиломорфов, но ключица сохраняется. Длинная, направленная вперёд лобковая кость слабо участвует в образовании вертлужной впадины, которая прободена у родственной формы Terrestrisuchus. Как и у современных родов, запястье удлинено.[2]

Таким образом, Sphenosuchus существенно отличается от текодонтных псевдозухий строением квадратной области черепа, для которой характерно очень высокое боковое височное окно, и имеет некоторые принципиальные сходства с птицами — в строении мозговой коробки, нёба и системы воздушных черепных синусов, что позволило английскому палеонтологу А. Уокеру в 1972 году выдвинуть гипотезу о сфенозухиях как о ближайших предковых родственниках птиц. Впоследствии, однако же, гипотеза была признана несостоятельной.[4]

Hesperosuchus

Эта позднетриасовая сфенозухия из Нью-Мексико была переописана в 1993 году. Hesperosuchus, так же, как и Sphenosuchus, обладал удлинённым передним отростком квадратно-скуловой кости, который протягивается внутрь от заднего отростка скуловой кости к основанию заглазничного отростка последней. При этом вышеупомянутый отросток как бы пересекает нижнее височное окно; у заднего края последнего в области челюстного сочленения скуловая, квадратно-скуловая и квадратная кости смыкаются друг с другом. Клыки дифференцированы слабо.[4]

Напишите отзыв о статье "Сфенозухии"

Примечания

  1. [terme.ru/dictionary/702/word/%C3%F0%E0%F6%E8%EB%FC%ED%FB%E9 Национальная философская энциклопедия]
  2. 1 2 3 Кэрролл Р. Палеонтология и эволюция позвоночных. — М.: Мир, 1993. — Т. 2. — 283 с. — 5000 экз.
  3. [bio-slovar.ru/idx.php/186/2545/article/ Биологический словарь]
  4. 1 2 3 4 Татаринов Л. П. Очерки по эволюции рептилий. Архозавры и зверообразные. — М.: ГЕОС, 2009. — 377 с. — 600 экз.
  5. [nts.sci-lib.com/article0002731.html Научно-технический словарь]
  6. [www.det-orto.ru/media/vvb/gloss/vert_vp.htm www.det-orto.ru]

Отрывок, характеризующий Сфенозухии

В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.