Свято-Филаретовский православно-христианский институт

Свято-Филаретовский православно-христианский институт (СФИ)
Международное название	St Philaret's Christian Institute in Moscow
Девиз	Свет Христов просвещает всех!
Год основания	1988
Тип	Негосударственный
Ректор	иерей Георгий Кочетков
Студенты	около 300
Преподаватели	55
Юридический адрес	105062, Российская Федерация, Москва, ул. Покровка, д. 29, стр. 1
Сайт	[www.sfi.ru/ .ru]

К:Учебные заведения, основанные в 1988 году

Свято-Филаретовский православно-христианский институт (краткое название — СФИ) — первое независимое высшее богословское учебное заведение, открытое в России в советское время. Институт был основан в 1988 году. В нём могут обучаться как клирики, так и миряне. Учредитель — Региональная общественная организация содействия духовному развитию личности «Сретение». Сотрудники института участвуют в работе Межсоборного присутствия Русской православной церкви и Совета православных общественных объединений при ОВЦО.

В институте работают два факультета: богословский (с момента основания института) и религиоведческий. Также при институте действуют двухгодичный Богословский колледж. На сегодняшний день СФИ предлагает программы высшего профессионального образования по теологии (бакалавриат) и дополнительного профессионального образования по теологии, религиоведению и основам православной культуры (в том числе курсы повышения квалификации учителей школ по дисциплине “Основы религиозных культур и светской этики (ОРКСЭ)” — “Основы православной культуры”, “Основы мировых религиозных культур”, “Основы светской этики” и др.).

Свято-Филаретовский институт имеет лицензию Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки РФ (№ 0676 от 26.03.2013, без окончания срока действия), свидетельство о государственной аккредитации (№ 0982 от 30 апреля 2014 года) и лицензию Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата (№ 09-5635-5 от 21.01.2009).

Приоритетные направления научной, преподавательской и богословской деятельности института связаны с вопросами христианского свидетельства в современном мире, миссии, катехизации и воцерковления взрослых людей, духовного образования и истории Русской церкви ХХ века.

В своей деятельности СФИ стремится к созиданию диалога между церковью и культурой, церковной и светской наукой.

Образовательная концепция СФИ

Идея создания Свято-Филаретовского института была связана с необходимостью восстановить и сохранить почти уничтоженную в советское время церковную духовную традицию через её передачу всем, кто был готов стать её носителем. По мнению основателя и ректора СФИ священника Георгия Кочеткова, важнейшее место в этой традиции принадлежало религиозной культуре, богословию и религиозной философии. По его замыслу, школа должна была вобрать в себя лучшие качества светского и духовного образования, лучшее, что было в церковной и научной традиции. Необходимо было избежать, с одной стороны, утилитарного взгляда на образование как исключительно на способ развития полезных навыков, а с другой стороны, оторванного от жизни схоластического подхода.

Ректор и основатель СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

…невозможен разрыв между Школой и духовной жизнью. Православная Школа — часть этой духовной жизни, столь же необходимая, как и участие в таинствах, молитва, чтение Священного Писания или дела милосердия. Школа — это потребность Духа, и здесь не может быть никаких препятствий. Она должна и перед лицом светской системы, и перед лицом церковной системы ощущать свою свободу. Не просто независимость, а свободу. Как невозможно человеку запретить дышать или молиться, так невозможно запретить ему входить в полноту Священного Писания и Священного Предания. Помогать ему в этом — и есть главная задача Школы.

Потребность в подобной школе возникла в среде православных христиан, друзей и духовных чад отца Георгия, вошедших в Русскую православную церковь в 1970—1980-е годы через длительное (от одного до двух лет) оглашение, то есть целостное и последовательное личностное научение основам христианской веры, молитвы и жизни. Чтобы жить по своей вере в условиях современного мира и передавать эту веру другим, им было необходимо богословское образование. На поддержку этих людей и опирался отец Георгий, создавая институт. Это были клирики и миряне, мужчины и женщины разного возраста, готовые что-то делать ради Бога и церкви «в свободное от работы время».

Декан богословского факультета СФИ Зоя Дашевская:

Без духовного образования в современной церковной жизни полноценно участвовать невозможно. Кто же захочет оставаться невеждой? Мы призваны быть верными учениками, а для этого необходимо хорошо знать и понимать церковную традицию, жить в церкви свободно, поступать по вере, а не быть как «тростник, ветром колеблемый». Это не та жизнь, в которую ты вошел на некоторое время, а потом вышел. Мы живем в быстро меняющемся мире, и когда люди обращают к церкви свои вопросы, надо не просто ответить им как-то и что-нибудь, а утолить их голод и жажду слова Божьего. Для этого образование и необходимо.

Руководитель учебно-методического отдела и заведующая кафедрой Священного писания и библейских дисциплин СФИ Лариса Мусина:

Те, кто постарше, прекрасно помнят, чем были гуманитарные дисциплины в советское время. Это были сугубо идеологические курсы. И сейчас, когда наша страна только-только выбирается из того времени, мы можем уверенно сказать, что всем нам почти стопроцентно не хватает нормальной гуманитарной человеческой образованности — даже если мы не собираемся это использовать в профессии, даже если нам вообще уже ни к чему думать о каких-то новых профессиях. Этой «образующей» стороны нам всем не хватает. Поэтому мне кажется, что когда мы говорим о духовном образовании, мы прежде всего должны вспоминать о том историческом смысле, с которым наше братство связывает своё призвание, о том месте, которое мы понимаем как своё в церковной и общественной истории, — о служении возрождению, и образование — это как раз то, через что человек возрождается в первую очередь.

В основу СФИ легла концепция православного образования, открытого по своему духу, содержанию, целям и методам. Такое образование должно было способствовать воспитанию свободной, открытой, духовно и нравственно полноценной личности, уважающей свободу и закон в обществе, способной к самостоятельному творческому решению стоящих перед ней и народом задач, оказывающей действенное сопротивление любому насилию, агрессии, национализму и фундаментализму.

Ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

Центром открытого православного образования является личность, её возрастание в Богопознании и жертвенном служении Богу и ближним, её готовность к ученичеству и творчеству.

Одна из главных образовательных задач СФИ — преодоление разрыва между светским и духовным развитием в человеке и обществе, утверждение в церкви и обществе ценности высокой светской культуры и возвращение её к своим духовным корням.

Ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

Православная Школа не может не быть церковной, даже если её юридический статус — светский. Более того, она должна стремиться преодолеть сам разрыв между светским (но не мирским) и церковным (в смысле христианско-духовном). Она не может не быть одновременно и традиционной, и мобильно реагирующей на все запросы сегодняшнего мира, человека и общества, науки и культуры.

Проректор СФИ Дмитрий Гасак:

Поскольку в ХХ веке церковная мысль, богословская школа, академическая церковная традиция в большой степени были разорены, то, на мой взгляд, сейчас чрезвычайно важен спокойный качественный труд по разработке новых тем или по продолжению разработки старых тем, актуальных ныне. Очень радостно видеть выпускников, которые всерьёз разбираются в весьма непростых нюансах богословской тематики, будь то экклезиология, или миссиология, или катехетика, или исследования Священного писания и библеистика. Это тот фундамент, которого нам сейчас очень сильно не хватает.

Алексей Борисович Мазуров, доктор исторических наук, ректор Московского государственного областного социально-гуманитарного института:

Я здесь не видел безразличных людей, которые сплошь и рядом встречаются в государственных и негосударственных вузах. Это связано не просто с тем, что у большинства студентов СФИ уже есть одно высшее образование, а с их личностной зрелостью. Ведь многие молодые люди сейчас идут в вуз за высшим образованием, потому что им просто нужен диплом, надо где-то «перетусоваться», сейчас это ещё называется «постшкола». Здесь этого нет.

История

Открытие института

Свято-Филаретовский институт был основан в 1988 году священником Русской православной церкви Георгием Кочетковым. О создании православного вуза, достаточно свободного от влияния советской действительности, он размышлял уже в начале 1980-х годов:

… открытие института готовилось не один год, это понятно, и это происходило тогда, когда никто ещё не думал ни о каком крахе советской коммунистической системы. Я хотел прежде всего соединить то лучшее, что есть в светской системе, с лучшим в системе духовной, как существовавшей когда-то в России, так и существующей сейчас в Западной Европе, как в православии, так и вне его. В православии мы ориентировались на опыт Сен-Серж — Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже — и, понятно, на Свято-Владимирскую семинарию в Америке, под Нью-Йорком.

В 1988 году отец Георгий разработал программу высшего богословского образования, и 4 июля был осуществлен первый набор двенадцати студентов на I курс Высшей христианской школы. Первый год занятия проходили дома у самих студентов, а их имена в ведомостях приходилось зашифровывать.

Основу фонда СФИ составили ксероксы книг, статей, самиздата — библиотека, которую отец Георгий стал собирать ещё в 1970-е годы вместе с друзьями и единомышленниками, советуясь со своими учителями — отцом Всеволодом Шпиллером, отцом Виталием Боровым. Некоторые книги передали Николай Евграфович Пестов, Сергей Иосифович Фудель.

Обретение официального статуса

В 1990 году школа вошла в состав Российского открытого университета в качестве богословского факультета. Это была первая возможность легализации, появившаяся с падением советского режима.

В 1992 году институт вышел из состава Российского открытого университета и был зарегистрирован в Министерстве юстиции РФ как самостоятельное учебное заведение — Московская высшая православно-христианская школа (МВПХШ).

В июле того же года МВПХШ получила благословение на труды Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

С 1994 года школа носит имя святителя Филарета Московского (1782—1867) — выдающегося церковного деятеля, богослова и проповедника, организатора Синодального перевода Библии на русский язык, составителя «Пространного христианского катехизиса Православной Кафолической Восточной церкви».

В 2002 году Свято-Филаретовская высшая православно-христианская школа была переименована в Свято-Филаретовский православно-христианский институт.

В феврале 1997 года Святейший Патриарх Алексий II благословил устроение часовни во имя святителя Филарета Московского в помещениях СФИ.

В 1998 году институт получил Представление ОРОиК о соответствии учебных программ СФИ православному вероучению. Подобный документ СФИ получал при каждом повторном лицензировании.

В 1999 году институт получил лицензию Министерства общего и профессионального образования РФ.

В 2009 году СФИ прошел Государственную аккредитацию и получил соответствующие свидетельства на ООП «Теология» и ДПО по религиоведению.

В 2011 году учредитель СФИ РОО «Сретение» вошла в состав Совета православных общественных объединений при Синодальном отделе Московского патриархата по взаимоотношениям церкви и общества.

Ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

Институт существует уже много лет как официальное учреждение, слава Богу, свободное, независимое, воспринявшее в себя многие особенности, которые появились ещё в нелегальном состоянии в первый период жизни института. Мы и сейчас считаем нашим преимуществом то, что мы свободны, так же как и все то, что мы взяли из разных систем образования и из своего личного духовного опыта, из своих духовных потребностей и ввели в программы и в порядок взаимоотношений. <…> сейчас институт, как и любое официальное учебное заведение, должен, естественно, как-то соотноситься с имеющимся официальным контекстом, думать о помещении, о лицензии, о финансах, о зарплатах и т. д. И все-таки он остается во многом именно братским, прежде всего потому, что он поддерживается братствами и сохраняет общинно-братский дух.

Структура института

Ректор и основатель

Дух института, основные приоритеты в его работе, стремление объединить достоинства светского и духовного образования, связаны с фигурой ректора и основателя СФИ священника Георгия Кочеткова.

Отец Георгий окончил общеэкономический факультет Института народного хозяйства им. Г. В. Плеханова (1978), а затем учился в Ленинградской духовной академии. Чтобы получить духовное образование, он ушел из аспирантуры за несколько месяцев до её окончания, поскольку поступить в семинарию людям с высшим образованием в те годы было практически невозможно В 1980 году Георгий Кочетков поступил в Ленинградскую духовную академию, сдав после этого экстерном 28 экзаменов за полный курс семинарии. В 1993 году по благословению святейшего патриарха Алексия II он защитил в Свято-Сергиевском православном богословском институте в Париже магистерскую (кандидатскую) диссертацию по пастырскому богословию «Та́инственное введение в православную катехетику».

Помимо научной деятельности и забот, связанных с управлением институтом и руководством кафедрой миссиологии, катехетики и гомилетики СФИ, отец Георгий Кочетков окормляет несколько тысяч человек — членов Преображенского братства.

Благодаря созданной отцом Георгием Кочетковым системе длительного оглашения (катехизации) — научения людей христианской вере и жизни членами Русской православной церкви стали более 15 000 человек, из них около 3000 человек входят в Преображенское братство.

Отец Георгий Кочетков широко участвует в российских и международных богословских конференциях, семинарах, симпозиумах и коллоквиумах.

Богословский (теологический) факультет

Богословский факультет СФИ появился вместе с открытием самого института. На факультете реализуется программа бакалавриата по направлению «теология». Также на факультете действует программа дополнительного профессионального образования, соответствующая уровню магистратуры. Обучение нацелено на всестороннюю подготовку студентов по богословию, православному богослужению, Священному писанию и церковной истории.

Декан богословского факультета СФИ Зоя Дашевская:

Цель богословского образования в СФИ, прежде всего, в том, чтобы приобщить студентов к полноте церковного предания, чтобы они могли чувствовать себя в церковной традиции свободно, понимали, Кто есть её Источник и что она собой представляет, тогда можно по-настоящему послужить возрождению нашей церкви. Невозможно что бы то ни было понять и сделать, если ты не знаешь норму. <…> Составляя учебный план и программу, мы предполагаем, что должны дать нашим студентам самое важное, самое необходимое — дисциплины, которые формируют богословское образование, и стараемся приглашать лучших специалистов для того, чтобы эти дисциплины были освоены студентами качественно.

СФИ — один из немногих православных богословских вузов, где преподается катехетика, и единственный, где этот предмет является профилирующим. Это связано с одной из приоритетных задач образовательной и религиозной деятельности института — подготовкой катехизаторов, необходимой для возрождения в Русской православной церкви практики полноценной подготовки к крещению. С первых дней существования института особое внимание в нём уделялось преподаванию таких дисциплин, как катехетика и миссиология.

Декан богословского факультета СФИ Зоя Дашевская:

Всем хорошо известно о проблеме воцерковления людей в Русской церкви. У нас огромное количество номинально крещеных христиан, которые никак не соотносят свою жизнь с заповедями Божиими. И, тем не менее, жажда проповеди и свидетельства в обществе огромна, люди откликаются на живое слово о Христе. Мы стараемся подготовить наших студентов к свидетельству о вере из глубины православной традиции. Поэтому наши студенты изучают также историю христианской миссии и катехизации.

Большинство студентов богословского факультета СФИ — верующие люди, для которых образование связано с церковной жизнью и служением Богу и Церкви. Многие из них — члены основанного отцом Георгием Кочетковым Преображенского братства.

Декан богословского факультета СФИ Зоя Дашевская:

Знания должны приближать человека к боговедению и не быть чем-то абстрактным, внешним по отношению к его жизни. Мне кажется, что именно здесь коренное отличие богословского образования в нашем институте от попытки просто изучать те или иные дисциплины. Существуют богословские факультеты, на которых учатся даже неверующие люди, но для нас это принципиально невозможно. Кто правильно молится, тот богослов, а кто богослов, тот правильно молится. Поэтому духовное образование должно стоять на крепком фундаменте христианской церковной жизни.

Факультет религиоведения

В 2005 году в СФИ был открыт факультет религиоведения. Он предлагает три образовательные программы: профессиональная переподготовка, повышение квалификации и дополнительное профессиональное образование, по своему уровню соответствующее магистратуре. В отличие от богословского факультета СФИ, на религиоведческом обучаются как православные христиане, так и представители других религий и конфессий и даже неверующие люди.

В основе образовательной концепции факультета религиоведения СФИ — стремление говорить о религии не просто как о форме культуры или социальной жизни человека и народа, но в первую очередь как о религиозном духовном опыте. Это отличает его от многих открытых в России факультетов религиоведения, соблюдающих своего рода нейтралитет в отношении самих жизненных вопросов религиозного свойства и провозглашающих отстраненность от живого религиозного опыта основополагающим принципом преподавания.

Декан факультета религиоведения СФИ Маргарита Шилкина:

Цели и задачи факультета вытекают из главной проблемы нашего секуляризованного общества — отсутствия религиозного сознания как такового, потери чувства святыни и святотатства во всей своей жизни, превращения, по словам прот. Александра Шмемана, человека поклоняющегося, homo adorans, в человека религиозного, homo religiosus, который, выполнив ритуал, останется равнодушен к недоступному ему внутреннему духовному опыту. Поэтому цель факультета религиоведения СФИ — это создание нового религиоведения, опирающегося в своем развитии на взаимодействие с философской герменевтикой, этикой и антропологией. Религиоведение, в замысле своем ориентированное на понимание человека, нуждается в выявлении собственной антропологической перспективы, в силу чего предметом его интереса должен оказаться человек, заботящийся об основаниях и гарантии осмысленности своего бытия, его ценности и целостности.

Одна из важнейших задач факультета религиоведения СФИ — открыть студентам многообразие духовного опыта человечества, помочь им преодолеть как идеологическое, так и магическое отношение к религии, обрести готовность к диалогу с людьми разных верований и конфессий. Студентам-христианам религиоведческое образование позволяет научиться различать живой духовный опыт и массовую бытовую религиозность.

Учебные программы факультета религиоведения СФИ, в большой степени состоящие из авторских курсов, предполагают изучение феномена религиозности как такового, истории религий, мировых и известных немировых религий и новых религиозных движений. Студенты всех уровней также осваивают учебные курсы, посвященные взаимовлиянию религиозности и других сфер человеческой жизни: этики, эстетики, мировой культуры, социологии, права, политики.

Факультет готовит квалифицированных экспертов по религиозным вопросам для светских и религиозных организаций. Его образовательные программы адресованы учителям и преподавателям вузов, журналистам и сотрудникам туристических агентств, паломнических центров и музеев.

Богословский колледж

При богословском факультете СФИ с 2002 года действует двухгодичный колледж. Это учебное заведение обеспечивает базовую богословскую подготовку. Колледж дает целостное и разностороннее представление об основных богословских предметах. Программа рассчитана на абитуриентов с высшим или средним специальным образованием. В колледже учатся как миряне, так и клирики. Лекции и семинары в колледже ведут преподаватели СФИ и других вузов.

Курсы повышения квалификации

При СФИ действуют курсы повышения квалификации по Основам православной культуры. Курсы рассчитаны на учителей средних школ, колледжей, средних профессиональных учебных заведений, журналистов, пишущих на церковную тематику, а также всех желающих получить базовые знания о христианстве и православной культуре

Учредитель

Учредитель СФИ — Региональная общественная организация содействия духовному развитию личности «Сретение». РОО «Сретение» зарегистрирована Главным управлением юстиции г. Москвы Министерства юстиции Российской Федерации 31 августа 2000 г. под № 13767. Свидетельство о внесении записи в Единый государственный реестр юридических лиц от 14 января 2003 г. серия 77 № 007312118.

РОО «Сретение» входит в состав Совета православных общественных объединений при Синодальном Отделе Московского Патриархата по взаимоотношениям Церкви и общества.

Президент РОО «Сретение» — Дмитрий Гасак, который также является проректором Свято-Филаретовского института.

Болонская система

В 2011 году Свято-Филаретовский институт, как и многие вузы в нашей стране, перешел на Федеральный государственный образовательный стандарт третьего поколения (болонскую систему). Многие формы учебной работы, предусмотренные данным стандартом, фактически используются на богословском факультете СФИ с самого начала его существования. Так, модульная структура учебных программ, которую предполагает новый стандарт, соответствует подходу, которого придерживался основатель и ректор СФИ священник Георгий Кочетков, когда создавал институт. Этот подход предполагал всестороннюю подготовку студентов по православному богослужению, церковной антропологии, богословию и церковной истории.

На двухуровневую систему образования, которая сегодня соответствует бакалавриату и магистратуре, богословский факультет СФИ перешел в 1993 году. В рамках бакалавриата на первых двух курсах студенты осваивают бесспорное в православной традиции, а также изучают основные источники в полном объёме, а на III—IV курсах знакомятся с более сложными, проблемными и спорными вопросами. Программа дополнительного профессионального образования, по своему уровню и характеру ориентированная на магистратуру, предполагает умение видеть и, насколько возможно, творчески решать существующие проблемы в той или иной области учения и практики церковной жизни.

Поскольку большинство обучающихся в СФИ всегда составляли люди, уже имеющие высшее образование, и многие из них получают богословское образование в свободное от работы время, программа изначально в большой степени опиралась на самостоятельную работу студентов с литературой и источниками и семинарские формы занятий, характерные для болонской системы (Федерального государственного образовательного стандарта).

Научно-просветительская работа

Приоритетные направления в религиозной работе СФИ тесно связаны с образовательными, церковными и общественными задачами, которые ставит перед собой институт

Миссия и катехизация

Основное место в деятельности СФИ занимает богословская разработка вопросов миссии и катехизации, подготовки людей к сознательному участию в богослужении и ответственной церковной жизни. Развитие данного направления связано и с изучением исторического опыта миссии и катехизации, и с поиском ответов на вопросы, возникающие в современной практике оглашения.

В своей работе институт опирается на многолетний опыт миссии и оглашения взрослых, начатый в 1970-е годы будущим ректором СФИ священником Георгием Кочетковым. Сейчас этот опыт поддерживает основанное отцом Георгием мирянское церковное движение — Преображенское братство.

В 2006 году при кафедре миссиологии, катехетики и гомилетики СФИ был создан Научно-методический центр по миссии и катехизации (НМЦ МиК). Центр оказывает методическую помощь современным миссионерам и катехизаторам. Задача МЦМК — анализ и систематизация существующей практики оглашения, создание пространства для диалога, обмена опытом и содействие возрождению в церкви святоотеческой традиции миссии и катехизации. Руководитель Методического центра по миссии и катехизации — Л. В. Комиссарова.

Общинно-братское движение в Православной церкви и опыт новомучеников и исповедников российских

Особое внимание в изучении истории церкви Свято-Филаретовский институт уделяет опыту новомучеников и исповедников российских. На сегодняшний день собрано достаточное количество свидетельств об этих людях, многие из них канонизированы, но по-прежнему не осмыслено их наследие, не проанализированы их богословские взгляды и церковная жизнь. Исследованием этих малоизученных вопросов и занимается церковно-историческая кафедра Свято-Филаретовского института.

Заведующий кафедрой церковно-исторических дисциплин СФИ Константин Обозный:

…в советский период в отношении православной церкви и верующих было допущено немало насилия физического и морального, многие факты церковной жизни сознательно подвергались искажению, огульной критике и высмеиванию. Немало мифов и предрассудков, которые выдавались агитаторами за истину о христианстве, существовало в те годы, некоторые сохранились до сего дня. Противостоять этому можно по-разному. Можно создавать новую мифологию, только уже православного образца, можно прилагать силы к просвещению нашего народа посредством выпуска исторических исследований, проведения круглых столов, выставок, памятных вечеров и т. п.

Опыт новомучеников и исповедников российских тесно связан с историей общинно-братских движений в Русской православной церкви. На основании сохранившихся сведений, в том числе архивных документов, и общения с потомками членов этих движений Свято-Филаретовский институт собирает и анализирует сохранившиеся сведения о принципах их устроения, молитве, этических и аскетических нормах, формах деятельности. Члены кафедры церковно-исторических дисциплин СФИ внесли значительный вклад в исследование деятельности Псковской миссии и таких ключевых фигур в русской церковной истории, как Николай Неплюев, епископ Макарий (Опоцкий).

Ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

… свидетельства новомучеников говорят нам том, что только там, где пастырь и паства на основе церковной соборности объединяются и показывают свою ответственность за Церковь — только там начинается новая жизнь, только там возможно противостояние любому искушению, любому злу, даже тоталитарной богоборческой власти, только там и возрождается сама вера в Церковь. <…> Как показала история, самыми верными Богу и Церкви оказывались те люди, которые объединялись или в «святые коммуны» и общины, или в братства и движения — было много разных форм, дело сейчас не в названиях, — но которые действительно собирали воедино весь народ Божий, все наследие Божье. Тогда возрождалась и вера в Церковь. Мне кажется, это одна из самых главных вещей, которую можно считать наследием новомучеников и исповедников российских.

С 2011 года Свято-Филаретовский институт совместно с Культурно-просветительским центром «Преображение», обществом «Мемориал», Екатеринбургской православной духовной семинарией, краеведческими и историческими музеями разных регионов России выступает соучредителем ряда передвижных выставок, посвященных церковной истории конца XIX и начала XX века:

• «Неперемолотые. Опыт духовного сопротивления в XX веке»;
• «„Он не преклонился перед силой факта“: Н. Н. Неплюев и его Крестовоздвиженское братство»;
• «„Non licet vos esse. Не должно вам быть“: к 90-летию кампании по изъятию церковных ценностей»

К концу 2012 года, через полтора года с момента запуска первого проекта, выставка «Неперемолотые» побывала в 18 городах России (в том числе в Санкт-Петербурге, Архангельске, Перми, Рязани, Воронеже, Вельске, Троицке). Выставка «„Non licet vos esse. Не должно вам быть“: к 90-летию кампании по изъятию церковных ценностей» за первые полгода своего существования экспонировалась на трех выставочных площадках Москвы, одна из которых — храм Христа Спасителя.

Богослужебные переводы

В Свято-Филаретовском институте в течение многих лет осуществляется проект по переводу православного богослужения с древнегреческого на русский язык.

Главный практический смысл этой работы в том, чтобы сделать для любого человека возможным осмысленное и ответственное участие в общей церковной молитве. Извод церковнославянского языка, который ныне употребляется в Русской церкви, сформировался в результате реформ патриарха Никона в XVII веке. С тех пор он пребывает в «законсервированном» состоянии, а любые изменения в нём носят искусственный характер. Поэтому богослужебный язык, который звучит в большинстве русских храмов, непонятен для современного человека, хотя в силу созвучия многих церковнославянских и русских слов может создавать иллюзию понимания. Перевод богослужебных текстов имеет и важное богословское значение, поскольку подробное изучение и сопоставление богослужебных памятников позволяет лучше понять и осмыслить литургическую традицию церкви.

Ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

…проблема богослужебного перевода — это одна из существенных граней проблемы возрождения церковной жизни в целом, проблемы духовного обновления церкви, обновления Духом Святым, проблемы возрождения духовных служений в ней во всем их многообразии и в их полноте. Пока в нашей церкви этого не будет, перевод богослужения на современный язык останется лишь ещё одной «золотой завитушкой». К тому же дорогостоящей, поскольку это очень кропотливое, непростое и небыстрое дело, требующее большого вклада сил нередко самых квалифицированных членов церкви, самых культурно утонченных и духовно чутких из них.

К 2011 году издательством СФИ было выпущено семь томов серии переводов «Православное богослужение», в которые вошли переводы всех основных чинопоследований. Работа ректора и основателя СФИ священника Георгия Кочеткова по переводу отдельных частей православного богослужения восходит к концу 1970-х годов. С начала 2000-х ему активно помогала группа профессиональных филологов. До своей болезни и кончины в 2004 году в этой работе принимал активное участие академик Сергей Аверинцев.

Конференции СФИ

С 1990 года Свято-Филаретовский институт совместно с другими вузами и академическими институтами РАН проводит международные конференции. В 2006 году они стали проводиться дважды в год: осенняя организуется Преображенским братством при поддержке Свято-Филаретовского института и носит церковно-общественный характер, а конференцию в мае проводит Свято-Филаретовский институт и она посвящена специальным богословско-практическим вопросам.

Специализированные богословско-практические конференции СФИ

Появление специализированных конференций объясняется желанием объединить людей — ученых, преподавателей, практиков, — деятельность которых связана с той или иной сферой церковной жизни.

• 28 — 30 мая 2012 г. Традиция святоотеческой катехизации: современные вопросы подготовки катехизаторов (СФИ — Отдел религиозного образования и катехизации Кемеровской и Новокузнецкой епархии).
• 25 — 27 мая 2011 г. Традиция святоотеческой катехизации: проблемы и критерии качества оглашения современных «слушающих» (СФИ).
• 17 — 19 мая 2010 г. Традиция святоотеческой катехизации: пути возрождения (СФИ).
• 26 — 28 мая 2008 г. Образование в XXI веке: стратегии и приоритеты (СФИ при содействии Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата).
• 31 мая — 1 июня 2007 г. «Велика жатва, а работников мало»: миссия в Восточной Европе в православном контексте (СФИ — Всемирное братство православной молодежи «Синдесмос» — Церковное миссионерское общество (Великобритания) — при поддержке Миссионерского отдела Московского Патриархата).
• 11 — 12 мая 2006 г. Церковное искусство, его восприятие и преподавание (СФИ — Институт художественного образования РАО — Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва).

Конференции СФИ и ПСМБ

Темами церковно-общественных конференций в последние годы были:

• 28 — 30 сентября 2011 г. «Служение Богу и человеку в современном мире»: К 160-летию со дня рождения Н. Н. Неплюева (Преображенское братство — Левада-центр — КПЦ «Преображение» — СФИ).
• 29 сентября — 1 октября 2010 г. «Старшинство и иерархичность в церкви и обществе» (Преображенское братство — СФИ).
• 30 сентября — 2 октября 2009 г. «Дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной рознью мира сего»: общность, общение, община в современном мире (Преображенское братство — СФИ).
• 29 сентября — 1 октября 2008 г. «Духовное противостояние пустоте в церкви и обществе» (Преображенское братство — СФИ — Журнал «Вестник русского христианского движения»).

Проректор СФИ и председатель Преображенского братства Дмитрий Гасак:

Мы не хотели бы отдельно говорить о православной церкви и отдельно — об обществе. Верующие, люди разных исповеданий, такие же члены общества. Все эти годы мы старались сосредоточиться на реальности жизни, а не просто рассматривать какую-то интересную тему, связанную с историей или с христианской традицией, или с чем-нибудь подобным. Наша конференция не академическая, она — братская и поэтому носит церковно-общественный характер. Нас интересует настоящий момент.

Доктор богословия Европейского гуманитарного университета, кандидат филологических наук, поэт, прозаик Ольга Седакова:

Ежегодные конференции, которые проводятся в Свято-Филаретовском институте (на них съезжается не менее тысячи представителей малых братств со всей страны, приглашаются самые интересные люди светской современной культуры и богословы из других стран), каждый раз предлагают своим участникам значительные для церковной и общественной жизни темы. В частности, в 2011 году конференция была посвящена теме служения в Церкви и обществе. Признаюсь, нигде больше я не встречала такого открытого и заинтересованного общего обсуждения поставленных тем. Здесь готовится и уже происходит новая встреча светской культуры и Церкви, так необходимая нашей современности.

Сретенские чтения

С 1995 года Свято-Филаретовский институт ежегодно проводит богословскую конференцию студентов, аспирантов и молодых преподавателей «Сретенские чтения». В ней принимают участие представители духовных школ и светских вузов: Общецерковной аспирантуры и докторантуры, Московской духовной академии, Киевской духовной академии, Минских духовных школ, Смоленской семинарии, РГГУ, МГУ, СПбГУ и других.

Сотрудничество

Профессора, преподаватели, студенты и выпускники СФИ участвуют в богословских конференциях и семинарах, проводимых синодальными отделами Русской православной церкви, церковными и светскими вузами и организациями в России и за рубежом. В их числе — международная богословская конференция Синодальной библейско-богословской комиссии РПЦ, Рождественские образовательные чтения; Всецерковный съезд епархиальных миссионеров РПЦ; конференция студентов, аспирантов и молодых ученых МГУ «Ломоносовские чтения»; студенческая конференция Санкт-Петербургских духовных школ; конференция Смоленской духовной семинарии; международная конференция Общества библейской литературы (Лондон) и другие.

Ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков:

Для меня очень важно, чтобы не только я, но и все наши профессора и преподаватели как можно чаще выступали на важнейших форумах в России и за рубежом, что мы и стараемся делать уже много лет. Мы очень рады, что это сотрудничество расширяется. Очень важно не замыкаться только на вузах Москвы, Петербурга, Киева, Минска, важно не только участвовать в конференциях в Италии или во Франции, но обязательно нужно думать и о перспективах развития внутри нашей страны. Сотрудничество духовных школ друг с другом и со светскими вузами открывает возможности для совместного труда, что особенно важно, учитывая существующий у людей дефицит общения и доверия.

В марте 2011 года СФИ заключил договор с Русской христианской гуманитарной академией (Санкт-Петербург) об объединении усилий в образовательной, религиозной, учебно-методической, педагогической и информационно-издательской деятельности. Существенной частью этого соглашения стало сотрудничество обоих вузов в проведении религиозных конференций.

Свято-Филаретовский институт активно сотрудничает с Российским государственным гуманитарным университетом. В 2011 году вузы совместно провели ряд проектов, посвященных памяти академика Сергея Аверинцева:

• 18 февраля — 15 марта 2011 г., РГГУ. Выставка изданных работ академика Сергея Аверинцева (1937—2004) из фондов библиотек РГГУ и СФИ.
• 26 — 27 апреля 2011 г., РГГУ-СФИ. Конференция «Христианская культура: библеистика, богословие, философия, литература, искусство. Памяти Сергея Аверинцева».

В образовательной сфере Свято-Филаретовский институт сотрудничает с ведущими учёными и специалистами. Так, в 2009/2010 учебном году спецкурс по проблемным вопросам изучения истории Русской православной церкви для студентов магистратуры прочитал д.и.н. Михаил Шкаровский. Академическую лекцию на открытии 2010/2011 учебного года прочитал к.ф.н. Михаил Селезнёв, возглавлявший в Российском библейском обществе работу над новым переводом Ветхого завета на русский язык. Несколько лет студентам факультета религиоведения СФИ читает спецкурс религиозной педагогики к.п.н., проф. Федор Козырев, директор Института религиозной педагогики РХГА. Институт постоянно сотрудничает с преподавателями из МГУ, РГГУ, Института философии РАН и других гуманитарных вузов.

Издательство

Издательство Свято-Филаретовского института было основано в 1991 году. За прошедшие годы в нём вышли произведения философов и богословов русского религиозного возрождения: протоиерея Сергия Булгакова, протопресвитера Александра Шмемана, протопресвитера Николая Афанасьева, архимандрита Киприана (Керна), Павла Евдокимова и других, в том числе труды, никогда прежде не публиковавшиеся. Были переведены и изданы работы многих современных зарубежных богословов, прежде всего православных — архиепископа Анастасия Яннулатоса, митрополита Иоанна Зизиуласа, митрополита Георгия Ходра, протопресвитера Иоанна Мейендорфа, Оливье Клемана, Христоса Яннараса и многих других.

Деятельность издательства с момента основания была связана с катехизационной и просветительской направленностью института и отражала основные стороны его религиозно-исследовательской и религиозно-практической работы. Среди основных проектов издательства:

• Сборники материалов ежегодных богословско-практических конференций СФИ.
• Альманах «Свет Христов просвещает всех!», представляющий богословские труды членов кафедр, а также учебные работы студентов и выпускников.
• Серия «Православное богослужение», в которой вышли переводы на русский язык всех основных чинопоследований, с приведением церковнославянских текстов, исторических справок и комментариев.
• Учебник по церковному искусству «Христианский храм» профессора СФИ, к.п.н. А. М. Копировского, имеющий гриф Издательского отдела РПЦ.
• Катехизисы: «„В начале было Слово“: Катехизис для просвещаемых» и «„Идите, научите все народы“: Катехизис для катехизаторов», вышедшие в 1999 году. Своё благословение на их издание и предисловие написал выдающийся богослов архиепископ Михаил (Мудьюгин).
• Серия «Беседы по христианской этике» священника Георгия Кочеткова, в которую вошли беседы, проведенные отцом Георгием для оглашаемых в 1990-е годы с ответами на вопросы
• Журнал «Православная община», выходивший с 1990 по 2000 год, когда в России остро ощущался дефицит качественной православной литературы. Особое внимание в «Православной общине» уделялось малоизвестному духовному опыту русской церкви ХХ столетия, богословской мысли русской эмиграции и наследию новомучеников и исповедников российских, опыту устроения общинной жизни, миссии и катехизации.

Ассоциация выпускников и студентов

Ассоциация выпускников и студентов (АВиС) СФИ объединяет студентов и выпускников разных лет, которые хотят делом выразить благодарность институту за духовное образование и приобщение к подлинной церковной традиции, за силы и вдохновение, обретаемые в процессе учёбы. В настоящее время ассоциация насчитывает более 50 активных членов, многие из которых преподают и работают в институте.

При поддержке Ассоциации издается богословский Альманах СФИ «Свет Христов просвещает всех», в котором публикуются работы студентов и преподавателей института. Члены Ассоциации участвуют в других издательских и информационных проектах. АВиС оказывает институту техническую и финансовую поддержку в образовательной деятельности, а также в проведении богословских конференций, студенческих и церковно-практических семинаров.

В сферу ответственности Ассоциации также входит организация внутренней студенческой жизни в СФИ, собирание и хранение истории института, налаживание общения и диалога со студентами других богословских и светских учебных заведений.

АВиС родилась 2 декабря 2006 года, в день памяти святителя Филарета Московского. В этот день ежегодно проходит общее собрание Ассоциации, а в конце зимней сессии в феврале студенты и выпускники института собираются после литургии на общую трапезу — агапу. Традиция совершения агап, которую восприняли от отца ректора студенты СФИ, возродилась в кругу друзей отца Георгия в 1975 году по благословению одного из его духовных учителей протоиерея Всеволода Шпиллера.

Ссылки

• [www.sfi.ru/ Сайт Свято-Филаретовского института]
• [www.ogkochetkov.ru/ Личный сайт ректора СФИ священника Георгия Кочеткова]
• [sfi.ru/study/abiturientu.html Абитуриенту]
• [sfi.ru/knigi-sfi.html Издательство Свято-Филаретовского института]
• [sfi.ru/science/kafedry/kafedra-missiologii-katehetiki-i-gomiletiki.html Кафедры Свято-Филаретовского института]
• [www.predanie.org/ «Предание» — православно-христианская литература почтой: все книги издательства СФИ]

Отрывок, характеризующий Свято-Филаретовский православно-христианский институт

Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.