Сфинктер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сфинкер»)
Перейти к: навигация, поиск

Сфи́нктер (др.-греч. σφιγκτήρ от σφίγγω — «сжимаю») — клапанное устройство, регулирующее переход содержимого из одного органа организма в другой (или из одной части трубчатого органа в другую). Функцию сфинктера выполняет круговая мышца, суживающая или замыкающая при сокращении наружное (например, ротовое) или переходное (например, мочевого пузыря в мочеиспускательном канале) отверстие.

Сфинктер в совокупности со вспомогательными элементами в виде складок слизистой оболочки и сосудистых образований называют «сфинктерным аппаратом».





Классификация сфинктеров

Сфинктеры функциональные и анатомические

Разделяют понятия функционального сфинктера и анатомического. Некоторые важные сфинктеры (например, нижний пищеводный сфинктер), будучи сфинктерами в функциональном отношении, не имеют чётко выраженной анатомической структуры, и наличие анатомического сфинктера в данном месте для некоторых авторов не очевидно[1].

Гладкомышечные

Большинство сфинктеров состоят из гладких мышц и являются непроизвольными, то есть они не могут управляться сознанием. Такие сфинктеры могут представлять собой один из следующих вариантов:

  • мышечный жом из циркулярных волокон, закрывающих просвет пищеварительной трубки;
  • структуру из спиралевидно расположенных мышечных волокон, участвующих в расширении отверстия; именно спиралевидный ход мышечных волокон, в частности, продольных, признаётся наиболее целесообразным для раскрытия просвета в области сфинктера, как и одновременного укорочения трубчатого образования.

Гладкомышечные непроизвольные сфинктеры называются лиссосфинктерами.

Поперечно-полосатые

Меньшинство сфинктеров живых организмов построены из поперечно-полосатой ткани. Они произвольны, то есть могут управляться сознанием. Такие сфинктеры называются рабдосфинктерами.

Сфинктеры человека

В анатомии человека наиболее известны следующие сфинктеры (в связи с тем, что сфинктеры часто разделяют два органа, в представленном ниже списке они могут включаться в оба из этих органов и, таким образом, дублироваться):

Сфинктеры пищеварительной системы

В составе пищеварительной системы насчитывается около 35 разных сфинктеров[2].

Сфинктеры пищевода

Сфинктеры желудка

Сфинктеры двенадцатиперстной кишки

Сфинктеры билиарной и панкреатической систем

Сфинктеры толстой кишки

Сфинктеры выделительной системы

Сфинктеры зрительной системы

Диагностика расстройств сфинктеров

Недостаточность сфинктеров часто является причиной разнообразных заболеваний, обусловленных или чрезмерным пропусканием содержимого полого органа в противоположном естественному направлении, или недостаточно эффективным регулированием при прохождении сфинктера содержимым органа в «прямом» направлении. Например, неэффективное функционирование нижнего пищеводного сфинктера может явиться причиной гастроэзофагеальной рефлюксной болезни, других заболеваний пищевода, в том числе рака пищевода. В связи со значительным разнообразием сфинктеров не существует каких-либо единых методов их исследования. В зависимости от вида сфинктера, возможности проникновения к нему исследовательского инструмента, применяются разные методы исследования. В общем случае, их можно разделить на рентгенологические, эндоскопические, манометрические и методы, основанные на измерениях физических параметров среды перед и (или) после сфинктера. Примером метода последнего типа является суточная рН-метрия пищевода, при которой измеряется кислотность в нескольких точках пищевода, которая показывает, в какой мере и в каких случаях кислое содержимое желудка пропускается нижним пищеводным сфинктером в пищевод.

Манометрия сфинктеров

Так как основной функцией сфинктера является перекрытие полости органа (общей границы двух органов) с целью регулирования перемещения содержимого этого органа (этих органов), то наиболее естественным типом исследования является измерение давления, создаваемого сфинктером в разных фазах его функционирования. Наиболее распространённым среди манометрических методов является манометрия пищевода, в которой основное внимание уделяется исследованию давления в зоне нижнего пищеводного сфинктера[3]. Для исследования верхнего пищеводного сфинктера (ВПС) и акта глотания применяется манометрия ВПС или фарингеальная манометрия. Расстройства внешнего и внутреннего сфинктеров ануса исследуются посредством аноректальной манометрии. Аналогично, основным методом исследования состояния сфинктера Одди является манометрия сфинктера Одди[4]. Исследования сфинктеров мочевыделительной системы человека выполняют с помощью уродинамических приборов, в основе которых лежит измерение давления в уретре и мочевом пузыре[5].

Применение манометрии ограничено, в том числе, возможностью доступа измерительного органа прибора в зону сфинктера.

Напишите отзыв о статье "Сфинктер"

Примечания

  1. Комаров Ф. И., Гребенев А. Л. Руководство по гастроэнтерологии. Том 1, М.: 1995.
  2. Сакс Ф. Ф. Морфологические основы сфинктеров пищеварительного тракта // Физиология и патология сфинктерных аппаратов пищеварительной системы. — Томск. 1984.
  3. Бордин Д. С., Валитова Э. Р. [gastroscan.ru/gerb/bord08.htm Методика проведения и клиническое значение манометрии пищевода] / Под ред. д. м. н., проф. Л. Б. Лазебника. — М.: ИД «МЕДПРАКТИКА-М», 2009, — 24 с.
  4. Stendal Ch. Practical Guide to Gastrointestinal Function Testing. Blackwell Science Ltd., 1997, 280 p. ISBN 0-632-04918-9.  (англ.).
  5. Сайт кафедры урологии МГМСУ. [www.urogynecology.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=25&Itemid=70 Уродинамические исследования].

Литература

  • Колесников Л. Л. Сфинктерный аппарат человека. — СПб.:СпецЛит, 2000. — 183 с. ISBN 5-263-00142-8.
  • Маев И. В., Самсонов А. А. Болезни двенадцатиперстной кишки. М.: МЕДпресс-информ, 2005—512 с. ISBN 5-98322-092-6


Отрывок, характеризующий Сфинктер

«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.