Сфорно

Овадия бен Яаков Сфóрно (Овадия Сфóрно, ивр. ‏עובדיה ספורנו‏‎; 1475, Чезена — 1550, Болонья) — раввин, знаменитый комментатор Танаха, философ и врач.

Биография

Овадия Сфорно происходил из знатной и богатой семьи итальянских евреев — раввинов и учёных. По профессии был врачом, изучал медицину в Салерно и в Риме. Помимо медицины, обладал обширными познаниями в математике, философии, древних языках. Ещё в молодости Сфорно приобрел авторитет как среди еврейских, так и среди христианских учёных. Именно его порекомендовали в качестве наставника Иоганну Рейхлину, приехавшему в Рим усовершенствовать свои познания в иврите. Рекомендателями выступали христианский каббалист Джованни Пико делла Мирандола и кардинал Доменико Гримани. Сфорно преподавал Рейхлину еврейскую литературу, философию и раввинистическую экзегезу с 1497 по 1500 годы. Ученик был очень высокого мнения об учителе, особо отмечая его превосходное знание латыни. Столь же видное место Сфорно занимал среди талмудистов. В Болонье он основал талмудическую школу, где преподавал до конца своих дней. Он был известен всей учёной элите Европы, состоял в переписке с виднейшими учёными своего времени и даже с коронованными особами. Французский король Генрих II весьма ценил его советы, а Сфорно посвятил королю комментарий к книге Когелет (Екклесиаст) и послал ему собственный латинский перевод своего трактата «Ор Аммим» — «Свет Народов». В молодости Сфорно много странствовал, бывал очень беден, затем стал зажиточным человеком, но в быту всегда отличался скромностью, граничавшей с аскетизмом. Он оставил о себе добрую память среди современников, а его труды обеспечили ему подлинную славу. Этой славой он обязан главным образом своей библейской экзегезе.

Комментарии к Танаху

Сфорно написал комментарии к следующим книгам и разделам Танаха: к Торе, к Шир га-ширим (Песни песней), к Когелет (Екклесиасту), к Псалмам, к Иову (под названием «Мишпат цедек»), к Кнн. Ионы, Аввакума и Захарии. Комментарий Сфорно к Торе был издан после его смерти его братом Хананэлем, талантливым талмудистом. Комментарии Сфорно впервые были включены в Микраот гедолот (популярный свод комментариев к Танаху) в издании 1724-27 (Амстердам). С тех пор практически все издания Микраот гедолот включают комментарий Сфорно.

Метод Сфорно отличается неким своеобразием, не позволяющим его однозначно классифицировать. Сам он причисляет себя к «родфей пшат», то есть к сторонникам простого, или буквального, метода, но очень часто его рассуждения идут гораздо дальше установления простого смысла библейского стиха. Сфорно всегда предлагает анализировать факты, избегая фантазий мидраша и тенденциозности иных комментаторов. Стиль его отличается ясностью и лаконизмом. В комментариях Сфорно нет включений из старофранuузского, как у Раши, или из арабского, как у Авраама ибн Эзры. Его знакомство с латинскими классиками выражается не в буквальном uитировании, а в следовании духу великой поэзии.

Издания

• Сфорно, Овадия. Комментарий на Книгу Бытия (пер. со ср.-век. иврита Л. Дрейера, М. Митлиной и А. Крупновой) // Классические библейские комментарии: Книга Бытия. Сборник переводов с древнееврейского, арамейского и средневекового иврита. — М.: Олимп, 2010. — 700 c. — 1000 экз. — ISBN 978-5-7390-2468-8 [www.scribd.com/doc/49669300/Russian-Mikraot-Gedolot]

Литература

• Краткая еврейская энциклопедия, Изд. О-ва по исследованию еврейских общин. Иерусалим: 1976—2005.

Отрывок, характеризующий Сфорно

– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.