Франческо I Сфорца

Франческо Сфорца итал. Francesco Sforza<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Франческо Сфорца (ок. 1460) Бонифацио Бембо. Сфорца настоял на том, чтобы позировать в своей старой поношенной походной шапке. Пинакотека Брера, Милан</td></tr>
герцог Миланский
1447 — 1466
Предшественник:	Амброзианская республика
Преемник:	Галеаццо Мария Сфорца
Рождение:	23 июля 1401(1401-07-23) Сан-Миниато
Смерть:	8 марта 1466(1466-03-08) (64 года) Милан
Род:	Сфорца
Отец:	Муцио Аттендоло по прозвищу «Сфорца»
Мать:	Лючия да Торсано
Супруга:	Полиссена Руффо Бьянка Мария Висконти
Дети:	(от 2-го брака) сыновья: Галеаццо Мария Филиппо Мария Сфорца Мария Лодовико Мария Асканио Мария Оттавиано Мария дочери: Ипполита Мария Елизавета Мария

Франческо Сфорца (итал. Francesco Sforza; 23 июля 1401, Сан-Миниато − 8 марта 1466, Милан) — основатель миланской ветви династии Сфорца, кондотьер. Брат Алессандро Сфорца, который участвовал в его походах.

Биография

Начало жизни

Франческо Сфорца родился в тосканском городе Сан-Миньято, будучи одним из семи незаконнорожденных сыновей кондотьера Муцио Сфорца и Лючии да Торсано. Детство провёл в Трикарико, что в современной провинции Базиликата, в маркизате, который в 1412 году неаполитанский король Владислав отдал ему во владение. В 1418 году он женился на Полиссене Руффо, дворянке из Калабрии.

Кондотьер

С 1419 года Франческо Сфорца воевал вместе с отцом, заслужив славу тем, что мог голыми руками сгибать металлические бруски. Позже он показал себя профессиональным тактиком и очень способным лидером на поле боя. После смерти отца в 1424 году он поочередно служил в неаполитанской армии, у римского папы Мартина V, у миланского герцога Филиппо Мария Висконти. После успехов военачальник впал в немилость и был сослан в замок Мортары, фактически стал узником, но вернул себе былое положение после удачного похода против Лукки.

В 1431 году Франческо Сфорца оставил войско папского государства и повёл армию Милана против Венеции, в том же году он обручился с Бианкой Марией, дочерью миланского герцога. Однако Филиппо Мария никогда не доверял Сфорца, потому что верность наёмников зависела от платы: в 1433—1435 годах Сфорца сражался против Папского государства на стороне Миланского герцогства, но, завоевав Анкону в Марке, он перешёл в другой лагерь, получив титул подеста города из рук папы римского Евгения IV. В 1436—1439 годах Сфорца воевал попеременно за Флоренцию и Венецию.

В 1440 году феодальные владения Сфорца в Неаполитанском королевстве были оккупированы королём Альфонсом I. Тот был вынужден примириться с Филиппо Висконти, чтобы вернуть свои земли. 25 октября 1441 года в Кремоне он наконец женился на Бианке Марии. На следующий год, объединившись с Рене Анжуйским, претендентом на неаполитанский трон, он выступил в Южную Италию. После неудач в неаполитанском походе Сфорца с помощью Сиджизмондо Пандольфо Малатесты (который был женат на его дочери Полиссене) и венецианцев разбил войска кондотьера Никколо Пиччинино, занявшего владения Сфорца в Романье и Марке, и вернулся в Милан.

Затем Сфорца пришлось воевать сначала с Франческо, приёмным сыном Никколо Пиччинино, над которым он одержал победу в битве при Монтольмо в 1444 году, а затем против союза Висконти, Евгения IV и Сиджизмондо Малатеста (якобы убившего Полиссену, дочь Сфорца). Из этого противостояния кондотьер снова вышел победителем, снова не без помощи венецианцев. В обмен на расторжение союза с Венецией Франческо Сфорца получил звание главнокомандующего (capitano generale) войсками Миланского герцогства.

Герцог Миланский

После смерти герцога Висконти в 1447 году, не оставившего наследников мужского пола, в Милане вспыхнула междоусобица, целью одной из её сторон было восстановление Амброзийской республики. Сфорца стал сеньором нескольких городов герцогства, включая Павию и Лоди, и перешёл к плану завоевания эфемерной республики в союзе с Вильгельмом VIII Монтфераттским и Венецией. По прошествии нескольких голодных лет в 1450 году в Милане вспыхнул бунт, и сенат города решил передать герцогство Сфорца. Впервые светское учреждение вручало столь высокий титул. В то время как итальянские государства постепенно признали в лице Франческо Сфорца законного герцога Миланского, формальное пожалование от императора Священной Римской империи Сфорца так и не получил. Только в 1494 году император Максимилиан I ввёл во владение Миланским герцогством сына Франческо Лодовико.

Во время умелого и сдержанного правления Сфорца Милан и герцогство были модернизированы, создана эффективная система сбора налогов, которая принесла правительству огромные доходы. Его двор стал одним из центров культуры Возрождения, герцог был популярен среди миланцев. В Милане при нём был основан Большой Госпиталь (Ospedale Maggiore), реставрирован Палаццо делль Арренго (Palazzo dell'Arengo) и проведён канал (Naviglio d'Adda), соединяющий город с рекой Адда.

Последние годы

В правление Францеско Сфорца в Милане во главе Флоренции фактически стоял Козимо Медичи. Между двумя этими правителями завязалась дружба. Впоследствии это привело к заключению Лодийского мира и созданию Итальянской Лиги — многополярного оборонного союза крупнейших итальянских государств, преуспевшего в стабилизации политической обстановки в Италии. После заключения мира Сфорца отказался от части своих завоеваний в восточной Ломбардии в пользу своих кондотьеров Бартоломео Коллеони, Людовико Гонзаго и после 1451 года — Роберто Сансеверино. Так как король Неаполя Альфонсо I тоже подписал соглашение о вступление в союз, Сфорца перестал поддерживать претендентов на Неаполитанский престол из Анжуйской ветви. Тогда же Сфорца поставил себе целью покорить одно из владений Анжуйской ветви — Геную. И ему это удалось: в 1461 в городе поднялось восстание, новым дожем был избран Спинетта Кампофрегозо, ставленник Сфорца. Сфорца оккупировал Геную и Савону к 1464 году.

Сфорца был одним из первых европейских правителей, чья внешняя политика основывалась на принципе баланса сил, и первым собственно итальянским правителем, проводящим наступательную политику, дабы противостоять государствам вне Апеннинского полуострова, представляющим угрозу (например, Франции). Во многом благодаря усилиям Франческо Сфорца иностранные государства потеряли своё влияние в Италии до конца XV века.

В старости Сфорца страдал отёками и подагрой. В 1462 году распространился слух о том, что он мёртв, в результате чего в Милане начались беспорядки. На самом деле герцог умер только через четыре года.

Брак и семья

В 1418 году Муцио Аттендоло женил своего сына Франческо на Полиссене Руффо, графине Монтальто. Брак закончился трагически — немногим чем через год молодую женщину и её новорожденную дочку отравила тётка, захватившая её имущество.

В 1441 году Франческо женился на Бьянке Марии Висконти (1425—1468), внебрачной дочери герцога миланского Филиппа Висконти. Бьянка родила ему восьмерых детей:

• Галеаццо Мария (1444—1476), герцог Миланский с 1466 по 1476;
• Ипполита Мария (1445—1488), замужем за королём Неаполя Альфонсо II;
• Филиппо Мария (1448—1492), граф Корсики и Павии;
• Сфорца Мария (1449—1479), герцог Бари;
• Лодовико (1452—1508), герцог Бари с 1479, затем герцог Миланский с 1494 по 1508;
• Асканио Мария (1455—1505), епископ, затем кардинал;
• Елизавета Мария (1456—1472), замужем за Гильельмо VIII Палеологом, маркграфом Монферратским;
• Оттавиано Мария (1458—1477), граф Лугано.

Франческо также имел внебрачных детей, точное количество которых не известно, однако есть сведения о четырнадцати из них.

Культура

Франческо Сфорца упомянут несколько раз в книге Никколо Макиавелли «Государь»; в этом произведении отмечается его способность управлять государством.

Также Сфорца был покровителем искусств, при его дворе жил гуманист, писатель Франческо Филельфо.

Ссылки

• [genealogy.euweb.cz/italy/sforza.html#F1 Генеалогия Франческо Сфорца]

Литература

• Pierre Milza, Histoire de l'Italie, Éd. Fayard, Paris, 2005.
• Rendina, Claudio (1994). I capitani di ventura. Netwon Compton.

Отрывок, характеризующий Франческо I Сфорца

Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»