Схарбек
Коммуна
Показать/скрыть карты
|
Схарбек (нидерл. Schaarbeek, фр. Schaerbeek) — одна из 19 коммун Брюссельского столичного региона в Бельгии.
Содержание
История и география
С площадью в 8 км² и численностью населения в 116.039 на 1 января 2008 года Схарбек является второй по величине коммуной Большого Брюсселя. Расположен к северу от центральной части города и граничит с коммунами Брюссель, Сен-Жосс-тен-Ноде, Эвер, Волюве-Сен-Ламбер и Волюве-Сен-Пьер.
В прошлом Схарбек был известен прежде всего особым сортом выращиваемой здесь вишни, который бельгийские пивовары использовали для приготовления пива сорта крик.
Достопримечательности
Центральной осью, пересекающей район Схарбек, является улица Руаяль-Сент-Мари, переходящая в авеню принцессы Елизаветы, упирающейся в вокзал Схарбек. Примерно на середине этой оси находятся такие архитектурные памятники, как Ратуша Схарбека и собор Нотр-Дамэ. В Схарбеке сохранился также квартал, спроектированный в стиле модерн бельгийским архитектором Виктором Орта. Интересен также парк Иосафат, разбитый здесь в 1904 году английский сад с небольшим зоопарком, стадионом, лужайками для игр и установленными здесь в большом количестве статуями мастеров различных эпох. От этого парка открывается вид на Брюссель.
В целом же район застроен жилыми домами блочного типа. Схарбек известен тем, что здесь процентная составляющая турецкого населения наиболее высокая среди всех крупных западноевропейских городов. Сравнительно высока также доля фламандского населения.
Известные уроженцы и жители
- Алиса из Схарбека (1225—1250) — святая Римско-Католической Церкви.
- Жан Вергас (1834 – 1896) — бельгийский живописец, одна из центральных улиц, прилегающих к ратуше названа его именем
- Жак Брель (1929—1978)-бельгийский поэт, бард, актёр и режиссёр.
- Экхоуд, Жорж (1854—1927) — бельгийский писатель.
Города-партнёры
Галерея
| ||||||||
Напишите отзыв о статье "Схарбек"
Отрывок, характеризующий Схарбек
– Ребята! наших бьют!В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
