Схизматрица

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Схизматрица
Schismatrix
Автор:

Брюс Стерлинг

Жанр:

научная фантастика

Язык оригинала:

английский

Оригинал издан:

1985

Серия:

«Матрица», «Киберреальность»

Издатель:

«Эксмо», «Домино»

Выпуск:

2007

Страниц:

432

ISBN:

978-5-699-23233-8

«Схизматрица» (англ. Schismatrix) — научно-фантастический роман Брюса Стерлинга, опубликованный в 1985 году. Считается одним из первых и наиболее значительных произведений, написанных в жанре киберпанка. Был номинирован на премию «Небьюла» за 1985 год в номинации «Лучший роман».





Мир романа

Действие романа происходит в том же мире, что и действие нескольких более ранних рассказов Стерлинга. Это так называемая Схизматрица — мир недалёкого будущего (роман охватывает период с 2215 по 2386 годы), в котором бо́льшая часть человечества обитает за пределами Земли, в основном на астероидах или в орбитальных городах (каждый из которых является независимой республикой). Контакты с Землёй строго запрещены (в романе этот запрет получил название Интердикт), население Земли значительно сократилось и отказалось от использования сколько-нибудь современных технологий. Наиболее прогрессивная часть человечества разделилась (отсюда и название мира — Схизматрица) на две группировки — шейперов (англ. Shapers) и механистов (англ. Mechanists). И те, и другие пытаются усовершенствовать человеческий организм — шейперы используют для этого генную инженерию, а механисты различные приспособления, с помощью которых превращают себя в киборгов (примером могут служить омары, приспособленные для жизни в вакууме). Срок человеческой жизни значительно увеличился благодаря технологиям омоложения, так что в постоянно меняющемся мире Схизматрицы люди живут дольше, чем государства или идеологии (примером чего и является жизнь главного героя).

Шейперы и механисты так или иначе конфликтуют друг с другом, иногда это переходит в открытую войну. С приходом в Солнечную систему пришельцев-рептилий, названных Инвесторами, в ней на некоторое время устанавливается мир. Автор описал достаточно большое число идеологий, противоборствующих в Схизматрице (параллельно идеологиям шейперов и механистов существуют презервационисты, дзен-серотонисты, постгуманисты и так далее).

В той же вымышленной вселенной разворачивается действие нескольких других произведений Брюса Стерлинга:

  • «Рой»: ответвление от основного сюжета «Схизматрицы», рассказывающее о неисследованной инопланетной расе. Главным героем является шейпер Симон Африэль, один из второстепенных персонажей «Схизматрицы».
  • «Паучиная роза»: рассказывает об одном из эпизодов войны механистов и шейперов.
  • «Царица Цикад»: жизнь Царицына Кластера, его крах, и основание Терраформ Кластера.
  • «Глубинные сады»: политика уже набравшего силу Терраформ Кластера. Из повести видно, что на смену вражде механистов и шейперов, отстаивающих разные пути совершенствования человека (с помощью кибернетических имплантатов либо с помощью генетических модификаций соответственно) приходит вражда новых фракций: терраформистов и галактистов. Упоминается о появлении и других новых фракций, во время действия «Схизматрицы» ещё не существовавших. В первую очередь указывается фракция паттернистов, отколовшаяся от шейперов, и практикующая церебральную асимметрию и переразвитые правые полушария мозга.
  • «Двадцать страничек прошлого»: романтизированная биография шейпера-ренегата, после долгой борьбы основавшего свой собственный кластер (микрогосударство), и изложенная в виде двадцати очень коротких историй. Из этой повести также видно, что борьба механистов и шейперов со временем отходит в прошлое.

Персонажи

Абеляр Малкольм Тайлер Линдсей

В основе сюжета романа — жизнь Абеляра Линдсея (англ. Abelard Lindsay), который родился на огромной космической станции на орбите Луны. Он описан, как высококвалифицированный дипломат и опытный манипулятор, что сходно с образом политика Оскара Вальпараисо из другого произведения Брюса Стерлинга, «Распад». Его происхождение (также, как и происхождение Оскара Валпараисо) нестандартно (в молодости подвергся экспериментальной раннешейперской психообработке), и кажется некоторым окружающим странным. В течение сюжета переживает несколько любовных увлечений, и даже женится.

Я в своё время многих пограничных постчеловеков повидал, но ваших… Это правда, что в вас вкладывают второе, независимое сознание? И что в полном рабочем режиме вы и сами не знаете, правду ли говорите? Что у вас подавляют способность к искренности специальными препаратами?

Александрина

Первая жена Линдсея, которая осталась на его родине. Гораздо старше его самого. Брак был заключён по аристократическим соображениям. После победы «презервационистов» изгоняется из Неотенической Культурной Республики, и появляется на Дембовской, где вновь попадает в поле зрения Линдсея.

Вера Келланд

Аристократка на родине Линдсея, и мученица «презервационизма», вставшая между Линдсеем и Константином.

Вера Константин

Дочь Константина, созданная из генетического материала Веры Келланд и Абеляра Линдсея.

Кицунэ

Девушка-шейпер, подвергшаяся радикальной хирургии. Становится гейшей, и, благодаря своему разуму и амбициям, становится теневым правителем Гейша-Банка. Через какое-то время переселяется на механистский астероид Дембовская, также подпольно захватывая власть и там. Подвергается трансформации, превращаясь в Стеномать, и резко изменяет само общество Дембовской.

Маргарет Джулиано

Шейперский учёный, и сверхспособная. Нестабильность сверхспособных, склонных к мятежам, и сложным, малопонятным обычным людям интригам, навлекает на неё подозрения. Переживает ледовое убийство.

Нора Мавридес

Шейпер, вторая жена Линдсея, которую он встречает на спрятанном шейперском аванпосте в поясе астероидов. Согенетик влиятельной генолинии Мавридесов.

Филип Хури Константин

Бывший соотечественник и соратник Линдсея, который стал его злейшим врагом. Достигает высокого положения в лагере шейперов, и основывает свой собственный шейперский клан.

Сюжет

Пролог

В прологе романа власть на космической станции принадлежит аристократам-патрициям, «радикальным старцам», склоняющимся к механистским картелям. Чтобы уравновесить политическое влияние механистов, «радикальные старцы» отправляют молодого аристократа — Линдсея — к шейперам, на Совет Колец, с целью прохождения курса дипломатической подготовки. Однако эта подготовка включает себя сеансы психотренинга и анти-механистской «промывки мозгов». Линдсей возвращается с Колец Сатурна на родину ярым анти-механистским фанатиком, и одним из основных лидеров новой идеологии «презервационизма».

Бродяжья зона

После того, как фанатизм молодых «презервационистов» заканчивается человеческими жертвами, аристократия ссылает Абеляра Линдсея на другую станцию Цепи Миров, Народный Орбитальный Дзайбацу Моря Спокойствия, вынудив его оставить свою нелюбимую жену. Экосистема новой станции давно полуразрушена, а сама она — лишь убежище изгоев (отдельных людей и целых фракций) вроде Линдсея, не нашедших ничего лучшего. Основными фракциями являются Чёрные Медики (радикальная фракция шейперов, занимающаяся нелегальной медициной) и Гейша-Банк, бизнесом которого является проституция.

Линдсей вскоре находит себе новых друзей, в первую очередь — русского механиста по фамилии Рюмин, и новую любовь — гейшу Кицунэ, которая, как оказывается, на самом деле правит Гейша-Банком. Рюмин называет Линдсея на японский лад — «Лин Дзе», а Кицунэ считает его шейпером, устаревшего, раннего образца.

Чтобы выжить, Линдсей идёт на авантюру, и организовывает несуществующее предприятие «Кабуки Интрасолар». Оно начинает заниматься театральными постановками, которых в Лунной Цепи Миров давно не видели и многие считают устаревшим видом искусства. Благодаря махинациям Линдсея это предприятие начинает поддерживать ряд местных фракций, в том числе малочисленная группировка пиратов, называющая себя «Горняцкой Демократией Фортуны». Финансирование предоставляет Гейша-Банк. «Кабуки Интрасолар» превращается в процветающее предприятие, однако в конце концов карьера Линдсея на этой станции приходит к краху.

Он обнаруживает, что на его родине пришёл к власти бывший соратник-презервационист, а ныне — злейший враг, Филип Хури Константин (англ. Philip Khouri Constantine). Презервационисты захватили власть, аристократическое правление сменяется новым режимом, Неотенической Культурной Республикой. На охоту за Линдсеем отправляется шейперский убийца — «антибиотик». Дипломат вынужден бежать с пиратами «Горняцкой Демократии Фортуны», оказав на прощание последнюю услугу Кицунэ.

Пираты имеют в качестве национальной территории один только космический корабль, модернизированную бывшую «боевую платформу» Советского Союза с названием «Красный Консенсус». Гражданство этого микрогосударства имеют всего лишь около десятка человек. Несмотря на это, государство имеет свой парламент, правительство, президента, свой суд и законы. Все граждане одновременно числятся в составе Народной Армии, причём гражданская и военные иерархии не совпадают. Среди пиратов Линдсей встречает ссыльного со своей родины; в силу огромной продолжительности жизни он помнит давно ушедшие времена, когда Лунная Цепь Миров была основой цивилизации в Солнечной Системе.

«Горняцкая демократия Фортуны» летит с миссией: механисты наняли их для обнаружения шейперских аванпостов в Поясе Астероидов. Обнаружив один такой аванпост, пираты объявляют его, в соответствии с законами своего микрогосударства, своей национальной территорией, однако со стороны это выглядит как грабёж. Линдсей занимает в «Горняцкой Демократии Фортуны» пост дипломата (госсекретаря), и пытается наладить общение двух сторон друг с другом. На шейперском астероиде он встречает свою будущую жену, Нору Мавридес. Однако всё неизбежно заканчивается насилием. В самый разгар убийств выясняется, что в Солнечную Систему прибыла разумная инопланетная раса, называющая себя Инвесторами. Механисты и шейперы на время прекращают свои распри, чтобы изобразить Солнечную Систему Схизматрицей, «выгодным объектом для инвестиций». Линдсей одним из первых совершает контакт с пришельцами, и с их помощью бежит с разрушенного аванпоста на Совет Колец. Дружба с механистом Рюминым и встреча с едва не убившим Линдсея шейперским «антибиотиком» сильно помогает ему избавиться от фанатизма. Когда же Линдсей видит «краба» — механическое устройство, проводящее сеансы психотренинга (и анти-механистской «промывки мозгов») для его новой любви, Норы, фанатизм покидает Линдсея окончательно.

Сообщающиеся анархии

Какое-то время Линдсей наслаждается благами цивилизации на Совете Колец, недоступными ни среди пиратов, ни на шейперском аванпосте, ни, тем более, в станции для ссыльных в Лунной Цепи Миров. С помощью своей жены Норы приобретает определённое влияние среди шейперов, становясь экспертом по расе Инвесторов. Линдсей проходит несколько программ демортализации, однако во время очередного посещения демортализационной клиники становится жертвой катаклистов.

На Совете Колец происходит смена власти: столица перемещается с обанкротившегося Голдрейх-Тримейна в Союз Старателей.

Интриги Константина вынуждают Линдсея бежать с Колец; Нора бежать отказывается. Линдсей под именем Белы Милоша нелегально прибывает в механистский картель на астероиде Дембовская, где на него обращает внимание Грета, офицер местной «гаремной полиции» и адепт культа дзен-серотонина. Линдсей опять работает экспертом по Инвесторам, и снова встречает старого друга, Рюмина. Рюмин уже давно стал киборгом, и не вполне понятно, стоит ли считать его человеком, или компьютерной экспертной системой. Как выясняется, Кицунэ теперь тоже живёт на Дембовской, занимая роль, вполне соответствующую её амбициям.

Находясь на космическом корабле Инвесторов, Линдсей становится свидетелем преступления, совершённого маткой расы Инвесторов. Её поступок считается преступлением лишь по представлениям её расы, но для людей он малопонятен. Линдсей начинает новую авантюру — опираясь на помощь своих друзей, в том числе Кицунэ, он основывает новое микрогосударство, Царицын Кластер (ЦК). Сердцем этого кластера становится матка Инвесторов, вынужденная стать ренегатом из-за своего преступления. Линдсей манипулирует ей, играя на самом сильном инстинкте Инвесторов — жажде наживы. Рюмин предлагает назвать матку «Царицей».

Новый кластер шагает из виртуального существования в реальное; механисты и шейперы не решаются покушаться на него из-за авторитета Инвесторов. Сам Линдсей теперь — арбитр Лиги Жизнелюбивых, влиятельного общественного клуба ЦК. Одним из друзей Линдсея становится ученик Рюмина Уэллспринг, загадочная личность, по слухам, родившийся на Земле ещё до Интердикта.

Тем временем Кицунэ претерпевает на астероиде Дембовской неожиданную и крайне шокирующую трансформацию. Она превращается в «Стеномать», чья плоть достигает веса в сотни тонн, и полностью заполняет все обитаемые помещения астероида. Эта масса плоти организована и разумна. Она образует местную архитектуру, местный транспорт, а жители теперь фактически являются клонами, которых произвела на свет «Стеномать».

Продолжающаяся война Линдсея с Константином заканчивается дуэлью. Парламентёры обеих сторон обсуждают её способы. Представители Инвесторов выдвигают предложение, наиболее ожидаемое от их расы — экономическое соревнование. Обе стороны начинают с одинакового стартового капитала, по окончанию «дуэли» набравший меньше денег умерщвляется. После отказа сторон принять такой вариант, Инвесторы предлагают различные инопланетные технологии, полностью неизвестные людям. Абеляр Линдсей и Константин принимают одну из таких технологий, и начинают дуэль в странной виртуальной реальности, порождённой инопланетянами. Дуэль оканчивается полным разрушением личности Константина, и сильными повреждениями в сознании Линдсея.

…выращивает подвиды

Спустя пять лет Линдсей приходит в себя на своей бывшей родине, ставшей теперь Неотенической Культурной Республикой, заповедником для катаклистов и других радикальных фракций. Здесь Линдсей встречает молодого фанатика, адепта новой идеологии терраформирования. Также Линдсей обнаруживает, что успел стать на своей родине иконой, и одним из отцов-основателей нового режима, но у него самого это вызывает только смех.

К концу сюжета жизнь Царицына Кластера приходит к краху. Матка Инвесторов (Царица Цикад) исчезает, и механисты с шейперами немедленно начинают рвать кластер на куски. Два основных общественных клуба ЦК, Лига Жизнелюбивых и Полиуглеродная Лига, основывают два новых кластера, Орбитал-Европу и Терраформ-Кластер. Линдсей, как адепт Жизнелюбивых, становится жителем Орбитал-Европы.

Тем временем на Совете Колец в очередной раз меняется столица, которой теперь становится микрогосударство Джастроу-Стейшен.

Линдсей в компании постчеловека — омара по имени «Модем» — нарушает Интердикт, и посещает Землю. Родина всего человечества глубоко потрясает его (и ещё сильнее потрясает омара, живущего в открытом космосе, и вообще не привыкшего к воздуху). Помимо гравитации, огромных пространств и фантастического биоразнообразия земных экосистем, он обнаруживает отсталую цивилизацию. Земляне отказались от высоких технологий, отказались от разнообразия видов социальной организации, создав огромную однородную культуру, которая поддерживает своё существование сеансами индоктринации.

К концу романа Линдсей, благодаря демортализации и киберимплантам, уже давно перешагнул двухсотлетний возраст. Он посещает свою родину, и переживает добровольный уход из жизни своего бывшего врага, Константина, которому медики восстановили его личность. Последние события, которые видит Линдсей — переселение постлюдей, «ангелов Европы», в океаны спутника. Затем он встречает "присутствие" - странную инопланетную форму жизни, которая занимается путешествиями по различным мирам и созерцанием. "Присутствие" приглашает Линдсея присоединиться к нему, его тело рассыпается в прах, а сознание становится таким же "присутствием". (Впрочем, не исключено, что это - предсмертная галлюцинация.)

Места событий

Путешествия Абеляра Линдсея отражают постепенную экспансию человечества в Солнечной Системе.

  • Лунная цепь миров — огромные космические станции, расположенные на орбите Луны. Первые большие постоянные поселения человечества за пределами Земли, и наиболее «землеподобные» из межпланетных поселений — они имеют почву, собственные сложные экосистемы, и имеют гравитацию, созданную вращением. Всего таких станций существует десять; каждая называется по одному из районов Луны. Ко времени действия романа Цепь миров уже давно приходит в упадок, и, по выражению одного из персонажей, «превращается в полуколонии». Центры цивилизации перемещаются к поселениям механистов и шейперов, когда-то высланных из Цепи, как мечтатели и прожектёры.
    • Корпоративная республика Моря Ясности Лунной Цепи Миров — огромная станция, названная по одному из лунных морей. Родина Линдсея. Основой экономики является агрокультура. Первоначально на станции существует аристократия из «патрициев» — потомков первопоселенцев, противостоящих «плебеям» — потомкам вновь прибывших беженцев с Земли. Позднее устанавливается режим Неотенической Культурной Республики, руководствущийся идеологией «презервационизма» — ограничение на технологии, экология, высылка лиц старшего поколения «на вымирание во внешний мир».
    • Народный Орбитальный Дзайбацу Моря Спокойствия Лунной Цепи Миров — большая станция, пришедшая в упадок. Она нуждается в починке, а внутренняя экосистема сильно нарушена. Основой экономики является агрокультура (кислородные фермеры). Станция становится убежищем изгоев, в первую очередь — Гейша-Банка и Чёрных Медиков. Упоминаются ряд более мелких фракций — Восьмая орбитальная армия, Гранмегалики, Союзные эклектики и т. д. Основной валютой являются кредиты Гейша-Банка. Власти Дзайбацу контролируют изгоев крайне жёсткими методами, отгородившись от них Стеной и патрульными роболётами.
  • Союз Картелей Астероидов — находится в поясе астероидов, и контролируется фракцией Механистов.
    • Картель Дембовская — официально находится во власти Майкла Карнассуса, вернувшегося из межзвёздного посольства дипломата. Фактически властью является Кицунэ, впоследствии ставшая Стеноматерью — мутировавшей человекоформой, представляющей огромные массы организованной мыслящей плоти. Основой экономики является криоиндустрия, базировавшаяся на полезных ископаемых астероида.
    • Народная Корпоративная Республика Царицын Кластер (ЦК) — город-государство, находящиеся на стыке сфер влияния Механистов и Шейперов. Представляет собой постоянную резиденцию Матки расы Инвесторов, бежавшей от своих сородичей. Первые два года вновь прибывших держат под постоянным полицейским надзором «видеопсов»; центрами частной жизни становятся изолированные от псов помещения, «приваты». Реальная власть на кластере принадлежит ряду общественных клубов, в первую очередь упоминаются Полиуглеродная Лига и Лига Жизнелюбивых. Более подробно жизнь Царицына Кластера описана в повести «Царица Цикад».
  • Совет Колец — поселения человечества в кольцах Сатурна, находятся под контролем Шейперов.
    • Государство Совета Голдрейх-Тримейн — родина генолиний Мавридесов и Феттерлингов.
    • Государство Совета Союз Старателей — расположен на орбите Титана, и добывает из его атмосферы органику.
  • Спутники Юпитера
    • Орбитал-Европа — Станция Орбитал-Европа основана Лигой Жизнелюбивых — одной из основных фракций Царицына Кластера. Она посвящена колонизации Европы, которая начинается в конце «Схизматрицы». Эта колонизация проводится «ангелами» — генетически изменёнными постлюдьми, приспособленными к условиям Европы. После окончательного переселения в моря Европы станция приходит в запустение.
  • Орбита Марса
    • Терраформ-Кластер — основан после краха Царицына Кластера одной из его основных фракций, Полиуглеродной Лигой, и посвящён терраформированию Марса. Основание кластера описано в повести «Царица Цикад», а его дальнейшей жизни посвящена повесть «Глубинные сады».

Словарь

  • Антибиотик — шейперский секретный агент, занимающийся политическими убийствами. В первую очередь описываются убийства (или попытки убийств) шейперов-ренегатов.
  • Взгляды — особый язык, передающийся через выражение лица. Не знающему его человеку кажется серией взглядов.
  • Галактизм — идеология, конкурирующая с терраформированием. Пропагандирует отказ от терраформирования, и развитие технологий межзвёздных перелётов. Борьба терраформистов и галактистов приходит на смену борьбе между механистами и шейперами.
  • Генолиния — политико-семейная единица общества шейперов. Генолинии обмениваются друг с другом генетическим материалом, деньгами и влиянием, что составляет одну из важнейших частей внутренней политики шейперов.
  • Демортализация — процедура омоложения, продления жизни. Распространены полулегальные (или нелегальные) экспериментальные программы демортализации со слабо изученными побочными эффектами.
  • Дзен-серотонин — фракция, называющая себя «Недвижением», и практикующая приведение себя в состояние полного спокойствия с помощью имплантатов и устройств биологической обратной связи.
У нас свои способы прозрения. Мы видим новые технологии, ломающие жизнь человека. И бросаемся в эти течения. Возможно, каждый из нас — лишь ничтожная частица, но вместе мы образуем отложение, способное замедлить поток. Многие инноваторы глубоко несчастны. Приобщаясь к дзен-серотонину, они теряют свою невротическую потребность соваться куда не следует.
  • Дикорастущие — оскорбительное название, которые шейперы используют для обычных людей, не подвергшихся генетическим модификациям.
  • Инвесторы — ящероподобная инопланетная раса, прибывшая в Солнечную Систему с целью торговли. Инвесторов не интересует в людях ничего, кроме возможности извлечь из них прибыль. Они обнаружили существование человечества уже давно, однако появились только спустя несколько веков, когда посчитали, что контакты с людьми могут стать выгодными. Космические корабли Инвесторов — не их собственного производства, а произведены какой-то другой, неизвестной людям расой. Появление инопланетян повлекло за собой заключение перемирия между механистами и шейперами (Замирение Инвесторов).
  • Катаклисты — террористическая фракция, созданная вышедшими из под контроля сверхспособными.
  • Космоситет метасистем — престижный университет Царицына Кластера.
  • Ледовое убийство — насилие, практикуемое фракцией катаклистов. Жертва незаметно для себя помещается на длительный срок в анабиоз, и также незаметно выводится из него.
  • Лестероид — ледяной астероид, используется для терраформирования.
  • Механисты — фракция, сделавшая упор на изменения человека путём кибернетических имплантатов и программного обеспечения. Базируется в поясе астероидов, и в течение десятилетий ведёт войну с шейперами. Основой механистской экономики являются заводы-автоматы.
  • Милитанты — сторонники войны между механистами и шейперами.
  • Омары — Фракция постлюдей, отколовшаяся от механистов. Омары имплантируют свои тела внутрь скафандров и способны жить в открытом космосе.
  • Постгуманизм — философия, основанная на представлении о пригожинских скачках сложности. Согласно этой философии, человечество должно перейти на новый пригожинский уровень сложности, став модифицированными постлюдьми. В «Схизматрице» приводится два примера постлюдей: киборги-«омары», способные жить в открытом космосе, и «ангелы Европы». Второстепенным персонажем «Схизматрицы» и «Царицы Цикад» является омар по имени «Модем».
Мою голову заполнило раскаленное ур-пространство первичного деситтеровского космоса, готовое в любой момент совершить прыжок Пригожина в нормальный пространственно-временной континуум на второй пригожинский уровень сложности. Постгуманизм учил людей мыслить в категориях скачков и пароксизмов, в категориях структур, группирующихся вокруг неких уровней, имевших не поддающиеся адекватному описанию очертания.
  • Проволочные (проволочные головы) — оскорбительное название механистских киборгов.
  • Сверхспособные — человеческие особи, у которых путём ментальных манипуляций искусственно создан коэффициент интеллекта, многократно превосходящий средний для человечества.
  • Согенетики — члены одной шейперской генолинии.
  • Схизматрица — обозначение Солнечной Системы, места обитания механистов и шейперов. Термин обозначает как раскол («схизма») и борьбу между фракциями, так и возможность их совместного сосуществования («матрица»).
  • Увядание — смерть на шейперском жаргоне.
  • Цепные — оскорбительное название обитателей Цепи Миров, с подъёмом механистов и шейперов пришедшей в упадок.
  • Цефеид — сотрудник Службы Безопасности шейперов. В ней состоит около четверти населения Колец.
  • Цикада — обитатель Царицына Кластера.
  • Шейперы — фракция, которая занимается генетической инженерией и ментальными тренировками. Происходит от учёных, когда-то высланных из Цепи Миров к Юпитеру и Сатурну. Основой шейперской экономики является «военно-научный комплекс», и «продуктивная биомасса».

Напишите отзыв о статье "Схизматрица"

Отрывок, характеризующий Схизматрица

Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.