Иларион (Домрачев)

Иларион
Традиция/школа:	имяславие

Схимона́х Иларио́н (в миру Иван Иванович Домрачев; около 1845, Вятская губерния — 1 (14) июня 1916, урочище Тёмные Буки, Кубанская область) — монах Православной Российской Церкви; богослов, автор книги «На горах Кавказа», послужившей источником возникновения имяславия.

Биография

Из духовной семьи. Окончил 4 класса духовной семинарии. Работал учителем. Стал монахом в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре на Афоне, где провёл более 20 лет, заслужил схиму. По рассказу оптинского старца Варсонофия, был учеником старца Дисидерия.

Уехал на Кавказ, где жил преимущественно в уединении (был приписан к Ново-Афонскому Симоно-Кананитскому монастырю). Совместно со своим учеником Владимиром Кирилюком написал книгу «На горах Кавказа», которая получила рекомендацию оптинского старца Варсонофия и была с дозволения цензурного комитета издана в 1907 году.

Согласно этой книге, автор встречает старца Дисидерия, который учит тайнам молитвы Иисусовой, на Кавказских горах, а не на Афоне. Книга имела большой успех и дважды переиздавалась (1910, 1912). Деньги на одно из изданий книги выделила Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна. Тема книги — богословие имени Божьего, которое автор иллюстрирует словами Иоанна Кронштадтского: «Имя Божие есть Сам Бог». В дальнейшем эта фраза становится основой имяславия. После начала гонений на имяславие схимонах Иларион подвергался обвинениям в распространении «еретического учения», но сам отрицал обвинения в ереси.

Так, о. Иларион пишет: «Может ли быть что-либо без имени? Имя выражает самую сущность предмета и неотделимо от него». И опять: «Имя, выражая сущность предмета, не может быть отнятым от него… С отнятием имени предмет теряет своё значение. Это можно видеть…в простых вещах. Например, стакан… Назовите его другим именем, он уже не будет стаканом(!). Видите ли, как имя лежит в самой сущности предмета и сливается во едино с ним, и отделить его невозможно без того, чтобы не изменилось понятие о предмете? Отделите плоть от Сына Божия, Он уже не будет Богочеловеком, отделите имя Иисус от Него, и изменится наше понятие, какое мы соединяем с Ним, с сим Его именем. Если плоть Христова, бывшая до воскресения, как бы то ни было видимою, осязаемою, разделяет славу Божественного естества и приемлется едино с Богом, ради проникновения естества, то уже не остаётся никакого сомнения, что имя Его Иисус, как духовное невидимое, но познаваемое только умопредставлением, и по своей невещественности ближе к Богу, должно в нашем понятии, как бы ещё более, чем плоть, почитаться за едино с Богом».

Избранная цитата

…человек занимает в ряду Божиих творений такое высокое место, есть как истинный гражданин двух миров — видимого и невидимого — как союз Творца с тварью, храм Божества и потому венец творения, то это единственно и собственно потому, что в его духовную природу Всевышний благоволил внедрить чувство или мысль Своего бесконечного Божества, которая положена в его дух и служит всегдашним источником, влекущим его к своему высочайшему центру.

См. также

• Булатович, Александр Ксаверьевич
• Имяславие

Ссылки

• [www.omolenko.com/imyaslavie/ilarion.htm Биография о. Илариона]
• [biblioteka.lavra.ua/index.php?topic=book&mfn=572&lang=rus Подробное описание книги]
• [www.golden-ship.ru/load/i/ilarion_domrachev/na_gorakh_kavkaza/236-1-0-49 На горах Кавказа]

Отрывок, характеризующий Иларион (Домрачев)

Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.