Схинас, Михаил
Поделись знанием:
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
| Михаил Схинас | |
| греч. Μιχαήλ Σχινάς | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Георгиос Схинас |
Михаил Георгиу Схинас (греч. Μιχαήλ Γεωργίου Σχινάς ; Константинополь Османская империя ? - Афины Греческое королевство 1870) – греческий политик, археолог и переводчик XIX века. Министр по делам церкви и образования в революционном правительстве 1843 года.
Биография
Михаил Схинас родился в Константинополе[1] в семье Георгиоса Схинаса. Его брат, Димитриос Схинас, стал впоследствии известным стал учёным[2].
С началом Греческой революции в 1821 году, Михаил Схинас принял участие в Пелопоннеском сенате, где стал советником под председательством Дмитрия Ипсиланти[3].
В 1827 году находился в Париже, где принял участие в переговорах об отправке в Грецию скульптуры «Гречанка», французского скульптора Давида д'Анже , в качестве надгробного памятника Маркоса Боцариса [4]. В следующем, 1828, году вернулся в Грецию, археологом в составе научного отдела, при французском экспедиционном корпусе генерала Мезона [1].
После окончания Освободительной войны, принадлежал к так называемой «русской партии»[5]:398. Был избран депутатом в Национальное собрание 1843 года[6] и стал министром по делам цекви и просвещения в революционном правительстве Андреаса Метаксаса 1843 года. Схинас был глубоко верующим православным христианином и был дружен с богословом Константином Иконому. Схинас предложил 9 поправок в законодательство, пытаясь нормализовать отношения, провозгласившей до того автокефалию, Элладской православной церкви с Вселеннским патриархатом. Но немногие из его поправок прошли. Одна из одобренных гласила, что главой церкви является Иисус Христос, а не король, как гласил указ 1833 года[5]:416.
Схинас был также избран депутатом в Национальное собрание 1862 года[7][6] Схинас перевёл с французского четырёхтомник «Переписка Иоанна Каподистрии» (1841)[8]. Михаил Схинас умер в Афинах в 1870 году.
Работы
Некоторые из его работ[9]:
- Начальная грамматика нового греческого (Grammaire elementaire du grec moderne : le tout suivi de l'Apologie de Socrate selon Platon, en grec moderne, et de quelques morceaux de poesie ;a l'usage commencans / par Michel Schinas., 1829
- Переписка И. Каподистрии (Επιστολαί Ι. Α. Καποδίστρια, Κυβερνήτου της Ελλάδος. : Διπλωματικαί, διοικητικαί και ιδιωτικαί, γραφείσαι από 8 Απριλίου 1827 μέχρις 26 Σεπτεμβρίου 1831, / συλλεγείσαι μεν και καταταχθείσαι φροντίσι των Αδελφών αυτού, εκδοθείσαι δε παρά Ε. Α. Βετάν ... Ελληνιστί δε εκδίδονται δαπάναις Π. Δ. Στεφανίτση Λευκαδίου, Ιατρού, μεταφρασθείσαι εκ του Γαλλικού παρά Μιχαήλ Γ. Σχινά, Αθήνησιν, Τύποις Κωνσταντίνου Ράλλη, 1841-1843
- Редакция и обозрение в книге Сохранившиеся церковные работы Константина Иконому (Επιστασίαι και ανακεφαλαιώσεις εις το βιβλίον «Τα σωζόμενα εκκλησιαστικά συγγράμματα Κωνσταντίνου Οικονόμου, Τόμος Β', αωξδ' /Μιχαήλ Γ. Σχινά. Αθήνησιν :Εκ του Τυπογραφ. των Τέκνων Ανδ. Κορομηλά,1865.
- Редакция и обозрение в книге Сохранившиеся церковные работы Константина Иконому -Второй том (Επιστασίαι και ανακεφαλαιώσεις εις το βιβλίον «Τα σωζόμενα εκκλησιαστικά συγγράμματα Κωνσταντίνου Οικονόμου, Τόμος Β', αωξδ' / Μιχαήλ Γ. Σχινά, 1865
- Франко-греческий словарь (Λεξικόν Γαλλελληνικόν / υπό Μ. Γ. Σχινά και Ι. Ν. Λεβαδέως ; κατά τα πληρέστατα και νεώτατα γαλλικά λεξικά του Beschereelle και Poitevin, T. A'. Εν Αθήναις: Εκ του τυπογραφείου των καταστημάτων Ανέστη Κωνσταντινίδη, 1889.
- На смерть Константина Иконому (Λόγος εκφωνηθείς τη θ' Μαρτίου αωνζ' εν Αθήναις κατά την εν τω ναώ της αγίας Ειρήνης τελετήν της κηδείας Κωνσταντίνου Οικονόμου του Πρεσβυτέρου και Οικονόμου /παρά Μιχαήλ Γ. Σχινά. Αθήνησι, Τύποις Φ. Καραμπίνη και Κ. Βάφα, 1857
- На смерть Дмитрия Ипсиланти (Λόγος επιτάφιος εις Δημήτριον Υψηλάντην, /εκφωνηθείς παρά Μιχαήλ Σχινά … εκκλησία του Αγίου Γεωργίου την 6 Αυγούστου 1832
- О церковных делах (Περί των Εκκλησιαστικών, Εν Αθήναις, Εκ της Τυπογραφίας των Τεκν. Ανδρέου Κορομηλά, 1863
Напишите отзыв о статье "Схинас, Михаил"
Ссылки
- ↑ 1 2 [anemi.lib.uoc.gr/metadata/4/7/8/metadata-114-0000005.tkl Grammaire elementaire du grec moderne : le tout suivi de l'Apologie de Socrate selon Platon, en grec moderne, et de quelques morceaux de poesie ;a l'usage commencans / par Michel Schinas] (de Constantinople), attaché à la section d'archéologie de l'expedition scientifique en Morée, Paris, Editions L. Hachette, 1829
- ↑ Ελένη Δ. Μπέλια, Οι λόγιοι αδελφοί Δημήτριος και Μιχαήλ Γεωργίου Σχινα, περιοδικό «Μνημοσύνη» τ. 2(1969), σ. 174-218
- ↑ [books.google.gr/books?id=1E0IAAAAQAAJ&printsec=frontcover&source=gbs_v2_summary_r&cad=0#v=onepage&q=&f=false «Τα κατά την αναγέννησιν της Ελλάδος» «Ήτοι, συλλογή των περί την αναγεννώμενην Ελλάδα συνταχθέντων πολιτευμάτων, νόμων και άλλων επισήμων πράξεων από του 1821 μέχρι του 1832»], Ανδρέου Ζ. Μαμούκα, Πειραιάς, Τυπογραφία Ηλίου Χριστοφίδου, Η αγαθή τύχη, 1839, τόμος Α, σελ. 109 (από τον όρκο εμπιστοσύνης της Πελοποννησιακής Γερουσίας)
- ↑ [www.istoria.gr/mar03/2m03.htm Αφιέρωμα στο 1821, Η «Eλληνοπούλα» στον τάφο του Μάρκου Μπότσαρη], Μιχάλης Ν. Τσώλης, Περιοδικό Ιστορία, Μάρτιος 2003
- ↑ 1 2 Στέφανος Παπαγεωργίου, Από το Γένος στο Έθνος 1821-1862, ISBN 960-02-1769-6
- ↑ 1 2 [anemi.lib.uoc.gr/metadata/5/6/5/metadata-212-0000186.tkl Περί των Εκκλησιαστικών / Παρά Μιχαήλ Γ. Σχινά, πληρεξουσίου Πυλίας εν τη Εθνική Συνελεύσει], Εν Αθήναις, Εκ της Τυπογραφίας των Τεκν. Ανδρέου Κορομηλά, 1863, σελ. 1
- ↑ Τρύφων Ε. Ευαγγελίδης. [anemi.lib.uoc.gr/metadata/c/3/a/metadata-01-0001100.tkl Ιστορία του Όθωνος, Βασιλέως της Ελλάδος (1832-1862)]. — έκδοση 2η, Αθήνα: Αριστείδης Γ. Γαλανός, 1894. — P. 221.
- ↑ www.mnimon.gr/index.php/mnimon/article/download/186/212.pdf
- ↑ [anemi.lib.uoc.gr/search/?search_type=simple&display_mode=overview&stored_cclquery=creator=%28%CE%A3%CF%87%CE%B9%CE%BD%CE%AC%CF%82,%20%CE%9C%CE%B9%CF%87%CE%B1%CE%AE%CE%BB%20%CE%93.,%29&rss=0&number=10&keep_number=10&offset=1 Ψηφιακή Βιβλιοθήκη Νεοελληνικών Σπουδών Ανέμη]. Υπάρχουν εκεί τα πλήρη κείμενα
Отрывок, характеризующий Схинас, Михаил
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
