Схоларх

Схола́рх (греч. σχολάρχης) — глава школы.

В основном термин используется для глав философских школ в древних Афинах таких, как Платоновская Академия, первым схолархом которой был сам Платон. Он занимал положение главы школы около сорока лет, назначив своим преемником Спевсиппа. Последующие схолархи избирались членами Академии.

Список схолархов четырёх важнейших философских школ в Афинах эллинистического периода с приблизительными датами руководства школой, в порядке следования:

Академия	Ликей	Стоя	«Сад»
388—348 Платон 348—339 Спевсипп 339—314 Ксенократ 314—270 Полемон 270—265 Кратет Афинский 265—241 Аркесилай 241—225 Лакид 225—167 Телекл & Эвандр 167—165 Гегесин 165—137 Карнеад 137—131 Карнеад II 131—127 Кратет из Тарса 127—110 Клитомах 110—84 Филон из Лариссы	335—322 Аристотель 322—287 Теофраст 287—269 Стратон 269—225 Ликон 225-??? Аристон 2-й век до н.э.   Критолай ???-110 Диодор из Тира 58 г. до н.э. Андроник Родосский	300—262 Зенон Китийский 262—230 Клеанф 230—205 Хрисипп 205-??? Зенон Тарсийский ???-145 Диоген 145—129 Антипатр 129—110 Панетий	307—271 Эпикур 271—250 Гермарх 250—215 Полистрат 215—201 Дионисий 201-??? Василид   c. 175   Феспид ???-100 Аполлодор 100-75 Зенон Сидонский 75-70 Федр 70 – 51 Патрон

Литература

• Античная философия: Энциклопедический словарь. М., 2008. С.148-150. ISBN 5-89826-309-0 (ошибоч.)

Отрывок, характеризующий Схоларх

– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.