Публий Муций Сцевола (консул 133 года до н. э.)
| Публий Муций Сцевола Publius Mucius Scaevola | |
| Консул 133 до н. э., великий понтифик 130—115 до н. э. | |
|---|---|
| Смерть: | 115 до н. э. |
| Отец: | ?Публий Муций Сцевола |
| Дети: | Квинт Муций Сцевола |
Публий Муций Сцево́ла, также известен как Юрисконсульт (лат. Publius Mucius Scaevola, ум. 115 до н. э.) — древнеримский политик, историк, юрист. Консул 133 года до н. э., великий понтифик в 130—115 годах.
Представитель рода Муциев Сцевол, который дал Древнему Риму множество известных юристов. Был народным трибуном в 141 году до н. э., стал консулом 133 года вместе с Луцием Кальпурнием Пизоном Фруги. Нерешительно действовал во время трибуната Тиберия Гракха. Не исключено, что Сцевола был причастен к законопроектам Гракха: известно, что Тиберий с ним консультировался[1].
В 130 году до н. э. стал великим понтификом после смерти на этой должности своего брата, Публия Лициния Красса Муциана. Составил «Великие анналы» в 80 книгах[2], либо просто объединил уже созданные анналы в один свод и издал его.
Сцевола был автором книг по юриспруденции, которые в своё время активно использовались[3]. Он и сам был практикующим адвокатом. Цицерон, перечисляя ораторов II века до н. э., называет Сцеволу разумным и проницательным оратором[4]. Сцевола придерживался стоицизма, был учеником Панетия и членом собиравшегося при Сципионе Эмилиане кружка[5], а после смерти последнего выступил одним из основателей кружка влиятельной интеллигенции, в который входили также Аппий Клавдий Пульхр, Квинт Муций Сцевола Авгур, Луций Лициний Красс, Луций Аврелий Котта и другие[6]. Сцевола был известен как справедливый человек, и заявления относительно его несправедливости в суде вызывали ропот присутствовавших[7].
Известно, что Сцевола был мастером игр в мяч и в «двенадцать линеек»[8].
Напишите отзыв о статье "Публий Муций Сцевола (консул 133 года до н. э.)"
Примечания
- ↑ Плутарх. Тиберий и Гай Гракхи, 9
- ↑ [www.sno.pro1.ru/lib/kovalev/I/index.htm С.И. Ковалёв. Источники ранней римской истории / История Рима]
- ↑ Цицерон. Об ораторе, I, 56 (240)
- ↑ Цицерон. Брут, 108
- ↑ К. Куманецкий. История культуры Древней Греции и Рима. М., 1990. С. 231
- ↑ [www.centant.pu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2003/egorov.htm Егоров А. Муции Сцеволы, Лицинии Крассы и Юлии Цезари (римская интеллигенция и кризис конца I - начала II вв. до н.э.) // Мнемон. Вып. 2. СПб., 2003. С. 191-204]
- ↑ Цицерон. Об ораторе, I, 70 (285)
- ↑ Цицерон. Об ораторе, I, 50 (217)
Ссылки
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0003.001/740?rgn=full+text;view=image Публий Муций Сцевола (консул 133 года до н. э.)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
- [www.centant.pu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2003/egorov.htm А.Б. Егоров — Муции Сцеволы, Лицинии Крассы и Юлии Цезари (римская интеллигенция и кризис конца I - начала II вв. до н.э.) // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Под редакцией профессора Э.Д. Фролова. Выпуск 2. — Санкт-Петербург, 2003 — С. 191-204]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Публий Муций Сцевола (консул 133 года до н. э.)
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
