Украинский танец

Украи́нский та́нец (укр. украї́нський та́нець) — это народный или сценический танец разных регионов Украины. Народный танец (характерный танец) — фольклорный танец, который появляется на определённой территории и имеет определенные традиционные для данной местности и нации движения, ритмы, костюмы и т. п. Сценический танец, поставленный балетмейстером в профессиональном или самодеятельном коллективе для показа на сцене, может быть украинским, но уже не является народным, он является стилизованным народным танцем.

Фольклорные и сценические танцы

Фольклорные и сценические танцы имеют как общие, так и отличительные черты. Фольклорный танец — это стихийное проявление чувств, настроения, эмоций и выполняется в первую очередь для себя, а потом — для зрителя (товарищества, группы, общества). Фольклорный танец — это в первую очередь историческое явление, первопричиной появления фольклорного танца является обряд, обрядовые танцы — неотъемлемая часть любого ритуала. Сценический танец предназначен прежде всего для показа зрителю и может исключать любые элементы других стилей, сценических приёмов, акробатики. В украинском народном танце часто присутствует элемент соревнования: двух парней, парня с девушкой, или танцора с музыкантом. На сцене такое соревнование может быть сознательно поставлено хореографом, как элемент сюжета танца.

История

Первые танцы возникли как способ общения между людьми, и между людьми и богами. Танцевальные движения развивались также и вследствие имитации движений животных, птиц, а позже — жестов, которые отражали определённые трудовые процессы (например, некоторые хороводы). Первоначальный танец, как и песня, выполнял магическую роль, поэтому среди календарно-обрядовых танцев сохранилось чуть ли не больше всего архаических черт.

Древнейшими следами танцевального искусства на Украине можно считать рисунки трипольской эпохи, где изображены фигуры людей, которые одну руку кладут на талию, а вторую заводят за голову. Такие движения встречаются в современных танцах. Изображения танцоров и музыкантов есть на фресках Софийского собора в Киеве XI века. По мнению некоторых исследователей, серебряные фигурки человечков с Мартыновского клада IV века передают одно из танцевальных движений: в полуприседе с широко расставленными ногами и возложенными на бедра руками. Изображения танцев находим и во многих миниатюрах из древних летописей. Письменные сообщения о древних танцах дают нам летописцы, которые называют их «скакание и топтание», «гульба и плясание», «хребтом вихляние», «плясание и плескание». Летописцы-христиане называют такие действия «бесовскими», или «языческими». Это даёт определённые основания считать, что первобытные танцы были тесно связаны с древним богослужением.

Танцы как элемент обрядности

Об одном из остатков такого языческого обряда, который использовался в церковном богослужении на Волыни (1582), писал Ян Ласицький. Он сообщает о венчании, которое происходило около одиннадцати часов ночи. Молодых в церковь сопровождали свирельщики. После осуществления церковного обряда священнику подают чашу с медовым напитком, он отпивает её за здоровье молодых, затем передает молодожёнам, чтобы они допили священный напиток. Далее с головы невесты снимают зелёный венок и начинают его топтать — это означает прощание с девичеством. Тогда священник берёт молодых за руки и ведёт в танец, а все остальные, взявшись за руки, длинным рядом танцуют за ними. Этот своеобразный ритуал, завершается общими песнями и танцами с хлопками в ладоши. Как видно, к нам пришла запись удивительного сочетания христианского обряда с древним народоверским обычаем, который ещё помнили в XVI веке. Вероятно, в старые времена такую ​​же роль выполняли служители языческих культов.

Ритуальные танцы до сих пор бытуют в некоторых регионах Украины. Например, гуцульские танцы «Кругляк» и «Освящение зерна». По своей символике они сходны. Танец «Освящение зерна» выполнялся на Рождество сильными, здоровыми мужчинами: на белой плахте лежит зерно, вокруг него, взявшись за руки, танцуют в направлении движения солнца ритуальный танец, который даёт зерну магическую силу плодовитости. Далее освящённое таким образом зерно высыпают в подол хозяйки. Символика танца передаёт представление о мужской оплодотворяющей силе и женской — рождающей. Весной это освящённое зерно, перемешав с другим посевным зерном, хозяин посеет на ниву. Танец «Кругляк» выполняется также женатыми мужчинами при освящении пасеки. Топорики кладут по кругу, в виде солнца, зерно освящают в шапках, потом высыпают хозяйке в запаску. Этот ритуальный танец должен способствовать здоровью пчёл, хорошему медосбору. Поётся песня, «чтобы пчёлы были веселые». Звучат пожелания: «Дай Бог, чтобы пасека была такая величественная, как праздники были величественные». Освящённым зерном хозяева будут весной посыпать ульи, когда впервые будут выпускать пчёл.

Известные исследователи танца, классификации танцев

До сих пор этнографы не собрали и не описали на должном научном уровне все фольклорные танцы украинцев. Первые подробные описания танцев подали преимущественно литераторы в художественных произведениях: Григорий Квитка-Основьяненко, Иван Котляревский, Тарас Шевченко, Иван Франко, Иван Нечуй-Левицкий, Николай Гоголь, Марк Кропивницкий и другие. И хотя писатель не ставит своей целью научное исследование танца, однако описания танцевального искусства украинцев, сделанные довольно тщательно и с художественным мастерством, могут служить одновременно и ценным этнографическим материалом.

Среди исследователей украинского народного танца в XX веке можно назвать Василия Верховинца, Андрея Гуменюка, Андрея Нагачевского (Канада), Романа герасимчука и других. Классификации украинских танцев, предложенные исследователями, до сих пор не могут считаться совершенными. Первую классификацию предложил Василий Верховинец, поделив все украинские танцы на массовые, парные и сольные. Музыковеды классифицируют их по характеру музыкального сопровождения: гопаки, казачки, польки, мазурки, кадрили и т. п. Между хореографами бытует классификация и по названиям танцев: «Рыбка», «Кузнец», «Шевчики», «Горлица» и т. п. Андрей Гуменюк в книге «Украинские народные танцы» разделяет их на хороводы, сюжетные и бытовые.

Примечания

Культура   Украина

Отрывок, характеризующий Украинский танец

Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.