Съезд порабощенных народов России

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Съезд порабощенных народов (также Съезд народов России) (8(21)-15(28) сентября 1917 года) — форум представителей народов бывшей Российской империи, которые основали свои национальные организации и выступали за федеративно-демократический принцип устройства Российской республики, который прошел в Киеве в сентябре 1917 года.

Съезд был созван в Киеве по инициативе Украинской Центральной Рады с целью решить цивилизованным путем коренные национальные проблемы. «Золотым сном народов» позже назвал съезд Михаил Грушевский. На нём впервые в истории России представители разных национальностей попытались определить свою дальнейшую судьбу, принципы сожительства и историческую перспективу.

Съезд проходил в помещении Педагогического музея. В его работе приняли участие 92 делегата от украинцев, грузин, латышей, литовцев, эстонцев, евреев, белорусов, молдаван, казаков, бурятов, татар, крымских татар, тюркских и мусульманских организаций, Совета социалистических партий России, поляков. Временное правительство России представлял Максим Славинский, который возглавлял Особое совещание по провинциальной реформы. 8 делегатов-украинцев разных политических партий объединились на платформе национально-территориальной автономии.

Делегаты съезда отметили ведущую роль УкраиныК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2801 день] в переустройстве России на новых началах, поддержали её политический курс на автономию. В целом состав съезда отражал уровень тогдашней политической мысли, в которой идеи федерализма преобладали над самостийническими. Хотя федерализм для участников форума означал не отказ от национальной независимости, а самую целесообразную на то время форму её осуществления, не как конечную цель, а как важный этап на пути к федерации Европы и в будущем к федерации всего мира. Помимо литовцев и поляков, которые отстаивали полную государственную независимость Польши и Литвы, и еврейских делегатов, которые поднимали вопрос о создании еврейского государства в Палестине, остальные представителей национальных движений поддержала идею превращения бывшей «тюрьмы народов» на федеративную демократическую республику.

Одной из самых яркихК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2801 день] была речь Михаила Грушевского, председателя Центрального Совета и почетного председателя съезда. Он четко определил позицию украинской стороны и свою концепцию федерализма:

«Украина не идет через федерализм к самостоятельности, потому что государственная независимость лежит не перед нами, а за нами. Мы уже объединились с Россией как независимое государство и своих прав никогда не отрекались. … Мы не будем говорить, что мы любим русскую республику, потому что до этой поры мы от неё ничего хорошего для себя не видели. … Наши симпатии может приобрести тот „дворец народов“, который мы хотим сделать из России».

Важнейшим документом съезда стало постановление «О федеративном устройстве Российского государства», в которой осуждалась чрезмерная централизация законодательной и исполнительной власти, что тормозило развитие государства. Делегаты съезда постановили, что рядом с Всероссийским Учредительным собранием будут созваны краевые Учредительное собрание для установления форм отношений с центральными органами, а также форм внутреннего устройства автономной единицы. Постановление «Об общегосударственном и краевых языках» предоставляло равноправный статус национальным языкам. Общегосударственной признавалась Русский язык, в отдельных государствах, частях федерации — один или несколько краевых языков. Относительно школы, церкви и суда общегосударственный язык не должен был иметь никакого преимущества над другими краевыми языками.

Для практического решения задач национального и краевого автономно-федеративного строительства съезд избрал Совет народов с местопребыванием в Киеве. В основу формирования этого органа положен принцип равного представительства (4 члена от каждого народа, делегаты которого принимали участие в работе съезда). Организационное заседание Совета состоялось 16 (29) сентября 1917 года. Председателем избрали Михаила Грушевского, секретарем — Николая Любинского. Печатным органом стал журнал «Свободный союз» (вышло только два числа в октябре и ноябре 1917 года в типографии Украинской Центральной Рады). После Октябрьского переворота деятельность Совета прекратилась.



См. также

Источники и литература

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Съезд порабощенных народов России"

Отрывок, характеризующий Съезд порабощенных народов России

– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.