Сывороткин, Гавриил Маркович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гавриил Маркович Сывороткин
Род деятельности:

Петрозаводский городской голова

Дата рождения:

1794(1794)

Место рождения:

Петрозаводск, Олонецкая губерния

Подданство:

Российская империя Российская империя

Дата смерти:

30 января 1874(1874-01-30)

Место смерти:

Петрозаводск

Отец:

Марк Артемьевич Сывороткин (1766—1844)

Мать:

Ирина Саввична

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Гавриил Маркович Сывороткин (1794—1874) — российский общественный деятель, градоначальник Петрозаводска, купец.





Биография

Родился в купеческой семье. Вёл крупную торговлю продовольствием, владел озёрными и речными судами, выполнял подряды для нужд Олонецких горных заводов.

В 1826—1829 годах избирался ратманом, в 1829—1832 годах — бургомистр Петрозаводского городского магистрата.

В 1835—1837, 1847—1850 и 1865—1868 годах трижды избирался городским головой Петрозаводска.

С 1852 года — директор Олонецкого губернского тюремного комитета. С 1869 года — почётный мировой судья по Петрозаводскому уезду.

С 1870 года вплоть до кончины являлся гласным Петрозаводской городской думы.

Являлся блюстителем по хозяйственной части Олонецкой духовной семинарии, входил в попечительский совет Мариинской женской гимназии.

Дважды был награждён золотой медалью «За отличие» (1859, 1867).

Семья

Первая жена — Акелина Феофилактовна, урождённая Турыгина, вторая жена — Екатерина Фёдоровна. Сын Николай (род. 1840), дочери — Мария (1833—1875), Елизавета (род. 1836), Александра (род. 1841).

См. также

Напишите отзыв о статье "Сывороткин, Гавриил Маркович"

Литература

  • Кораблёв Н. А. Городские головы Петрозаводска (1778—1918). Биографический справочник / Н. А. Кораблёв, Т. А. Мошина. — Петрозаводск: Стандарт, 2008. — С. 26—29. — 82 с. — ISBN 5-87870-007-7.

Отрывок, характеризующий Сывороткин, Гавриил Маркович

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»