Сыма Гуан
Сыма Гуан — (кит. упр. 司馬光, пиньинь: Sīmǎ Guāng, 1019—1086) — китайский историк, философ, государственный деятель.
Содержание
Биография
Сыма Цзюнь-ши родился в городе Шаньчжоу уезда Ся (современная провинция Шаньси) в семье крупного сановника, в 1038 получил высшую ученую степень цзиньши. Занимал высокие посты в правительстве, был членом академии Ханьлинь.
Политическая деятельность
Сыма Гуан был идейным вождем так называемой «старой партии» (цзю дан) — группировки, противодействовавшей реформаторской «новой политике» (синь фа) Ван Аньши.
Сыма Гуан реформировал земельные отношения в Китае. Он сумел преодолеть аграрный кризис, длившийся с VIII века, путём сдачи в аренду императорских земельных владений и разделения крупных нерентабельных частных хозяйств. С этого времени Китай стал страной мелких арендаторов.
Философия
Главный создатель неоконфуцианства Чжу Си причислял Сыма Гуана к самым выдающимся мыслителям эпохи Северной Сун (960—1127) — «шести учителям» — наряду с Шао Юном, Чжоу Дуньи, Чэн И, Чэн Хао и Чжан Цзаем.
Сочинения
Основное сочинение — исторический труд «Цзы чжи тун цзянь» («Всеобщее зерцало, управлению помогающее»), написанный в соавторстве с Лю Шу, Лю Бинем и Фань Цзуюем, охватывает события с 403 до н. э. по 960 н. э. и носит назидательно-утилитарный характер. Главный философский труд — «Тай сюань чжу» ("Резюмирующий коммент. к «[Канону] Великого сокровенного», толкование на произведение Ян Сюна, 1 в. до н. э.- нач. 1 в.). Сочинения Сыма Гуана сведены в сборник «Сыма Вэньчжэн-гун цзи» («Собрание произведений Сыма — князя Культурной Правильности»), «Цзи гу лу» («Записи об учебе у древности») и др.
«Цзы чжи тун цзянь» Сыма Гуана был прокомментирован Чжу Си. Указанный труд стал образцом для последующих историков-конфуцианцев, в частности, для Ли Тао (12 в.), написавшего «Сюй Цзы чжи тун цзянь чан бянь» ("Материалы, продолжающие «Всеобщее зерцало, управлению помогающее»), Би Юаня (18 в.), редактора и составителя «Сюй цзы чжи тун цзянь» ("Продолжение «Всеобщего зерцала, управлению помогающего»), и др.
Характеристика мировоззрения
Натурфилософские воззрения Сыма Гуана складывались под влиянием учения Ян Сюна. Сыма Гуан считал Небо (тянь) главным управляющим природным началом, «отцом мириад вещей», награждающим за подчинение его «предопределению» (мин [1]) и наказывающим за попытки уклониться от него («Сыма Вэнь…», цз. 74). «Небесное предопределение» (тянь мин) тождественно человеческой «[индивидуальной] природе» (син [1]), в которой смешаны добро и зло и которая не может быть изменена («Тай сюань чжу», гл. «Сюань хэн»- «Взвешивание сокровенного»). В области учения о познании Сыма Гуан основывался на толковании понятия «гэ» («различение», «выверение»), входящего в бином «гэ у» («различение [выверение] вещей», см. У [3]) из конфуцианского памятника «Да сюэ», как «защиты» (хань), «обороны» (юй) сознания от внешних вещей: это помогает выходу в сферу «чистого мышления» (цзин сы) и постижению дао; эталон мудрости — «духовное сердце» (шэнь синь, см. Шэнь [1], Синь [1]) древних «совершенномудрых» (шэн [1]) правителей. Как политический мыслитель считал необходимым постоянное нравственное совершенствование правителей и моральное воздействие на них конф. ученых. Благосостояния и спокойствия в стране древние правители достигали тем, что не изменяли законов предков. Поэтому задача приближенных — оказывать поддержку государю в делах управления, а не заниматься преобразованиями. Реформы — практич. воплощение идей «низких людей» (сяо жэнь, см. Цзюнь цзы), стремящихся к выгоде, что противоречит конфуцианскому идеалу «долга/справедливости» (и [1]). Оспаривал программу реформ Ван Аньши с позиций защиты интересов частных земельных собственников, богатых торговцев и предпринимателей. Осуждал стремление реформаторов обогатить казну без увеличения налогов, за счет крупных торговцев. Доказывал взаимозависимость зажиточных и неимущих слоев населения: «богатые дают бедным взаймы, чтобы разбогатеть, бедные берут в долг у богатых, чтобы жить… они живут, поддерживая друг друга». Исходя из этого, выступал против системы государственных ссуд.
Напишите отзыв о статье "Сыма Гуан"
Литература
- Цзы чжи тун цзянь. Пекин, 1956;
- Лапина З. Г. Политич. борьба в средневек. Китае (40 — 70-е годы XI в.). М., 1970. С. 201 — 4, 223 — 30, 265 и др.
- Смолин Г. Я. Был ли Сыма Гуан антиреформатором?: (О новой тенденции в историографии) // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. СПб., 1995. Вып. 15. С. 160—177.
- Смолин Г. Я. «Записки о постижении былого» Сыма Гуана // XXIV Научная конференция «Общество и государство в Китае». Ч. 2. М., 1993. С. 164—169.
Отрывок, характеризующий Сыма Гуан
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…