Сыма Лунь

Сыма Лунь 司馬倫
император империи Цзинь
3 февраля — 30 мая 301
Предшественник:	Хуэй-ди
Преемник:	Хуэй-ди
Отец:	Сыма И
Мать:	супруга Бай

Сыма́ Лунь (кит. трад. 司馬倫, упр. 司马伦, пиньинь: Sīmǎ Lún, до 249 — 5 июня 301), взрослое имя Цзыи́ (кит. трад. 子彛) — цзиньский полководец, узурпатор трона империи Цзинь. В связи с кратковременностью правления в традиционный список императоров Цзинь не включается.

Биография

Был самым младшим из сыновей Сыма И, когда регентами царства Вэй были его братья Сыма Ши и Сыма Чжао — получил ряд титулов низкого ранга. После того, как в 265 году его племянник Сыма Янь основал империю Цзинь, получил титул Ланъе-цзюньвана (琅邪郡王). Занимал ряд гражданских и военных постов, но ничем особенным себя не зарекомендовал; несколько раз был обвинён в преступлениях, но каждый раз император его прощал. В 277 году получил титул Чжао-вана (赵王).

При императоре Хуэй-ди был поставлен во главе войск в провинциях Циньчжоу (восток современной Ганьсу) и Юнчжоу (центр и север современной Шэньси), однако его плохое управление привело к восстанию ди и цянов. Сыма Лунь и его главный военный советник Сунь Сю были отозваны в Лоян, где Сыма Лунь стал доверенным лицом императрицы Цзя Наньфэн.

В 299 году императрица Цзя смогла организовать лишение Сыма Юя титула наследника престола. В 300 году по наущению Сыма Луня императрица Цзя организовала убийство Сыма Юя, но Сыма Лунь воспользовался этим для организации дворцового переворота: он арестовал её, вырезал её родственников и приближённых, а её саму вынудил совершить самоубийство.

Сыма Лунь стал регентом при умственно неполноценном императоре Хуэй-ди, однако ему пришлось разделить власть с Сунь Сю; так как сам Сыма Лунь был глуп и невежественен, то Сунь Сю стал фактическим правителем государства. Весной 301 года Сыма Лунь по наущению Сунь Сю заставил Хуэй-ди передать трон себе и дал Хуэй-ди почетный титул удалившегося от дел императора (太上皇); при этом Хуэй-ди был помещён под домашний арест, а его наследник Сыма Цзан — казнён.

Опасаясь трёх князей — Ци-вана Сыма Цзюна, Чэнду-вана Сыма Ина и Хэцзянь-вана Сыма Юна — Сунь Сю послал к ним в помощники своих доверенных лиц. Сыма Цзюн отказался выполнять требования посланника Сунь Сю и поднял восстание с целью восстановления на троне Хуэй-ди. Сыма Ин, Чаншаский Ли-ван Сыма Ай и Синье-гун Сыма Синь поддержали восстание. Сыма Юн поначалу послал генерала Чжан Фана на помощь Сыма Луню, но затем перешёл на сторону восставших. Чиновники в Лояне также восстали, захватили Сыма Луня и вынудили его издать эдикт о возвращении трона Хуэй-ди. После этого Сыма Лунь был принуждён к самоубийству, а дети Сыма Луня, а также Сунь Сю и другие его приближённые — казнены.

Источники

• Л. Н. Гумилёв «Хунны в Китае» // в сб. «История народа хунну» — Москва: Институт ДИ-ДИК, 1997. ISBN 5-87983-066-2
• «Цзинь шу», цзюань 4 [www.guoxue.com/shibu/24shi/jinshu/jinshu_004.htm]

Отрывок, характеризующий Сыма Лунь

Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.