Сын полка

Сын полка (Дочь полка) — ребёнок, обеспечиваемый необходимым для его жизни воинской частью. Он может быть зачислен в списочный состав воинского подразделения и поставлен там на довольствие или же такие дети «…содержались в действующей армии за счёт основного состава, и сведения о них, как правило, не отражались в учётной документации». Термин получил широкое распространение в СССР в годы Великой Отечественной войны.

Происхождение термина

По одной из версий, выражение «сын полка» появилось в русском языке задолго до Великой Отечественной войны и по всей вероятности, связано с названием комической оперы итальянского композитора Гаэтано Доницетти «Дочь полка» (1840 год.). Кроме того, позднее Редьярд Киплинг написал рассказ «Дочь полка». Во время Великой Отечественной войны термин получил распространение по-видимому после выхода в свет повести в 1945 году «Сын полка» В. П. Катаева. До этого применялось название «воспитанник».

История

Подобная традиция существовала в русской армии с давних времен. В России ещё в XVIII веке, в каждой воинской части был один, по меньшей мере, юный барабанщик, а на каждом корабле — несовершеннолетний гардемарин. Известно, что в годы 1-й мировой войны в некоторых русских частях также были свои воспитанники.

Новый виток развития институт «сынов полка» получил с началом Великой Отечественной войны. В регулярных частях РККА пополнение в рядах юных воинов появлялось тремя путями. Во-первых, бойцы воинских подразделений подбирали детей, оставшихся без попечения родителей в ходе боевых действий. Это могли быть как сироты, так и просто потерявшиеся дети. Во-вторых, в советских частях нередко были случаи, когда родители, занимающие командные должности, один или оба, проходя службу в подразделении, привозили на передовую детей, полагая, что так для ребёнка будет безопасней, нежели в тылу. В-третьих, пополнение происходило и за счёт детей, убежавших из тыла на фронт и удачно добравшихся до передовой.

На флоте те же самые дети именовались юнгами.

Дети, которые вели боевые действия в составе партизанских отрядов, а также были задействованы в подпольной деятельности, строго говоря воспитанниками воинской части не являлись, поскольку не находились на обеспечении воинской части или же находились на обеспечении партизанского отряда, который по ряду причин не может рассматриваться как часть регулярной армии.

По данным Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации, во время Великой Отечественной войны было 3500 юных фронтовиков в возрасте до шестнадцати лет. В это число не вошли юные герои подполья и партизанских отрядов. Очевидно, что цифра занижена, поскольку нередко командиры не афишировали наличие у себя в подразделении ребёнка.

Дети оставались в регулярной части с разрешения командира подразделения, нередко втайне от вышестоящего командования. Юный солдат мог остаться в части и с разрешения лиц командного состава, которые вносили его в список части и ставили на довольствие. В этом случае ребёнку выдавалось обмундирование; могло быть выдано и личное оружие.

Большинство из сыновей полка просто выполняли различные хозяйственные функции в подразделении. Однако немало среди них принимали непосредственное участие в боевых действиях: юные разведчики, пехотинцы, танкисты, юнги и даже 14-летний лётчик Аркадий Каманин В действующей армии служили и «дочери полка», так например на 3-м Украинском фронте служила юная санитарка Вера Белякова, десяти лет от роду, воевала 14-летняя пулемётчица Маша Щербак, спасла от взрыва госпиталь в Бернау 13-летняя санитарка Валя Таран, начавшая свою службу в 10-летнем в возрасте в Керчи.

Многие юные солдаты были награждены орденами и медалями. Самым юным сыном полка, награждённым боевой наградой, стал, вероятно шестилетний Сергей Алешков, воспитанник 142-го гвардейского стрелкового полка 47-й гвардейской стрелковой дивизии. 8 сентября 1942 года он был подобран полком в Ульяновском районе тогда Орловской области. По некоторым данным под Сталинградом он спас командира, под обстрелом позвав на помощь и приняв участие в откапывании заваленного блиндажа с командиром полка и несколькими офицерами. 18 ноября 1942 года был ранен. Приказом № 013 от 26 апреля 1943 года был награждён медалью «За боевые заслуги». В соответствии с этим приказом награждён за то, что «своей жизнерадостностью…вселял бодрость и уверенность в победе».

Имели место случаи, когда в советских частях сыновьями полка становились польские, словацкие и даже немецкие дети. Имеются также и примеры и обратных ситуаций: так в 2009 году в Германии вышла книга воспоминаний Алекса Васильева «Дитя войны из России». Книга повествует о том, как деревенский мальчик с Новгородчины стал сыном немецкого полка. Вместе с полком он прошел всю войну, затем оказался у американских властей, а потом на всю жизнь остался в ФРГ.. Немецким артиллерийским полком, стоявшим в 1942 году в 20 километрах от Демянска был «усыновлён» Саша Хорев, который был полностью экипирован, одет в немецкое обмундирование, имел солдатскую книжку, получал продовольственную карточку и табачный паёк. Более того, он даже съездил в отпуск в Германию с одним из унтер-офицеров полка.

Начиная с ноября 1943 года несовершеннолетних планово начали отзывать из действующей армии, многих из них отправили на учёбу в суворовские и нахимовские училища. Однако немало сынов полка продолжило свою службу в действующей армии и дошли со своими частями до Берлина.

Международный правовой статус

На сегодняшний момент, в соответствии со статьёй 14 Женевской конвенции 1949 года дети в возрасте до 15 лет должны быть ограждены от действий войны, и исходя из этого, можно сделать вывод, что такие дети не должны принимать участия в боевых действиях.

Современность

В современной России возрождение института воспитанников воинских частей началось в конце 1990-годов когда по негласному приказу министра обороны маршала Игоря Сергеева было рекомендовано более активно помогать мальчишкам, оставшимся без родителей. Неофициально воспитанников начали брать ещё в 1995 году. Так в воинских частях появились сыны полка и более того, в ряде частей появились целые детские подразделения.

С 1999 года зачисление воспитанников в воинские части приобрело легальный статус. В соответствии с частью 3 статьи 24 Федерального закона от 24 июня 1999 года № 120-ФЗ «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» дети-сироты и дети, оставшихся без попечения родителей, могут заноситься в списки воинских частей в качестве воспитанников с согласия указанных несовершеннолетних, а также с согласия органов опеки и попечительства. Порядок такого зачисления определяется «Положением о зачислении несовершеннолетних граждан Российской Федерации в качестве воспитанников в воинские части и обеспечении их необходимыми видами довольствия» утверждённым Постановлением Правительства России от 14.02.2000 № 124. Воспитанниками могут быть дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, мужского пола в возрасте от 14 до 16 лет, являющиеся гражданами Российской Федерации. Они обеспечиваются всеми необходимыми видами довольствия, а также им выплачивается ежемесячное денежное содержание в размере оклада по воинской должности по 1-му тарифному разряду, установленному для военнослужащих, проходящих военную службу по призыву, и ежемесячное пособие в размере указанного оклада.

19 мая 2001 года увидел свет приказ Министра обороны России № 235 «О мерах по выполнению в Вооруженных Силах Российской Федерации Постановлений Правительства Российской Федерации от 14 февраля 2000 г. № 124 и от 21 сентября 2000 г. № 745», которым установлен перечень соединений и частей, куда разрешено принимать воспитанников и установлено предельное количество воспитанников в части — 8 человек.

Известные лица — сыны (дочери) полка и юнги

• Агапкин, Василий Иванович — в конце XIX века воспитанник 308-го Астраханского батальона, впоследствии композитор, автор марша «Прощание славянки»
• Алёшков, Сергей Андреевич — самый юный участник Сталинградской битвы, сын 142-го гвардейского стрелкового полка 47-й гвардейской стрелковой дивизии.
• Быстрицкая, Элина Авраамовна — во время войны работала в госпитале. Удостоена звания «Сын полка».
• Гречихин, Павел Кириллович — с марта по ноябрь 1943 года сын полка 1008-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка, впоследствии старшина милиции, «самый честный милиционер России», которому установлен памятник в Белгороде
• Иванов, Виктор Петрович — воспитанник 577-го гаубичного артиллерийского полка, ординарец комиссара полка, впоследствии капитан 1-го ранга, известный детский писатель, член Союза писателей России.
• М. К. Кексгольмская, во время Русско-турецкой войны была случайно найдена и подобрана русским солдатом рядом с умирающей матерью, и в дальнейшем удочерена Кексгольмским гренадерским полком.
• Кузнецов, Евгений Андреевич — в 1942—1943 годах воспитанник зенитной батареи, впоследствии генерал-лейтенант, первый генерал среди выпускников суворовских училищ, член Союза художников СССР.
• Макаренко, Михаил Янович — советский коллекционер, галерист и предприниматель, активно участвовавший в диссидентском движении.
• Макушева, Светлана Павловна — воспитанница штаба 4-й воздушной армии, с 14 лет (1941—1944) участник боевых действий. После войны преподаватель английского языка в Львовском университете, доцент, кандидат филологических наук, начальник кафедры Черноморского Высшего военно-морского ордена Красной Звезды училища им. П. С. Нахимова в Севастополе.
• Петраш, Юрий Григорьевич — советский и российский исламовед
• Пикуль, Валентин Саввич — юнга Северного флота, впоследствии известный писатель
• Раков, Исаак Платонович, (Иван Солнцев) — воспитанник 8-го гвардейского артиллерийского полка, возможный прототип Вани Солнцева из повести «Сын полка» В. П. Катаева
• Эфраим Севела (Ефим Евелевич Драбкин) — в годы Великой Отечественной войны служил в составе противотанковой артиллерийской бригады, впоследствии писатель, сценарист и кинорежиссёр;
• Смирнов, Юрий Павлович — номер миномёта 292-го миномётного Кировоградского полка. После войны — почётный гражданин г. Заполярного, старший геолог сверхглубокой скважины СГ-3 в Заполярном, доктор геолого-минералогических наук, действительный член Нью-Йоркской Академии наук (1996), член-корреспондент РАЕН (1997).
• Суржиков, Иван Николаевич — в годы Великой Отечественной войны денщик К. К. Рокоссовского, впоследствии певец, Заслуженный артист РСФСР
• Топчиян, Марлен Еновкович — служил в аэродромных частях, впоследствии профессор, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник ИГиЛ.

В кинематографе

Малолетние французские барабанщики фигурируют во время атаки французов при изображении битвы при Ватерлоо в художественном фильме Сергея Бондарчука "Ватерлоо".

См. также

• Дети-солдаты
• Дочь Кексгольмского полка

Ссылки

• [zateevo.ru/?section=page&action=edit&alias=rasskazsynpolka Фотографии сынов полка]
• [waralbum.ru/14203/ Сын полка Володя Тарновский ставит автограф на колонне Рейхстага]

Отрывок, характеризующий Сын полка

Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.