Сыромятная кожа

Сыромя́тная кожа (сы́ромять — сыромя́ть, сыромя́тина [простореч.]) — кожевенный материал древнейшего способа выделки. Производится путём разрыхления структуры кожи с фиксацией этого состояния жирующими веществами. Была повсеместно распространёна, но в настоящее время практически вытеснена дублёными кожами. На Руси название «сыромятная кожа» известно по письменным источникам с XVI в. Кожевники, специализировавшиеся на выделке сыромяти, назывались «кожемяки» (это также вообще кожевники) и «сыромятники». Одновременно существовало другое распространённое название — «мячина» (от слова мять). Кожевники соответственно назывались «мешинники».

Виды сыромятной кожи

Сыромятная кожа может сохранять шерсть, иметь гладкую лицевую поверхность или быть похожей на замшу. У разных народов существует (или существовало) множество способов кустарного или промышленного производства сыромяти и соответствующих традиционных названий материала. В России производились следующие виды сыромяти: скреблёная (скоблёная, скоблёнка), хлебная (русская), квасцовая (венгерская, немецкая), пикельная, зольно-хлебная, намазная, молочная, дымлёная, мороженая, зольно-глюкозная, спиртовая. В основном она применялась при производстве ремней, завязок, конской сбруи, узды, шлеи, путлищ, побочин.

Сыромятную «замшу», изготовляемую кожевниками народов Севера, Сибири и Северной Америки, в российской этнографии принято обозначать словом «ро́вдуга». Этот термин известен ещё из грамоты 1586 г. «Ровдуга» или «ровдога» (арханг., колымск.) происходит от саамского roavggo — полость саней из шкур. Другое старинное название оленьей или козьей сыромятной замши, «ирха», было известно в Сибири и Новгороде. В Новгороде её изготовлением занимались особые кожевники — «ирешники». В Архангельской губернии употреблялись также слова «вежь» (от вежить или очищать кожу) и «мездрянка» (от мездрить). Также в России безлицевую сыромять из кожи лося или оленя называли «лосина». У донских казаков белая сыромять с лицом носит название «кислина».

На Западе эту кожу чаще всего называют «оленья кожа» (англ. buckskin, deerskin), так как первоначально это действительно всегда была кожа оленя. Часто встречается и другой термин — «кожа мозгового дубления» (англ. brain tanning). Более грубую сыромять с лицевой поверхностью называют просто — «необработанная кожа» (англ. rawhide, raw hide). Имеются и другие традиционные названия. В Северной Америке также используется слово французского происхождения для обозначения жёсткой кожи индейской выделки — «парфлёш» (фр. parflèche, англ. parfleche).

Народы Сибири изготовляли сыромять также из рыбьей кожи, из которой делали и нитки. Аналогично используются горла (трахеи) и пищеводы собаки, нерпы, чайки. Их используют для аппликаций. В Северной Америке также известно применение рыбьей кожи. Сыромять делают и из кожи змеи. В Европе было распространено производство сыромятных пуховых шкурок птиц.

К сыромяти относятся также кожи, специально выделанные для письма, — пергамент и веле́нь.

Использование

Полоски из сыромяти разных видов могли применяться для привязывания каменных и других орудий (топоров, скребков и т. д.) к рукояткам, начиная со среднего каменного века, так как она имеет свойство сжиматься при высыхании.

Из мягкой сыромяти шили обувь. Причём применяли как замшевидную (мокасины), так и более плотную лицевую сыромять (древнерусские поршни и их же аналоги у других народов Южной и Восточной Европы, а также Средней Азии и Кавказа) или же меховую (унты). Также мягкие виды сыромятной кожи применялись для изготовления одежды. В первую очередь это касается кожаной одежды охотничих и оленеводческих народов Севера и Сибири (см. парка). То же и в Северной Америке, где коренные американцы применяли одежду из «оленьей кожи» (англ. buckskins) (которая была также популярна, например, у белых охотников) (см. также плащ из шкуры бизона). Исключением являлась лосина, которая в России XVIII — нач. XX вв. шла на некоторые предметы воинского гардероба. Отсюда и название штанов — «лосины».

Кроме одежды, из мягкой сыромяти делали ремни, верёвки и множество других предметов быта. Из скрученных сыромятных ремешков (лент) изготавливали также тетиву для луков, в том числе и на Руси.

Грубая, толстая сыромять идёт в шорное производство и на изготовление кнутов, нагаек и арканов. Она использовалась в кожаных доспехах, а также для покрытия деревянных щитов, так как явлется более ударопрочной, чем дублёная кожа. Особо выделанную rawhide или parfleche широко использовали североамериканские индейцы при изготовлении одноимённых парфлёшей — сумок в виде конвертов и других форм для хранения пеммикана, а также других продуктов и вещей, футляров для головных уборов, подошв мокасин, ножен, поясных ремней, щитов.

Сыромятная кожа в современности

Ещё сохранилось её использование в сфере традиционных культур и ремёсел, а также в технике. Жёсткая сыромять всё ещё применяется в шорном деле, а также используется в ортопедических изделиях. Из сыромятных ремней и ремешков делают простые и мягкие лыжные крепления, обмотку на клюшках для игры в хоккей с мячом, сшивки для транспортёрных лент. Также из сыромятной кожи делают «кости» и другие лакомства для домашних собак.

Некоторое количество кожи мозговой выделки выпускается в странах Запада и в Турции для нужд лёгкой и галантерейной промышленности. Она довольно дорога, производится вручную и известна под традиционным названием «оленья кожа» или «кожа мозгового дубления». Хотя такое коммерческое название могут давать и дублёным кожам, имеющим соответствующий внешний вид.

Свойства

Основное свойство сыромятной кожи — это то, что при её производстве не применяется процесс дубления. Но в отличие от сырой кожи (необработанная кожа, сырица), она проходит больше этапов обработки. Дублёную кожу превосходит своей пластичностью. При этом существует как ровдуга, соответствующая по своим качествам замше или лайке, так и толстые, и более плотные виды сыромяти.

Некачественно выработанная сыромять после намокания или со временем может потерять изначальную мягкость и даже ороговеть, как сырая кожа. От этого сыромять предохраняет наличие в ней определённого количества жира, оставшегося после выделки, и дымового дёгтя в дымлёных изделиях. Некоторые изделия, ради сохранности, время от времени подвергают дополнительному жированию, смазке дёгтем и дымлению. После этих операций сыромять приобретает кремовый, желтоватый или разной интенсивности коричневый цвет.

Для улучшения качества, сыромять иногда подвергают лёгкому дублению. Это достигается при окрашивании оленьих кож ольховой корой в рыжевато-бурый цвет, смачивании слитым чаем или отварами других дубильных растений.

Более уязвима белая сыромять. Особенно если она ещё и не пропитана жиром. Одежда из такой кожи имеет ряд недостатков, так как может не только затвердеть после намокания, но и легко загрязняется. Индейцы для чистки одежды из белой кожи используют белую глину. Для отбеливания кожи также выставляют на солнце. Толстая сыромять тоже нередко остаётся белой.

Изделия из сыромятной кожи также красят, разрисовывают, наносят горячее тиснение и используют для разнообразных видов вышивки.

Свойством сыромяти является то, что, промокнув, она «раскисает», то есть становится несколько осклизкой на ощупь. Это проявляется в разной степени, в зависимости от способа выделки. Сыромятная кожа не имеет специфического запаха, который свойственен для кож промышленного дубления. В зависимости от метода обработки, она имеет свежий мясной запах или запах жира, которым пропитана. Сильно пахнет продымленная кожа. Неприятный запах издаёт сыромять, пропитанная дёгтем или ворванью. Важным свойством сыромятной кожи является то, что она остаётся фактически всё той же сырой кожей, то есть вполне съедобным продуктом. Поэтому в трудных ситуациях вещи из неё варили и ели. Дублёные кожи для этого гораздо менее подходят из-за содержащихся в них химикатов и более долгой варки.

Не все из существующих видов сыромятных кож принято называть сыромятными. Это можно объяснить следующим образом. Если расположить в ряд кожи разных способов выделки, где в начале будет сырая кожа, затем сыромятная без каких либо пропиток, а на другом конце — кожи дублённые самыми сильными химикатами, то, что естественно, между ними будут располагаться промежуточные способы выделки. Разница между всеми способами заключается в способности пропитывающих веществ создавать слабые или более сильные связи с коллагеновыми волокнами дермы, и в обратимости этих связей. Поэтому, чем труднее вымыть эти вещества и вернуть кожу в первоначальное состояние, тем больше причин называть кожу дублёной. И наоборот. В реальности же название во многом зависит от сложившейся традиции.

Выделка

Все способы выделки сыромяти имеют примерно один план: мездрение шкуры; обезволашивание (если требуется); различные способы пропитки кожи нужными веществами (не для смягчения, как часто представляют, а для разрыхления и предотвращения последующего слипания коллагеновых волокон); сушка с одновременным или последующим разминанием. Иногда пропитку и сушку заменяет вымораживание и затем, если надо, проводится жирование. Для сыромяти типа ровдуги чаще ещё проводится финальная операция — дымление.

Обезволашивание

Обезволашивание или дернение, то есть удаление волоса, можно разделить на два основных способа: с сохранением лица и с удалением лица. В первом случае волос удаляется примитивными способами (сбривается, выщипывается, подпаливается); сгоняется химически (например, раствором гашёной извести, сернистого натрия или древесной золы); используется процесс ферментации при квашении или же просто достигается разложение волосяных луковиц, например, при оставлении шкуры на некоторое время в тепловатой воде. При втором способе волос соскабливается или срезается вместе с лицевым слоем. Возможно и совместное применение этих методов.

Пропитка

Традиционно для пропитки при производстве сыромятной кожи используют жиры (в том числе, ворвань), печень и мозг животных, же́лезы (селезёнка), крепкий отвар из костей, рыбий и мясной отвар, рыбью икру, содержимое желудка животного, молочные продукты (простокваша, айран), яичный желток, разведённые водой гнилушки, отруби, нефть, олений помёт и старую человеческую мочу. Полярные охотники на морского зверя используют для пошива обуви шкуры тюленей, после того как они обработаются в солёной воде, длительное время послужив в качестве поплавков. Сыромятную тетиву для лука можно изготовить, замочив её в свежей крови животного. Для птичьих шкурок применяют посыпание картофельным крахмалом.

В русских методах выделки применяют кислые квасы или кисели из муки и отрубей. Такую кожу ещё называют «полусыромятью» или «квашеной кожей». При производстве так называемой «венгерской сыромяти» используются квасцы (квасцевание). Квасцевание применяют после киселей или как отдельный метод. Существует ещё один современный вариант выделки — пикелеванием, при котором применяются нейтральные соли (поваренная соль) и слабые растворы различных кислот (серной, уксусной, муравьиной).

Разминание

Важным этапом является разминание (мятьё) (для тонких кож — потягивание), вручную или методом топтания. При этом часто используются простейшие приспособления (протаскивание через верёвку, через кол с острым ребром, использование мялки «беляк», протаскивание ремней через лещади или донскую мялку). Применяются и простые механические приспособления (например, использование приспособления наподобие пасти животного, выкручивание на специальном станке с использованием силы инерции или использование донской мялки на конной тяге). Есть и такой старый метод как жевание зубами (народы Севера), при котором к тому же участвуют ферменты слюны. В России ремни из сыромяти проходили процесс «посадки», путём протаскивания их через па́рные палочки с прямоугольными вырезами. За счёт чего они калибровались и приобретали нужный профиль. На донской мялке и во время посадки ремней кожи обильно жируются.

Дымление

Дымление (копчение) насыщает кожу дёгтем, который предохраняет её от затвердения, способствует консервации, благодаря наличию в нём формальдегидов и придаёт окрас. За редким исключением, дымлению подвергают только тонкие виды сыромяти. Его производят или в специальном помещении, или просто сшивая кожу в трубу или мешок и подвешивая её над тлеющим огнём. Качество дымления может снижать образование складок на коже, попадание на неё снега или капель воды, а также слишком сильный или коптящий огонь. Последнее устраняют, исключая смолистые породы дерева и используя гнилушки.

Традиционные названия

• Азербайджанский: ген, кен (gön, gȫn, kön), букв. — выделанная (кожа); xam göndən, букв. — сырая выделанная (кожа).
• Английский: rawhide, букв. — сырая (то есть сырьё), необработанная, грубая; buckskin, deerskin, doeskin, букв. — оленья кожа; brain tanning, букв. — мозгового дубления; bridle leather — уздечная кожа; fat-tanned leather — кожа дублённая жиром; taw — выделывать кожу без дубления.
• Белорусский: сырамяць (-ці — женск.) — сыромять.
• Болгарский: sыromyaty — сыромять, sыromyatnaya кожи — сыромятная кожа.
• Древнетюркский: qoγїš, qoγuš (от qoγša- — смягчать).
• Испанский: cuero crudo, cuero en verde, cuero no curtido, crudo, sin adobar, cuero sin curtir.
• Итальянский: cuoio (conciato) alľolio — кожа, выделанная маслом; cuoio conciato in allume — кожа, выделанная квасцами; non conciato — не дублёная, pelle f non conciata, pellame m grezzo.
• Казахский: қайыс — сыромятный, сыромять; қайыс тері — сыромятная кожа; иленбеген тері — невыделанная кожа; шикі — недоделанная, сырая кожа; шылғи — недостаточно выделанная кожа, сыромятина.
• Киргизский: чийки, чылгый, жаш кайыш, шири (сыромятная копчёная кожа крупного скота, идёт на изготовление посуды, применялась для пыток).
• Немецкий: Rohhaut, rohleder — сыромятная и сырая кожа, Hirschleder — оленья кожа, weißgares Leder — белая кожа; weißgegerbtes Leder — белая кожа; Weißleder — белая кожа (кожа для сбруи квасцового дубления и жированная салом, вырабатываемая в Венгрии); Seremetleder — сыромятная кожа; Alaunleder — кожа, выдубленная квасцами.
• Делавары: àskxès (-ni) — rawhide, xèsii (-na) — кожа.
• Россия: лима́рщина — сыромять в Новороссии; молочный ремень — самая тонкая, прочная сыромять, выделанная на простокваше; дымле́нина (камчатс.) — продымленная оленья кожа; вежь (архангельс.) замша (возможно, сыромятная); ирга, и́рха (калужс., новоросс.) — козлиная или овечья замша (возможно, сыромятная), и́рха (сибирск.) — оленья, лосиная, баранья, козья шкура, выделанная сыромятной замшей; лоси́на, лосица — лосиная кожа, обычно в виде замши (сыромятной); мездря́нка — замша, кожа мягкой, толстой, рыхлой выделки (видимо, сыромять); мячина, мячильная, мячинная, мятильная или мяхчильная кожа (XVI—XVII вв.), отсюда — мешинник; мякотна́я (кожа) (сибирс.) — замша, оленина замшевой выделки (видимо, сыромять); половинка (восточносибир.) — шкура изюбра, лося, косули, иногда и медведя, выделанная на замшу (видимо, сыромять), полость замшевая; ро́вдуга, ра́вдуга, ро́вдога, ровду́га (в том числе, сибирск.) — оленья, лосиная, баранья, козья шкура, выделанная сыромятной замшей; мандарка (чукчи, эскимосы, коряки, алеуты) — лицевая сыромять белого цвета из кожи нерпы (иногда красится).
• Санти дакота: ta-há-sa-ka — жёсткая сыромять, taha и ha kpaŋyaŋpi — выделанная кожа.
• Татарский: ж чи каеш — сыромять.
• Тувинский: шири — плотная сыромятная кожа.
• Турецкий: ham deri.
• Украина: сириця, лимарщина — сыромять; шкіра-сириця — сыромятная кожа; сирицевий, сиром’ятний; лимарство — производство изделий из сыромяти; кушнірство — производство мехов, в том числе, и сыромятных.
• Финский: mäntti, mänttinahka.
• Французский: cuir ďœuvre, non tanné, cuir tanné au graisse, cuir vert.
• Чешский: mazaná holina, tukem vyčištěná holina, holina — сыромять.
• Чокто: tvlhko — buckskin.
• Шайенны: vó'kaehevôtse, vó'aehevôtse, мн. ч.: vó'kaehevotôtse — мягкая кожа оленя или вилорога.
• Шведский: råhud — сыромятная кожа и сырая кожа.

См. также

• Жирование
• Кожевенное производство
• Копчение
• Мокасины
• Пикелевание
• Рыбья кожа
• Сырая кожа

Литература

• Антропова В. В. Культура и быт коряков. — Л.: Наука, 1971.
• [www.yamalarchaeology.ru/index.php?module=subjects&func=viewpage&pageid=78&newlang=ru Алексашенко Н. А. Кожевенное производство на Ямале (археология и этнография) // Уральский исторический вестник. — Екатеринбург, 2002. — № 8. — С. 184—198.]
• Арбузов С. В. Производство сыромяти. — М.: Гос. научно-техническое изд-во литературы по лёгкой промышленности, 1957.
• Веретенников И. Н., Фельдман Я. Г. Выделка сыромяти. — М.: Гос. изд-во местной промышленности РСФСР, 1944.
• Зуев В. Ф. Материалы по этнографии Сибири 18 в. — М. — Л., 1947.
• История и культура нанайцев. Историко-этнографические очерки. Коллект. монография. — СПб.: Наука, 2003. — С. 130, 131, 229, 230. — ISBN 5-02-027073-3.
• Кочешков Н. В. Декоративное искусство народов Нижнего Амура и Сахалина XIX—XX вв.: Проблемы этнических традиций. — СПб.: Наука, 1995. — С. 19. — ISBN 5-02-027382-1.
• [www.gnezdovo.com/uploads/documents/Kurbatov.pdf Курбатов А. В. Кожевенное сырьё, техническое обеспечение его выделки и сортамент кож средневековой Руси // Stratum plus. — 2010. — № 5. — С. 169—218].
• Малинова Р., Малина Я. Прыжок в прошлое: Эксперимент раскрывает тайны древних эпох / Пер. с чеш.. — М.: Мысль, 1988. — С. 76—78. — ISBN 5 244 00188 4
• Медведев А. Ф. [www.archeologia.ru/Library/Book/5538bb172039/Info Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел) VIII—XIV вв. // Археология СССР. Свод археологических источников. — М.: Наука, 1966. — Вып. Е1—36.] — С. 14, 15.
• Методика производства сыромяти из шкур лося. — М.: ЦНИИТЭИ Легпром, 1970.
• Морган Л. Г. Лига ходеносауни, или ирокезов / Пер. с англ. — М.: Глав. ред. восточной лит. изд-ва «Наука», 1983. — С. 189.
• Народы Америки / Под ред. А. И. Ефимова, С. А. Токарева — Т. I // Народы мира: Этнографические очерки. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1959.
• Потапов Л. П. Особенности материальной культуры казахов, обусловленные кочевым образом жизни // Сб. МАЭ. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1949. — Т. XII.
• Прыткова Н. Ф. Одежда хантов // Сб. МАЭ. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1953. — Т. XV.
• Семёнов С. А., Коробкова Г. Ф. Технология древнейших производств: мезолит — энеолит. — Л.: «Наука», Ленинградское отд., 1983. — С. 135—190.
• Скорняжное дело: Практическая книга для крестьян, фермеров, современных кустарей, охотников, заготовителей и всех кто хочет знать это старинное и доходное ремесло. Советы по ремонту, переделке меховых изделий и уходу за ними / Сост. В. Бродов, В. Викторов, М. Козельский — 4-е изд., дополненное. — М: Воскресенье, 1998. — ISBN 5-88528-113-0.
• Смоляк В. Г. Народные художественные ремёсла Приамурья // Сельскому учителю о народных художественных ремёслах Сибири и Дальнего Востока: Книга для учителя / Сост. Т. Б. Митлянская. — М: Просвещение, 1983. — С. 114, 115.
• Соколова З. П. Путешествие в Юргу. — М.: Мысль, 1982. — С. 29, 31, 69, 70, 104, 105.
• Уорд Фред До свидания, кри… // Вокруг света. — 1975. — № 12.
• Хойхин А. И. Выделка юфти и сыромяти на немеханизированных заводах промкооперации. — М.: КОИЗ, 1944.
• Чубарова Л. И. Выделка шкур традиционным народным способом // Сельскому учителю о народных художественных ремёслах Сибири и Дальнего Востока: Книга для учителя / Сост. Т. Б. Митлянская. — М: Просвещение, 1983. — С. 231—233.
• Laubin R., Laubin G. The Indian Tipi: Its History, Construction, and Use — Second Edition. — Norman, London: University of Oklahoma Press, 1989. — P. 73—91. — ISBN 0-8061-2236-6.
• Steltzer Ulli. Indian Artists at Work. — Vancouver, 1976. — P. 123.
• Wissler Clark. North American Indians of the Plains. — N. Y.: American Museum of Natural History, 1927. — P. 57—62.

Ссылки

• [www.modnaya.ru/library/009/013.htm Выделка меховых шкур]
• [crow-indians.narod.ru/material/parfleshe/6.htm Изготовление жёсткой сыромяти (rawhide / parfleche)]
• [ktsservis.ru/kozha-syromyatnaya-gost-1562-69 Кожа сыромятная ГОСТ 1562—69]
• [www.nmai.si.edu/searchcollections/results.aspx?catids=1&objtypetxt=parfleche&src=1-5 Коллекция парфлёшей] (англ.)
• [www.modnaya.ru/library/009/055.htm Русская выделка сыромятных кож], [store-room.ucoz.ru/index/vydelka_syromjatnykh_kozh/0-309]
• [honeygarden.ru/animals_and_birds/horses/1.php Сбруя для лошади — изготовление]
• [www.piterhunt.ru/Library/skornyajnoe_delo/1/6.htm Стоит ли кустарным способом выделывать кожу?]
• Сыромять // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.classes.ru/all-russian/russian-dictionary-Efremova-term-106823.htm Сыромять в словарях]
• [www.culturemap.ru/?region=166&subtopic=45&id=3665 Традиционная технология выделки оленьей шкуры (долганы)]
• [www.filintrade.ru/articles/24-lari-belits-mozgovaya-vydelka-shkur-kak-eto-delayut-siu Belitz L. Мозговая выделка шкур. Как это делают Сиу]
• [www.filintrade.ru/articles/27-mable-morrow-indejskaya-syromyat Morrow M. Indian Rawhide (Индейская сыромять)]

Отрывок, характеризующий Сыромятная кожа

– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]