Сьерра, Хусто

Хусто Сьерра Мендес (исп. Justo Sierra Méndez; 26 января 1848, Кампече, — 13 сентября 1912, Мадрид) — мексиканский политический и литературный деятель. Член группы сьентификос.

Получил юридическое образование, преподавал историю в подготовительной школе. В 1905—1911 годах Сьерра Мендес занимал пост министра образования и изящных искусств в правительстве Порфирио Диаса. С 1912 года состоял в должности посланника в Испании.

Придерживался либерально-позитивистских взглядов. В 1902 году Сьерра провозгласил лозунг «мексиканизации познания», призывая восстановить историческую роль метиса как специфически мексиканского типа, имевшего важное значение для процесса образования нации. В своей исторической концепции Сьерра старался освободиться от навязанных ранее схем, найти специфические закономерности развития страны.

Наиболее известные произведения Хусто Сьерры — «Национальная история Мексики» и «Политическая эволюция мексиканского народа» — в которых он отразил патриотизм мексиканцев, их борьбу с иностранными захватчиками в период Американо-мексиканской войны и Англо-франко-испанской интервенции, и важную роль президента Бенито Хуареса в этой борьбе.

Источники

• Сьерра Хусто — статья из Большой советской энциклопедии.
• Историография нового времени стран Европы и Америки / Отв. редактор И. С. Галкин. — М.: Изд-во Московского Университета, 1967. — С. 617. — 670 с.
• Кутейщикова В. Н. Мексиканский роман: формирование, своеобразие, современний этап. — М.: Наука, 1971. — С. 104. — 335 с.

Отрывок, характеризующий Сьерра, Хусто

– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.