Цудзии, Такаси

Такаси Цудзии
辻井 喬
Род деятельности:	прозаик, поэт
Годы творчества:	с 1955 года
Дебют:	«Шаткое утро» (不確かな朝, 1955)
Премии:	премия Номы </br>премия Таками Дзюна</br>премия Танидзаки</br>премия Хирабаяси

Сэйдзи Цуцуми (яп. 堤 清二 Цуцуми Сэйдзи, 30 марта 1927 года — 25 ноября 2013 года) — японский предприниматель, меценат и общественный деятель, известный в литературе как поэт и писатель под псевдонимом Такаси Цудзии (辻井 喬). Своей жизнью и творчеством представляет собой редкий пример плодотворного слияния высокой гуманитарной культуры и карьеры предпринимателя-новатора.

Биография

Родился в 1927 году в Токио в семье крупного предпринимателя-олигарха Ясудзиро Цуцуми, основателя концерна «Сэйбу». Пережив разочарование в нравственных ценностях, насаждаемых отцом, и испытывая неприязнь к моральному разложению соответствующего круга, вскоре после начала учёбы на экономическом факультете Токийского университета в знак протеста вступил в Коммунистическую партию Японии, став видным активистом её молодёжной ячейки, параллельно участвуя в студенческих додзинси. Двусмысленность отношений с отцом, его отторжение и в то же время попытки понять, впоследствии станут одним из лейтмотивов творчества Цуцуми, найдя своё логическое завершение в «Портрете отца» (2004). В 1951 году окончил Токийский университет. Перенесённый в те годы Цуцуми туберкулёз лёгких способствовал сближению с отцом и возобновлению казалось бы уже разорванных отношений. После выздоровления Цуцуми стал работать личным секретарём отца, бывшего в то время спикером палаты представителей японского парламента В те же годы начал пробовать себя в поэзии. В 1954 году поступил на службу в супермаркет, принадлежавший концерну отца, начав тем самым свою деловую карьеру. Назначение Цуцуми на должность директора супермаркета в 1955 году совпало с публикацией первого сборника стихов «Шаткое утро» (不確かな朝), напечатанного под псевдонимом Такаси Цудзии. Известность Цудзии-поэту принёс сборник «Чужестранец» (異邦人), удостоенный литературной премии Муро Сайсэя. С тех лет и до сегодняшних дней он продолжает вести двойную жизнь предпринимателя Цуцуми и поэта Цудзии.

После смерти отца в 1964 году его «империю» унаследовал не Цуцуми, как ожидалось многими, а его сводный брат Ёсиаки. Событиям этих во многом переломных для Цуцуми лет посвящена повесть «Пора колебаний» (彷徨の季節の中で, 1969), ставшая его первой прозаической работой. В результате принятия ряда нетривиальных и прозорливых решений в 1970-е годы Цуцуми постепенно выдвинулся в число центральных фигур японского финансового мира: им были созданы новаторская сеть народных универмагов и круглосуточных дежурных магазинов, фонд культуры «Сэзон», инвестиционные компании, сети отелей, меценатское объединение крупнейших торговых и промышленных фирм, направленных на финансирование искусства, и др. Деятельность Цуцуми того периода запечатлена в автобиографической повести «Самая обычная весна» (いつもと同じ春, 1983, премия Хирабаяси).

Начало 1990-х, сопровождавшихся экономическим кризисом, сменившим годы бурного роста, ознаменовало смещение приоритетов: от Цуцуми-предпринимателя в пользу Цудзии-литератора. В 1992 году вышел поэтический сборник «Ультрамарин, мой намёк» (群青、わが黙示, премия Таками). За ним последовала повесть «Радуга на мысе» (虹の岬, 1994, премия Танидзаки), где вновь в автобиографичных тонах Цудзии обратился к теме многогранности человеческой природы. Своего рода итоговой работой Цудзии-писателя стала книга «Портрет отца» (父の肖像, 2004, премия Номы). В 2005 году был награждён Императорской премией Японской академии искусств. Продолжал активно публиковаться до смерти 25 ноября 2013 года. Выпущенный в 2009 году сборник «Наброски к автобиографии в стихах» (自伝詩のためのエスキース) был удостоен Премии поэтов гэндайси.

Творчество

Поэтическое творчество Цудзии пронизано интенсивной рефлексией над событиями прошлого, включая память о войне и своей революционной юности. Поэтика отличается амбивалентностью образов и сложным переплетением японской художественной традиции с завоеваниями экспериментальной западной поэзии XX века. Цудзии направлен на осмысление многомерности действительности и пытается нащупать понимание собственной роли и судьбы в её неразрывной взаимосвязи с устройством вселенной.

Издания на русском языке

• Цудзии Такаси. Постоянство памяти / Пер. А. Долина. — СПб.: Гиперион, 2003. — 240 с. — ISBN 5-89332-072-7.

Литература

• Долин А. А. История новой японской поэзии. Т.3: Грани модернизма. — СПб: Гиперион, 2007. — С. 188—190. — ISBN 978-5-89332-137-1.

Ссылки

• [www.saison.or.jp/ Официальный сайт фонда культуры «Сэзон»] (яп.)
• [www.hyperion.spb.ru/index.php?view=book&id=89 Официальная страница издания поэзии Цудзии на сайте «Гипериона»]

Отрывок, характеризующий Цудзии, Такаси

– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.