Курода, Сэйки
| Курода Сэйки | |
| 黒田 清輝 | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Стиль: |
Импрессионизм, ёга |
Курода Сэйки (яп. 黒田 清輝, 22 июля 1856 — 15 июля 1924) — влиятельный японский художник периода Мэйдзи, один из пионеров и популяризаторов «живописи в западном стиле» (яп. 洋画 ё:га). Родился в семье самурая из клана Симадзу; в 1871 году его официально усыновил двоюродный дядя с целью сделать его своим наследником. В 1884 году Сэйки едет во Францию, где начинает изучать юриспруденцию, но впоследствии оставляет это занятие ради искусства. Учителем Сэйки во Франции был художник-академист Рафаэль Коллен. По возвращении в Японии Курода Сэйки стал одним из активных популяризаторов западного искусства на родине. В 1896 году получил пост директора в новообразованном Отделении западной живописи в Токийской школе изобразительных искусств (предшественнице Токийского университета искусств). В 1920 году, за четыре года до своей смерти, получил место в Палате пэров Японии, унаследовав от своего отца титул виконта (сисяку). Два года (c 1922 и до своей смерти в 1924 г.) был президентом Имперской академии художеств (ныне Японская академия искусств).
Стиль, в котором работал Курода, формировался под значительным влиянием как импрессионизма, так и академизма.
Наиболее известные работы
- «Майко» (1893)
- «У озера» (1897, серебряная медаль на Всемирной выставке 1900 года в Париже)
- Триптих «Мудрость — Впечатление — Чувство» (1900)
Галерея
- Kuroda Raspberries.jpg
Малина
- KURODA Sunny day.jpg
Ясный день
- WitheredField(Grez).jpg
Высохшее поле
- Kuroda-seiki-kohan00-6-1b.jpeg
У озера
- Wisdom Impression Sentiment - Triptych.jpg
Триптих (Мудрость, Впечатление, Чувство)
Напишите отзыв о статье "Курода, Сэйки"
Примечания
Отрывок, характеризующий Курода, Сэйки
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
